час, когда корабль окажется над западным побережьем Африки, на другом конце света. Если тормозной двигатель откажет, то обречет космонавта на медленную смерть – обреченный человек будет заперт в одиночестве на орбите. Так нерасчетная орбита вдруг поставила его в очень опасное положение.
Но пока космонавт пребывал в эйфории и несся над территорией СССР на восток, а на командном пункте его маршрут отмечали маленьким красным флажком на школьной карте. Сам Гагарин не имел понятия о том, что оказался слишком высоко. На борту его корабля не было приборов, которые могли бы показать ему это. И никто не собирался ему об этом говорить.
29
Следующие 32 минуты
12 АПРЕЛЯ 1961 ГОДА, УТРО
Гжатск, 180 км к западу от Москвы
Отец Юрия Гагарина Алексей в то утро тоже находился в пути, правда, путешествовал он пешком. Чтобы пройти полями 12 км от Гжатска до Клушино, ему потребовалось бы больше времени, чем его сыну, чтобы облететь вокруг света. Конечно, Алексей ничего не знал об этом. В Клушино, где когда-то жила его семья, у него было дело. Он помогал со строительством совхозного Дома культуры. Утром его жена Анна собрала ему с собой простой обед – вареные яйца, хлеб, несколько картофелин. Она смотрела, как он уходит с плотницким ящиком в руке и топором за поясом. Работа должна была занять почти целый день, и домой Алексей должен был вернуться только к вечеру[531].
Дорога давалась нелегко, ведь Алексею было уже под 60. Весенняя распутица от тающего снега и льда наступила в том году рано. Главная улица Гжатска была похожа на настоящую реку черной грязи, которая налипла на сапоги Алексея, когда он еще только пустился в путь. По крайней мере, утро обещало быть ясным. На небе не было ни облачка. Было еще холодно, но вовсю пахло весной. Анна вдыхала весенний воздух в своем саду и радовалась. Она очень любила это время года, когда все вокруг дышит свежестью и все впереди. Скоро надо будет кормить поросят, цыплят и кроликов, которых они держали за домом. Но сначала она приготовила завтрак для дочери Зои и внуков, 11-летнего Юры и 14-летней Тамары. Тамаре скоро пора отправляться в школу. Зоя уйдет позже, она работает в местной больнице во вторую смену. Юра проведет день дома и будет тихо заниматься уроками.
Анне всегда было спокойнее, когда вся ее большая семья находилась рядом. Двое из трех ее сыновей тоже жили в Гжатске: старший Валентин с женой Марией и ребенком – в соседнем доме, Борис тоже жил по соседству. Только Юрий – сын, ставший летчиком-истребителем, был далеко, а сейчас даже не у себя дома в подмосковном поселке Чкаловском. Она знала об этом, потому что в последний раз, когда они разговаривали, Юрий сказал ей, что должен скоро поехать в командировку. «Далеко?»[532] – спросила тогда она. «Очень далеко», – ответил он. Но она, конечно, не стала спрашивать, куда именно он едет.
В 9:21, через 14 минут после старта, Гагарин вышел из зоны связи с «Зарей-2» – наземной станцией в сибирском Колпашево. Еще в 4500 км восточнее находилась «Заря-3» – третье и последнее звено в цепочке УКВ-радиостанций, расположенное в небольшом городке Елизово на полуострове Камчатка. Это был дальневосточный конец СССР, дикий и отовсюду далекий край лесов, озер, гор и медведей. Здесь заканчивалась советская земля. Дальше был Тихий океан.
На крохотной наблюдательной станции в Елизове космонавт Алексей Леонов изумленно глядел на мерцающую черно-белую картинку на телеэкране. Двое суток назад он был отправлен на радиостанцию в Елизове в помощь местным дежурным. Никто не сказал ему, кто будет на борту во время первого пилотируемого космического полета. То, что выбрали Гагарина, оставалось тайной для всех его коллег-космонавтов, не входивших в передовую шестерку. Но не слишком четкое зернистое изображение, которое Леонов видел на экране, открыло ему правду:
Качество было плохим, я мог видеть лишь контур человека в кресле внутри «Востока». Я не мог разглядеть черты его лица, но по характеру движений понял, что это Юрий. Я почувствовал невероятную гордость. Мы были очень близкими друзьями.
