Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А сегодня пил? — врач пристально смотрел в Сашины глаза. И Саша понял, что всё, что было до сих пор, включая психбольницу, и всё, что он только что говорил, ровным счётом ничего не значило. Его судьба решалась именно теперь, в зависимости от его ответа… Ведь врач хотел узнать, обманет ли он его. Если он ответит "нет", — значит, он — не лечится, и всё, что он говорил, весьма сомнительно; даже если он и лежал в больнице — можно отправить его вместе со всем потоком — пусть другие разбираются потом… Отправить его за новой повесткой? Ведь если не лечится, значит нет опасности и не придётся отвечать, что пропустил больного… А если ответит "да", то слишком нужно быть наглым, чтобы так врать — значит — не врёт, а болен на самом деле…
Наступил Сашкин черёд положить приготовленный заранее козырь…
"Но зачем мне обманывать?" — мелькнуло у него в голове. — "Скажу как есть. Для того и пил сегодня эту отраву… Ведь игру я веду подлинную, без декораций…"
И он сказал:
— Да.
Саша вышел из кабинета. Последний оставшийся парень, из породы "очкариков", совсем замёрзший в ожидании своей очереди, поспешил пройти в дверь.
В коридоре, на банкетке, куда Саша вернулся, лежала его одежда. Кое-как, непослушными дрожащими руками, он стал одеваться.
Перед глазами, на стене, висел какой-то военно-патриотический плакат с изображением фигур в военной форме различной субординации. В середине стенда красовалась большая красная звезда.
В ушах всё ещё звучало: "А сегодня пил?" — "Да."
И тут Сашка почувствовал, будто жестокая рука судьбы, поднявшаяся было опять для удара, в бессилии опустилась. У него защекотало в носу, и он, не успев прикрыть или зажать его пальцами, вдруг неожиданно чихнул, да так сильно, что изо рта его вырвалась густая мокрота и повисла прямо на звезде, бессознательно вызвавшей эту неожиданную аллергию.
11. Теплушкин
Верующие друзья Володи Черепанова назначили встречу с Сашей не где-нибудь, а в том самом костёле, который он однажды посетил вместе с дворником.
Уже были сумерки, когда вместе со своим университетским знакомым Саша вошёл в храм. Они сели на последней скамье, где было очень темно, рядом с каким-то человеком. Черепанов стал с ним шептаться и спустя некоторое время, сделал Саше знак уходить. На улице выяснилось, что встреча расстроилась по каким-то неясным причинам. Тем не менее, Володя сообщил, что Сашу будут ждать на том же самом месте ровно через неделю.
Дождавшись положенного срока, Саша пришёл на свидание, только теперь уже один, сел на ту же скамью, по соседству с тем же человеком.
Шла тихая будничная месса на польском языке. Людей было не более десятка. Саша не решался заговорить с незнакомцем и тот, как будто, был углублён в молитву, участвуя в службе, время от времени опускаясь на колени, вздыхая и поднимаясь обратно, чтобы сесть. Саша начал уже сомневаться, тот ли это самый человек, и состоится ли встреча, когда незнакомец вдруг обратил на него внимание: повернулся и приблизился лицом к самому Сашиному левому уху.
— Вы от Черепанова? — спросил таинственный человек шёпотом.
— Да…
— После службы встретимся за воротами, — торопливо прошептал он и, быстро отпрянув на своё место, сразу опустился на колени, одновременно со звуком колокольчика, донёсшегося со стороны алтаря. Саша последовал его примеру, а когда снова зазвонил колокольчик и верующие поднялись с колен, он поспешил тихо выскользнуть из храма.
По известной причине, сформировавшей до — и после-военный менталитет советского человека, родители Сашиного товарища по Университету, родители дворника, а также — и незнакомца из костёла, по-видимому, не блистали особой фантазией и, называя своих детей, ничего другого, как "вроде Володи", придумать не смогли или не захотели. А поскольку все они в прямом родстве не состояли и не находились "в роде Володи", да и фамилии у них оказались не Ульяновы, а совсем разные: так, и у незнакомца из костёла была — Теплушкин и совсем не подходила к его экстравагантной внешности хиппи: он был одет в самодельный плохо перекроенный поношенный длиннополый суконный плащ-балдахон, неимоверного размера, обладал длинными рыжеватыми волосами до плеч, бородой в пол-локтя. Теплушкин представился Вовой. Он был старше Саши лет на семь-восемь. Познакомившись, они молча вернулись на церковный двор, прошли мимо костёла, вышли через задние ворота и направились к Кузнецкому Мосту. И тогда только Вова спросил, как Саша стал верующим, крещён ли он, какую читает литературу.
