Читать интересную книгу Время дня: ночь - Александр Беатов

Солнца не было, как и днём. Сильно хотелось спать. Пройдя немного по тротуару, Саша слегка "ожил".

— Забавная компания! — заметил его приятель. — И ведь хорошие, в общем-то, мужики и даже — люди… Ищут по своему свою правду… Жаль, только, нас они не поймут…

— Они не станут нас слушать… — согласился Саша.

— Да… Нужно говорить на их языке, пусть простом и примитивном, но тоже по-своему человеческом…

— Это — на матерном что ли? — пошутил Сашка.

— Ну, зачем же обязательно на матерном? — Вроде как обиделся Володя. — Разве ты не заметил, что я ни разу не перешёл на мат, хотя они только и делали, что ерничали.

— Ну, тогда с ними не о чем разговаривать… У них весь смысл разговора — заключается в том, как поудачнее употребить то или иное крепкое словцо.

— Помниться, старик, что ты сам недавно был таким!

— Не спорю. Стараюсь быть твоим достойным учеником. Вот, даже "ветеран", обратил внимание — назвал меня хорошим, скромным парнем и снабдил телефоном собственной дочки…

— Интересно! А ты спросил, сколько ей лет?

— Нет. Не хватало ещё с девицами знакомиться через алкашей! Разве может выйти что-нибудь хорошее из пивной?

— Что-то ты злой стал какой-то, старик. — Володя остановился, чтобы закурить. — Лечить надо нервы-то, — добавил он, выпуская дым.

— Ты это, что, серьёзно?! — возмутился Сашка, не ожидая такого поворота.

— Конечно, серьёзно! Спроси Нинку с Серёжкой… Они такого же о тебе мнения… Ничего не сказал, повернулся — и зашагал прочь по Львову… Что нам за тобой бежать надо было что ли, уговаривать?

Саша вспомнил, как Володя приезжал к нему в больницу и как тогда сказал, что считает Сашу действительно психически нездоровым.

— Сами вы все хороши! — воскликнул он. — Жмоты и эгоисты! Накупили барахла! Когда вместе гуляли в "Колыбе" — то, небось, не считали, кто платил! И ведь знали, что у меня денег совсем не осталось! Даже одолжить отказались!

— Это Нинка была против. Она запретила тебе одалживать, чтобы ты нас не спаивал.

— Брось пороть! Она со мной целовалась после "Колыбы"…

— Ах, сучка! Значит, она испугалась, как бы не закрутилось с тобой… Решила от тебя избавиться… Не давать же сразу двоим…

— Это кому — "двоим"? — удивился Сашка.

— Кому-кому… Мне и тебе… С тобой, значит поиграла, и бросила… Оно, конечно, со мной ей было сподручней… Знала, что мы с Серёжкой — друзья, и что я лишнего с ней не позволю… Выходит, с самого начала была ошибка. С бабой всегда трудно — поэтому ты, как говорится, и не вписался в коллектив… Всё из-за неё! Скажу честно, я хотел было тебя тогда догнать, но Нинка не разрешила…

Приятели остановились у винного магазина.

— Пить будешь? — с ноткой отчаяния и зло спросил Сашка.

— Пить не буду! — Дворник оглянулся на дверь магазина. — А вот выпить не откажусь!

За бутылкой вина, точно такого же, что в пивной, которое они распили в подъезде жилого дома, произошло примирение. Сашка поведал о новой работе, о своей депрессии, о знакомстве с верующим человеком. Последнее известие вызвало у Володи особенный интерес, и Саша был рад, что этим сумел привлечь его внимание.

— Конечно, старик, тебе надо воцерковиться, — заметил Володя. — А то ты вконец можешь свихнуться.

— Ну, уж я-то не свихнусь! — заявил Саша. — Скорее ты сойдёшь с ума!

— Это почему же?

— В отличие от тебя — у меня богатый опыт: я прошёл через психушку. Там меня поили и кололи лекарствами. А я вот жив! И даже выбрался оттуда всего за два месяца. А другие лежат там годами. Привыкают… Выписываются, а потом просятся обратно. Недавно моей матери звонила мать одного парня, что лежал в соседней палате… Спрашивала, не собираюсь ли я назад… Жаловалась, что её сын после больницы оказался совсем неприспособленным к жизни, хочет вернуться… Так что, если меня и прихватывает иногда, то я знаю, что это — всего лишь определённое состояние психики, которое сегодня есть, а завтра — нет. Когда же ты "загремишь под памфары", то будешь подобен упавшему за борт и не умеющему плавать!

