Читать интересную книгу История новоевропейской философии - Вадим Васильев

Ну, вот сейчас я отпущу ручку, она упадет, да? Все мы в этом уверенны. Если я отпущу, то упадет. Уверены. А теперь скажите: а …, опять‑таки, что — то похожее у нас с памятью в эксперименте было…, ведь мы можем нарисовать образы будущего, того, что произойдет, когда я отпущу ручку: она может взлететь, она может превратиться в две ручки, может поменять цвет, правда? Все что угодно может быть. Вот вы можете ясно и отчетливо представить себе эти модели будущего, но один вы предпочитаете. Почему? Сначала на такой вопрос ответим, феноменологический чисто: что значит это предпочтение, что значит, что мы верим в то, что она упадет? Чем ряд падающей ручки отличается от других перцептивных рядов, проектируемых нами в будущее?

— Ну, это то единственное, что мы видели всю свою жизнь.

Нет, речь не об этом пока. Речь идет не об основаниях Речь идет о том, что вы предвосхищаете несколько возможных вариантов, один из них вы выбираете. На каком основании? Т. е. не на каком основании, там ориентируясь, сейчас мы об этом скажем, а чем вот он уже выбранный вариант как бы отличается внутренне от других.

— Он уверен, что он самый истинный…

А что значит истинен? А что это значит? Вот в этом вопрос, что значит, что мы думаем, что так произойдет? Казалось бы, ну совсем уж я спрашиваю какие‑то предельные вопросы, которые нельзя задавать. Но тем‑то Юм и отличается, что он, как бы, в очевидных вещах видит серьезные проблемы. Это действительно проблема. Вы говорите: мы думаем, что так произойдет. А что значит, что думаем, что так произойдет?

— Мы можем только предполагать, что она упадет, в будущем.

Да, но вот Вы так предполагаете. Вы можете нарисовать себе этот образ. Вот она летит — летит и падает, так? Можете нарисовать себе, как она взлетает. Чем эти образы отличаются?

— Действием психологическим. Мы испытаем шок, если она полетит.

Ну, это потом будет, а сейчас.

— Первый образ подкреплен какой‑то памятью…

Вот когда Вы так говорите, Вы объясняете почему мы выбираем, а когда мы уже выбрали, вот в чем это отличие выбранного образа будущего от невыбранного. Уже выбрали вы, неважно на каком основании, уже выбрали.

В принципе все, что было сказано Вами и Вами — верно. Но тут действительно надо подобрать просто адекватный термин. Юм признается, что это сложно, но действительно кроме яркости этот ряд падающей ручки, психической яркости. Нет ничего другого, что отличало бы его от всех других образов и рядов. Проделайте еще раз этот эксперимент, вдумайтесь в эту ситуацию, и мы, я думаю, согласимся с Юмом. Вот такой простой момент, вот эта яркость ожидаемых впечатлений. да и из‑за этой яркости мы говорим, мы ожидаем, что ручка упадет. Когда мы это говорим: что «ожидаем» мы уже предполагаем этот ряд, вариант будущего более ярко нами представляемый. Это значит, что мы ожидаем, это и значит, что мы верим. Вера есть ничто иное, как яркое представление.

Тут Юм несколько градаций яркости перечисляет. Сейчас уже время суммировать.

Итак, впечатление — это первичный источник яркости психической. Далее идеи памяти — они идут на втором месте по яркости. На третьем месте по яркости идут идеи веры. Идеи, сопровождаемые верой — в третьей степени. Ну, и, наконец, в четвертой — это уже отсутствие всякой яркости — это вымыслы воображения, как бы не соотнесенные не помещенные в никакие временные ряды, вот так вот отвлеченно от реальных темпоральных ситуаций представленные.

Теперь поговорим о том, зачем мы выбираем именно этот ряд. Почему мы считаем, что ручка упадет. Вы говорили: прошлый опыт. Но. это верно, конечно, но только здесь Юм как настоящий картезианский философ, подчеркиваю, он ничего не оставляет без доказательств. Надо доказывать, что это прошлый опыт, что мы видели как все это раньше происходило. А может быть, мы можем априори, спрашивает Юм, заключить к тому, что ручка упадет? Даже, допустим, если вы, в первый раз оказались на Земле, впервые видите ручку, — можете априори, да? Вот вопрос сложный. Давайте подумаем.

— Ну, есть предмет, который мы вообще никогда не видели, мы его опускаем и он все равно падает. и мы никогда не видели раньше, как этот предмет падает.

Хорошо.

— Может и предмета не видели… Но рассуждаем по аналогии… Т. е. есть опыт всех других предметов.

Понял. Значит рассуждение по аналогии. Но мы его тоже отбрасываем. Это не априорное суждение, аналогия основывается на прошлом опыте. А говорю о том: априори можно? Допустим, что вы видите ручку в первый раз, и вообще никаких предметов, вот ваш первый опыт. Но может быть, вы почувствовали как бы. ощущение тяжести у вас есть.

— Нет, тогда.

Нельзя, да? Но вот высказаны интересные мнения, но согласитесь, что какое‑то разделение их произошло, все‑таки. Какая‑то у нас есть неуверенность здесь. Поэтому надо доказать. Доказательство опять же очень просто. Юм просто доказывает, он не высказывает мнение, что мы не можем, например. Он хочет, чтобы везде было аподиктически доказано все.