Леонов не удивился. С того самого момента, как Гагарин на его глазах разулся в присутствии Королева, прежде чем ступить внутрь «Востока», Алексей был уверен, что именно его друг станет избранным. Теперь он наблюдал Гагарина в корабле, подлетавшем к далекой станции Елизово. А затем он его услышал. У Гагарина был всего один вопрос.
– «Заря-3», «Заря-3», что можете сообщить? Как моя дорожка?
Леонов не знал, что орбита его друга оказалась слишком высокой. Кроме того, ему было запрещено сообщать какие бы то ни было подробности о траектории космического корабля по открытым радиоканалам. Это был еще один секрет, который следовало хранить как от подслушивающих иностранцев, так и от самого Гагарина. Но тот ждал ответа.
Радиооператор рядом со мной не заметил, что его палец остался на кнопке передачи в направлении корабля. Он повернулся ко мне и спросил: «Что сказать ему, командир?»
«Скажи ему, что все идет отлично», – ответил я.
Юрий услышал наш разговор. «Хорошо, понял вас. Привет Блондину», – сказал он, используя прозвище, данное мне из-за цвета волос. От них, правда, уже почти ничего не осталось[533].
Сотни километров от Земли до космоса не были помехой для трогательной связи двух друзей, которые впервые встретились когда-то в палате госпиталя перед медицинским отбором. Но, несмотря на полученный ответ, Гагарин все еще не был полностью удовлетворен. Его явно «беспокоила» орбита, вспоминал Леонов в одном интервью полвека спустя. И он продолжал спрашивать о траектории своего полета. За короткие пять минут, что он находился на связи с Елизово, этот вопрос прозвучал шесть раз, из них два раза в последнюю минуту, прежде чем исчезнуть за горизонтом. В последних двух вызовах Елизово мы слышим человека, который одновременно воодушевлен – и встревожен.
– Как ваше самочувствие?
– Мое самочувствие превосходное, отличное, отличное, отличное. Сообщите мне результаты о полете!
– Повторите, плохо слышу.
– Чувствую себя очень хорошо, очень хорошо, хорошо. Сообщите мне ваши данные о полете!
Но никто ему так и не сказал. «Даже если бы я тогда знал, что у него плохая орбита, – признался Леонов в интервью, – я все равно сказал бы ему, что она хорошая»[534]. Какой смысл был говорить правду? Все равно Гагарин ничего не смог бы с этим сделать. Даже если бы он использовал код и получил доступ к своему ограниченному ручному управлению кораблем, он не смог бы изменить орбиту. «Восток» был на это неспособен. Так что Гагарина просто оставили в неизвестности. Если бы кому-то потребовались доказательства, что Гагарин был не пилотом, а просто пассажиром своего корабля, то этого вполне хватило бы.
К моменту последней передачи в 9:30 его голос в динамике начал ослабевать и сигнал ловился слабо. Радиооператор, работавший с Леоновым, еще раз попытался связаться. «Как меня слышно?» – повторял он в эфир. Но на этот раз единственным ответом ему были атмосферные помехи. Голос Гагарина пропал. Его корабль пересек дальневосточную границу СССР и летел теперь над Тихим океаном курсом на юго-восток. Четверть запланированной полетной траектории была пройдена. Впереди было 17 000 км открытого океана, прежде чем он окажется над северной оконечностью Антарктиды на другом конце света. Путь туда должен был занять у него 35 минут – всего на несколько минут больше, чем путь на автобусе до стартовой площадки этим утром. Теперь у космонавта не было связи с друзьями, но за ним наблюдали другие глаза.
Первые сигналы поступили на станцию электронной разведки США на продуваемом всеми ветрами острове Шемья[535] на полпути между СССР и Аляской в 9:26 по московскому времени – через минуту после того, как Гагарин вышел на связь по радио с «Зарей-3». Американские операторы мгновенно распознали сигнатуру сигнала на своих осциллоскопах. Это был тот же телевизионный сигнал с частотой