— Ха-ха-ха! — рассмеялся дворник, слезая с подоконника, на котором сидел. — Это ты верно подметил! Я ведь действительно не умею плавать! Только это не относится к психическим водам. В них я чувствую себя, как хозяин дома. Стоит открыть пробку — и вся вода вытечет. Нужно только знать, когда…

— А не часто ли приходится открывать пробку-то? — Саша указал на недопитую бутылку, к которой дворник согласно своей очереди всё это время собирался приложиться.

— А что? Это — хорошее лекарство от всех болезней. Особенно — от психических. Мало того — это для меня является творческим допингом. Ты не читал Хэмингуэя "Праздник, который всегда с тобой"? Так вот, там он описывает, как он занимался творчеством: целая книга — и вся о том, что он приходил в парижское кафе, заказывал вино и начинал вдохновенно работать… Художники, в отличие от смертных имеют право себе позволить… Иначе не подняться над серой толпой…

— А те, с которыми мы только что в пивной пили — тоже пьют для вдохновения? По-моему, они пьют не для того, чтобы подняться над себе подобными, а наоборот, чтобы слиться с ними…

— Одна и та же вещь — для одних лекарство, для других — яд…

— Это кто так считает — он?

— Кто "он"? Так считаю я!

— "Я" в данном случае — это "он". Они оба очень легко сливаются в одно целое.

— Сливается вода… А вино… вино — выпивается… — дворник сделал, наконец, долгий глоток, отдал бутылку Сашке. Он вдруг резко захмелел, потерял нить разговора, закурил сигарету и, будто бы задумавшись о чём-то и прислонившись затылком к стеклу окна, стал медленно курить. Саша допил вино, в целях конспирации отнёс пустую бутылку на этаж выше, оставил её там, под другим подоконником. Спорить больше не хотелось. За окном стемнело. Всему приходит конец. Пришёл конец вину — и спор потерял значение. Приятели вышли из подъезда, молча добрели до метро, благополучно прошли мимо милиционера, спустились под землю, распрощались и разъехались по домам.

14. Мужики в телогрейках

…Пройдут годы… Вспоминая "золотой" век советского времени из будущего столетия, придёт Автору на память такая картина…

Дело было в старом двухэтажном здании номер 17 по улице Покровке на её пересечении с Чистопрудным Бульваром, где рядом с трамвайными путями, располагалась небольшая пивная, так что люди, выходя из трамвая, могли сделать всего два-три шага, чтобы сразу войти внутрь "заведения".

Однажды, я был свидетелем, как в эту пивную вошли три мужика в телогрейках. Они взяли каждый по три кружки пива. Один из них принёс ещё три пустые кружки с мойки. Они расположились вокруг круглого стола — стойки. Каждый вытащил из своего кармана по пол-литровой бутылке "Московской" водки, с зелёной этикеткой (ныне, по всей видимости, коллекционной), а в те времена — стоимостью в 3 рубля 62 копейки, открыл пробку, с алюминиевым хвостиком, а затем — вылил свою бутылку полностью в пустую кружку. После этого все трое подняли кружки с водкой, осторожно, чтобы не расплескать, чокнулись и стали медленно, не отрываясь, пить — до тех пор, пока всё не выпили до дна, кто-то раньше, кто-то чуть позже.

Выпив водку, они тут же запили её пивом, теперь, правда, не сразу, а в несколько глотков. Постояв немного, не сговариваясь, дружно, один за другим, они вышли из пивной и — через окно было видно — как они сразу же поднялись в трамвай, в это же время как раз остановившийся и раскрывший для них свои двери…

Всё происходившее совершилось без слов, как знакомый и привычный для его участников ритуал…

Глядя из века нынешнего в век минувший, невольно задаёшься вопросом: А кто они такие были, эти три мужика в телогрейках? Куда уехали? Что зрели их очи через окна трамвая?

Чистые пруды… Бульвар… Памятник Лермонтову…

Трамвай тот ходил почти через всю Москву… Неужели то были аборигены знаменитой в те времена Таганки, вынужденные каждый день совершать один и тот же долгий маршрут: утром, с головной болью, чтобы побыстрее — на метро, а вечером — не спеша — на трамвае… И номер того трамвая, Автор уже не помнит точно… Может быть, то был "37" номер? А мужики, в телогрейках, наверное, то были рабочие с Завода?..

Не так давно Автор этих строк, оказавшись в Москве после многих лет отсутствия, забрёл на тот перекрёсток… Старое двухэтажное здание было там же. Но трамвай теперь, похоже было, не останавливался в том месте. Даже рельсы, будто, больше не пересекали Покровку. И пивной уж, конечно, не существовало…

Был конец декабря, и чтобы не замёрзнуть, в каком-то полуподвальном коммерческом магазине я купил бутылку коньяка, ветчину и пластмассовые стаканчики, и мы расположились на скамейке, за тем самым старым зданием, у конечной остановки трамваев.