Лопес пробирался через то, что посередине, хотя сейчас и не поймешь.
Проходит три дня.
За три дня следы проникновения убирают: ни осколков на коврах, ни опаленной взрывом тротила мебели, ни еще чего-то другого, на что можно было бы посмотреть и сказать, что недавно здесь царила разруха.
Узкий силуэт черным вырезанным пятном зияет на фоне пронзительно-голубого неба за панорамными окнами. Солнечный полдень высвечивает идеально подогнанный темно-серый костюм в тонкую полоску, сложенные за спиной руки, немного по-старчески сгорбленную спину. На фоне окна он кажется фигурой… Рид почти готов сказать, что внушительной, но это неправда. До «внушительной» ему не хватает сантиметров двадцати в росте и пятнадцати в плечах.
Маленький, сухой старичок на самом верху Хамайма-Тауэр — своего орлиного гнезда.
Басир долго молчит, рассматривая кишащий жизнью город внизу. Рид не видит его лица. Ну и хорошо, изможденно думает он, ведь недаром в Джакарте есть поговорка, что увидеть лицо Ольбериха Басира — к смерти.
Хотя в этом кабинете для Рида абсолютно все приметы будут к смерти.
— Пусть сядет, — не оборачиваясь, говорит Басир. У него оказывается скрипучий, неприятный, сухой голос. Девантора пихает Рида к одному из стульев за стеклянным конференц-столом. Стол тоже новый, а Девантора попадает Риду по сломанным ребрам исключительно специально. Рид не шипит от боли только из принципа, но на стул все равно унизительно падает, не удержавшись на ногах и прижимая руки к потревоженному боку. — Налейте ему воды.
Девантора закатывает глаза, но делает небрежный пас рукой. Из-за колонны удивительно незаметно для своих габаритов выскальзывает огромный белый громила. С несуразным изяществом он откупоривает графин, почти беззвучно наполняет из него стакан с водой — Рид сглатывает пересохшим горлом — и с несуразным почтением, будто перед гостем, аккуратно ставит перед ним стакан, прежде чем снова исчезнуть.
— Вот это вы расщедрились, — надтреснутым голосом шутит Рид, — я бы еще не отказался от…
Девантора с размаху бьет его по уху, и окончания своих слов Рид не слышит — все тонет в звоне. Мир на секунду темнеет, а когда Рид усилием воли выталкивает себя обратно в реальность, Басир уже отворачивается от окна и смотрит прямо на него.
У главы Картеля Восхода, легенды криминального мира Джакарты, оказываются зачесанные назад редкие седые волосы и непропорционально большая голова с крупным носом и кустистыми бровями. Но самое примечательное на этом лице — глаза — напрочь перекрывают весь комический эффект. Глубоко посаженные, неприятно светлые, с тяжелым взглядом, от которого хочется отвернуться. В них нет ничего старческого. Ничего немощного.
Глаза убийцы, думает Рид, катая привкус крови на языке. Несмотря на маленький рост и несуразную внешность, Ольберих Басир производит гнетущее впечатление. Такие не стареют.
— Девантора, — произносит Басир, продолжая смотреть на Рида. Отвернись, думает Рид, не отводя взгляд чисто из принципа, ты противный. У властелинов зла не должно быть таких смешных бровей.
Девантора за спиной Рида тянет лениво и насмешливо:
— Босс?
Типичные злодеи. Риду хочется хмыкнуть, может, даже ухмыльнуться. Если с первым проблем никаких, то второе вызывает явные затруднения: губа у него разбита и звенит от приливающей крови каждый раз, когда он пытается выдать какой-то звук.
— Вернешься через пятнадцать минут. — Басир наконец отворачивается, и, к своему стыду, Рид чувствует облегчение.
Басир неспешно, чуть пошаркивая, подходит к своему столу и, судя по звуку, выдвигает ящик.
Дальнейшая картина не предвещает ничего приятного. Перед душевным разговором за бокальчиком коньяка пистолет на стол не кладут.
Рид моргает, и рассеченная бровь отзывается болью. Интуиция не звенит, а истошно трезвонит, как Квазимодо в колокола Нотр-Дама, раскачиваясь на железном языке.
— Клееночка не нужна? — весело спрашивает Девантора.
Только он во всем Картеле может себе позволить так разговаривать с Басиром. Про то, что Басир выдал ублюдку карт-бланш на любой каприз, знала вся Джакарта. Если бы не откровенно индонезийская морда Деванторы, Рид бы предположил, что он любимый внучок старика.
Басир смотрит в его сторону несколько секунд, соскальзывает взглядом на сидящего рядом Рида, а потом говорит:
— Не пригодится. Вызови водителя и подготовь автомобиль.
С одной стороны, это значит, что сейчас в Рида стрелять не собираются, — ну, либо Ольберих Басир так небрежно относится к своим коврам и абсолютно не боится их запачкать.
С другой — это значит, что в Рида не собираются стрелять сейчас. Девантора и автомобиль в одном предложении не означают дружественную поездку, а эти пятнадцать минут Басир не собирается тратить на инструкцию, как правильно делать канапе.
— Окей, принято, — растягивает по нотам Девантора.
Дверь закрывается, щелчок звучит судьбоносно, как стук молотка после фразы: «Приговорен к смертельной инъекции». Справедливо: Рид не питает особых надежд по поводу своего будущего. Теперь, после трех дней в подвале Хамайма-Тауэр и откушенного уха у одного из решивших несмешно пошутить ребят, уж точно.
— Итак, мальчик… — После таких слов обычно говорят что-то в духе «передай привет парню, который попытался развести меня в девяносто восьмом».
Не смотря в сторону Рида, Басир медленно опускается в большое кожаное кресло, на фоне которого кажется еще меньше. Свет из окна разукрашивает эту картину в королевские золотые тона.
— Ничего не хочешь сказать? — Крючковатый нос Басира брезгливо дергается, когда они наконец-то пересекаются взглядами.
— Хочу. Кормите ужасно, воды горячей нет. — Рид улыбается и слизывает кровь с треснувшей раны на губе. Два раза убить его не смогут, а нагадить на чужую гордость перед тем, как откинуться, — дело святое. — Видал я обслуживание и получше.
Вспомнить хотя бы Антофагасту, где у него были вид на тихоокеанский берег из окна, виноград на завтрак и жена взявшего его в плен мудака.
— Впрочем, в условиях похуже тоже бывал.
Привет Мар-дель-Плате из две тысячи четырнадцатого, где Рида неделю держали без еды.
— Не сомневаюсь, — вздыхает Басир и сцепляет руки в замок на столе. — Итак, что тебя привело обратно в мой город?
Риду интересно: какой из сотни подвохов, которые можно вложить в эту фразу, подразумевает этот старый хрыч, — но виду он не подает. Только вытирает грязь с ботинка о роскошно выглядящий — выглядевший, потому что уже нет, — ковер