Читать интересную книгу История новоевропейской философии - Вадим Васильев

Так что договорились, — есть впечатления, и есть идеи. Но не этим ограничиваются юмовские, так сказать, новации, не только терминами. Он, классифицирует впечатления — непосредственные данные чувств, — он различает два их вида: «впечатления ощущения» и «впечатления рефлексии». Вот здесь я хочу вас призвать, чтобы не смешивать юмовские впечатления рефлексии с локковскими идеями рефлексии. Такой соблазн может возникнуть. Это разные вещи. Под впечатлениями ощущения Юм понимает то, что и Локк понимает под идеями ощущения, т. е. это данные пяти чувств, условно говоря, связанные с органами чувств. А вот, в то время как под идеями рефлексии Локк понимал представление о формах деятельности нашего ума, Юм понимает под впечатлениями рефлексии эмоциональную сторону человеческой жизни: аффекты, переживания, страсти, желания, — это попадает у него под впечатления рефлексии. Если для Локка, скажем, идея рефлексии была идеей ощущения как способности, то у Юма никак идея ощущения как способности не скопирована с впечатления рефлексии, соответствующим, с таким же именем. В данном случае не важно, здесь сравнение большой роли не играет, просто надо помнить, что здесь не совпадает.

И вот, Юмом была обнаружена определенная механика в возникновении, в последовательном возникновении идеи впечатления. Сначала порождаются идеи ощущения. Например, вы видите какой‑то предмет, условно говоря, апельсин. Вы едите его, когда вы его едите, у вас возникают вкусовые ощущения, — да это тоже впечатление ощущения: и зрительный образ апельсина и вкус его, переживаемый вами, — это впечатление ощущения. Вы запоминаете этот вкус, как Юм говорит: с впечатления снимаются копии и эти копии, ничто иное, как идеи памяти, идеи уже. Потом вы воспроизводите эти идеи, которые хранятся у вас до определенного момента в памяти. И вы вспоминаете не только образ, так сказать, вид апельсина, но и его приятный вкус, у вас возникает желание опять его поесть, так сказать, опять соприкоснуться с этим прекраснейшим фруктом. Вот это желание, которое у вас возникает, это впечатление рефлексии. Таким образом… да и если это желание достаточно сильное вы опять получаете этот фрукт, опять у вас возникает впечатление ощущения. Вот так круг замыкается. Итак:

впечатления ощущения,

1. идеи,

2. впечатления рефлексии,

3. впечатления ощущения.

— Желание, вызванное памятью — это…?

Желание, которое возникает, стремление — это впечатление рефлексии. Желание выливается в волевые действия, если вы их осознаете, как волевые импульсы — это тоже впечатления рефлексии; действия, конечно, ваши по добыванию этого фрукта вы можете ощущать и получать какие‑то впечатления и ощущения, но это неважно. Важно то, что элементарный психологический цикл проходит эти упомянутые мною фазы: в промежутке между двумя впечатлениями ощущения лежат идеи и впечатления рефлексии.

Эта элементарная структура послужила Юму основанием для композиционных решений. Вначале, первым делом, надо говорить (в «Трактате о человеческой природе», в котором все это говорится), надо говорить о впечатлениях ощущения, потом об идеях, потом о впечатлениях рефлексии. Ну, о впечатлениях ощущения он отказывается подробно рассуждать, потому что конкретные процессы возникновения впечатлений ощущения, или попросту ощущений связаны с физиологическими какими‑то реакциями, которые не являются, не принадлежат, так сказать, епархии философии. Это дело не философа — исследовать физиологию ощущения. Юм четко совершенно обрубает все нити, которые ведут от философии к конкретной науке. Он исключительно тонко чувствует эту границу между философией и конкретными науками. Тут могут быть самые разные гипотезы, он прекрасно понимает, а философия не должна быть гипотетической наукой. В ней все должно быть достоверно.

Поэтому приходится начать с учения об идеях. Эту часть метафизики он называет логикой, или учением о познании. И она и составляет первую книгу трактата. А вторая книга трактата — это учение о впечатлениях рефлексии — аффектология (хотя этого термина у Юма нет).

Теперь идем дальше. Мы уже знаем, что идеи скопированы из впечатлений. Все простые идеи, подчеркивает Юм, простые идеи возникают из впечатлений (сложные, конечно, не все, это понятно — можно химерические образы создать, которым ничто в ощущениях не соответствует). Именно так звучит или должна звучать правильно истолкованная формула, идущая от Аристотеля и подхваченная Локком: «нет ничего в разуме, чего не было бы в опыте». Другой смысл здесь в нее вкладывать нельзя, вот только такой. А внутренние ли эти впечатления, внешние ли, есть ли врожденное знание или нет — это крайне двусмысленная тема, говорит Юм. Все зависит здесь от определения терминов. Он объявляет эту проблему врожденного знания — псевдопроблемой, имеющей терминологический характер.