Доказательство очень просто, (как вот в том случае): если бы можно было априори доказать, что, допустим, будет с этим предметом в следующий момент времени, то тогда это знание носило бы демонстративный характер. Так? Все демонстративно доказуемое таково, что противоположное ему не представимо и невозможно. Если мы можем представить себе больше, нежели один образ будущего, то это сразу же, автоматически, исходя из этих предпосылок означает, что доказать априори, что будет именно то, а не другое нельзя. А мы можем представить (мы это только что делали), что ручка не только упадет, но и взлетит. Все! Достаточно четко представить, что ручка взлетит, чтобы сказать: будущее не выводимо, т. е. недоказуемо будущее этого предмета поведение априори. Так?

Идем дальше. Раз априори нельзя понять, что будет делать, условно говоря, предмет, то, значит, апостериори мы приходим к убеждению, что ручка упадет. Что значит «апостериори»? На основе опыта. В каком смысле на основе опыта? Мы видели падение предметов в прошлом, да?; и заключаем, что и этот предмет упадет. Все прекрасно, так и происходит. Но, подождите, — говорит Юм, всматриваясь своим микроскопом, — здесь есть и дополнительное звено. В прошлом‑то мы видели, как падает предмет, но, а речь‑то идет не о прошлом, а о будущем. О том, почему мы считаем, что в будущем упадет. Откуда мы знаем, что будущее тождественно прошлому? Т. е. это умозаключение из опыта действительно происходит и действительно на основе прошлого опыта, мы верим, что ручка упадет, но на каком основании мы переносим прошлое на будущее. Есть аргумент? Опять давайте разбирать: может ли такой перенос прошлого на будущего, быть основан на опыте, методично спрашивает Юм. Вот эта формула: «будущее тождественно прошлому» — истинность этой формулы, можно получить из опыта, на основании опытных заключений? «Нет», прекрасно, так сказать, отвечает Юм. Да потому, что сам опыт.

— Прошлого уже нет…

С одной стороны, да. Но он тут все сводит даже к логическому кругу, верно конечно. Он говорит, что из опыта нельзя получить (чтобы уж совсем отточено здесь было), из опыта нельзя получить знание о том, что знание будущего тождественно прошлому, потому что сами заключения из опыта основываются на тождестве прошлого и будущего. И мы тем самым попадаем в круг в таком случае, если пытаемся из опыта доказать истинность этого принципа. Круг, который, как известно, не является на деле никаким доказательством, логический круг. Отбрасываем. Значит, из опыта недоказуем этот принцип.

Теперь смотрим: а априори можно доказать, что будущее тождественно прошлому?

— Нет.

Нет, конечно. Мы уж с вами научены. Если можно априори доказать, что будущее тождественно прошлому, значит нельзя представить, что будущее изменится и будет в будущем «порядок природы», как говорит Юм иной, нежели в прошлом. Но ясно и отчетливо это представить можно, значит априори доказать тождество прошлого и будущего нельзя.

Значит ни априори оно недоказуемо и ни апостериори. Нельзя вывести. А, тем не менее, этот принцип работает у нас и более того, если бы не было этого переноса прошлого на будущее, мы бы ничего не могли предвидеть, как Вы говорили. Мир бы оказался совершенно бессмысленным для нас. Потому что я уже говорил, что смысл мира задается ожиданием. А ожидание базируется на переносе прошлого на будущее, которое вообще ниоткуда не дедуцируемо.

Вот в такой ситуации Юм оказывается, и что же он говорит в таком случае? Если бы он был скептиком, он бы развел руками здесь, сказал: «все»! Ну, он тоже такие иногда делает пассажи, но в целом он говорит: если не разум и не опыт, значит, какая‑то третья способность действует здесь у нас. И главная функция этой способности оказывается как раз в том, чтобы переносить прошлое на будущее. Что же это за способность? Воображение. И вот этот перенос прошлого на будущее, осуществляемый воображением, есть ни что иное, как действие привычки. В этом и состоит привычка как первоначальный принцип человеческой природы, до которого Юм как раз вот доходит редуктивным путем, обратите внимание, он берет конкретные ситуации и редуцирует их условия к вот этому первоначальному принципу, используя при этом ни какие‑то наблюдения, а доказательства — вот, что особо любопытно. В позднейших вариантах феноменологии, обратите внимание, реализовывался, как правило, бездоказательный метод. Т. е. вот Гуссерль, скажем, он чисто дескриптивный феноменолог. Он даже гордится тем, что выбросил доказательства из своей философии, а Юм по сути дела является первооткрывателем феноменологических дедукций. Вот любопытную вещь он сумел найти. Обычно доказательства философские реализовывались не в области исследования модусов перцептивной жизни. Доказательства требовались, когда, например, надо было удостовериться в бытии Бога, допустим, в том, что у мира есть начало, в том, что душа продолжит существование после отделения от тела. Тут нужны были доказательства, а сфере исследования как бы установок обыденной жизни их никто не применял, а Юм применил и получил интересные результаты.