Ну, все казалось бы гладко, еще только осталось определить различие, внутреннее различие между идеями и впечатлениями кроме их вторичности, а вот если так их сопоставить непосредственно: есть какая‑то разница между ними, феноменологическая? Юм отвечает: есть, и заключается она в яркости. Впечатления ярче идей, идеи это тусклые копии. Ну, понимаете, то, что идеи — копии, на них непосредственно не написано, поэтому важен другой, вот этот критерий яркости. Действительно нет же штампа на наших идеях: «это копия чего‑то», значит они должны как‑то внутренне отличаться, а не референциально только от впечатлений. И это внутренне различие задается яркостью.

Все хорошо. Возникает, однако, ряд серьезнейших проблем, которые могут показать, насколько скользкая это как ни странно область и, с другой стороны, насколько при внешней как бы очевидности нетривиальные вещи здесь Юм говорит. Ну, самая простая проблема, которая здесь возникает, связана. по порядку расскажу, несколько их перечислю. Ну, самая простая связана с определением яркости — а, что, собственно, имеется в виду под яркостью? Впечатление — яркая перцепция, идея — тусклая. Какая яркость? Ну, вот если, допустим, вы вспоминаете о солнце, — солнце же яркое, правда, же? Значит, это очень яркое воспоминание, значит оно — впечатление? Ну, тогда получается, что вообще о солнце вспомнить нельзя, ни о каком другом ярком предмете нельзя вспоминать, потому что по определению яркая перцепция — это впечатление, а воспоминание относится к области идей. Или, например, входите вы в комнату, где тускло — тускло горит лампочка и видите ее — это тусклая очень лампочка, значит это уже не впечатление, а идея, да? Вот такие вот возникают сразу же коллизии. Юм их разрешает, правда, его решение здесь не слишком многословно оформлено, но ясно, тем не менее, что речь идет о психической такой яркости, а не о физической, разумеется.

Т. е. речь идет о яркости самого душевного акта, о восприятии, а не о его содержании. Хотя физическая яркость, можно доказать, что она, (и Юм тоже это как‑то чувствует, хотя тоже вот об этом как раз он тоже не очень подробно говорит), но иногда она влияет. Скажем, бывают такие случаи, можно четко зафиксировать, что, к примеру, если музыка очень тихо звучит, то иногда мы не можем понять, воспроизводим ли мы ее в воображении или мы слышим ее. Т. е. говоря, … особенно если мелодия эта хорошо знакома… и можно даже такой эксперимент провести: тихо — тихо запустить, вы начинаете слушать, подхватываете ее, и потом если выключить этот тихий — тихий источник музыки, вы будете продолжать ее слышать. К чему это, о чем это говорит в терминах Юма? Значит, если мы воображаем мелодию, то это идеи, ряд идей; если слышим, то это впечатления; если музыка слабо играет, то именно в физическом смысле слова ее перцепции, условно говоря, слабы, тусклы. И вот видите, иногда это может приводить действительно к смешению — слабость, содержательная слабость перцепций заставляет нас колебаться, и мы уже не понимаем: то ли это ощущение, то ли идея; то ли впечатление, то ли идея?

Юм и сам не отрицает пограничных случаев. Он говорит, что воображение иногда до такой степени как бы заряжает идеи яркостью, что они начинают приниматься за реальность, т. е. за впечатления. Так бывает и во сне. Ну, сон особая ситуация, но так бывает и в пограничных случаях. И в то же время он высказывает тезис о том, что ни одна, даже самая яркая идея не может сравниться с впечатлением по своей яркости. Стоит задуматься над этой формулировкой. Если ее не считать тавтологией просто какой‑то, то, все- таки Юм считает, что, как правило, это психологическая яркость душевных актов при воспроизведении образов и при восприятии их настолько четко разниться, что мы без труда можем их различить. А исключения лишь подтверждают правило.

Это один вопрос, одна проблема здесь — весьма непростая, если философски подходить к ее решению. Второй вопрос, Юм четко на этот раз уже проговаривает — это знаменитая проблема градаций цвета — его мысленный эксперимент, который породил целую бурю откликов, особенно в немецкой философии того времени. Иоганн Тетенс, к примеру, не один десяток страниц в своем грандиозном трактате, о котором я вам рассказывал, исписал, разбирая подобные случаи. Ну, и много других, даже у Канта, хотя он не принимал этот случай, отголоски в лекционных записях того времени, когда он как раз изучал трактат Тетенса, там есть. А уж в современной литературе вообще этот пример стал каноничным.