К таким вопросам Саша готов не был, поскольку сам ещё не знал, считать ли себя верующим или нет. Поэтому он ответил, что он — не крещён, и прежде чем креститься хотел бы найти ответы на многие религиозные вопросы, которых он не нашёл в Евангелии.
— Конечно, — заметил Вова, — Евангелие было написано много лет назад и для современного человека, с его секуляризированным сознанием, во многом остаётся непонятным… Требуется его толкование… На Западе существует много книг… Есть и у нас, в Советском Союзе… Но в основном они находятся под негласным запретом. Поэтому, как правило, познание религиозных истин является достоянием немногих… Но есть и другой путь к Богу — через веру…
Казалось странным то, что Вову не интересовало, где Сашка работает и какая у него зарплата, на какой факультет МГУ он собирается поступать, когда пойдёт в армию, кто родители, какая квартира — обычные вопросы, которые, как правило, задают простые люди, с которыми впервые знакомишься. Не позволяя Саше более ничего спрашивать, отмалчиваясь на Сашины вопросы или уводя разговор в нужную ему сторону, Вова, как-то часто вздыхая, будто бы через силу делая не в первый раз одну и ту же работу, стал излагать свою религиозную мысль, сначала неуклюже, с трудом подбирая нужные слова, но потом постепенно увлёкся своим монологом и даже воодушевился…
Прежде всего, он рассказал об "основной проблеме религии", которой, как, оказалось, была проблема множественности различных вероисповеданий, как внутри христианства, так и вне его; как во всём мире, так и в отдельно взятой стране — Советском Союзе.
Поскольку именно этот вопрос является самым соблазнительным для секуляризованного сознания, говорил Вова, то и необходимо найти его решение. Поэтому-то, мол, в последнее время, как это ни странно, но однако — факт — именно в атеистической среде нашей советской действительности, нежели в религиозной, зародилось совершенно необычное новое и, тем не менее, по-настоящему религиозное движение, которое называется "экуменическим" — от греческого слова "ойкумена", что значит "Вселенная" — то есть движение, которое ставит своей целью реальное объединение церквей, как в духе, так и физически, как христианских, так и не-христианских. Ибо Бог — один над всей Вселенной: католики, православные, пятидесятники, баптисты, лютеране должны объединиться внутри христианства, а затем христианство должно объединиться с другими мировыми религиями: с иудаизмом, исламом, буддизмом… Более того, наше движение готово сотрудничать и вести переговоры для объединения не только с религиозными людьми, но даже с теми, кто считает себя неверующим, но в глубине души является "человеком доброй воли", то есть тем, кто, даже, ещё не зная Бога, исполняет его волю, живёт по совести и кто согласен идти вместе, чтобы противостоять "князю тьмы" и бороться с "мерзостью запустения" — исторической погрехой современности, религиозной, моральной и духовной разобщённостью, которую возникла настоятельная необходимость исправить…
Далее Вова начал рассказывать о конфессиональных различиях между католичеством, православием и протестантизмом, между христианством и иудаизмом, мусульманством, буддизмом. Последние две религии как-то у него сливались, и Саша не ясно понял разницу между ними. Но Вова не останавливался на частных аспектах и продолжал…
— Миллионы людей уходят в ад! — Он уже не вздыхал так тяжело, как в начале своего монолога, а воодушевлённый и окрылённый тем, что роль проповедника, труд которого он взял на себя, удавалась, и что идея была очерчена верно, и что пришедшее вдохновение явилось подтверждением успеха и своеобразной наградой.
— А что сделали мы, христиане, кроме молитв и свечек в церкви?! — продолжал он. — Государство оболванивает людей, убеждая, что никакого Бога нет! Кругом ложь и, как сказано в Библии, "мерзость запустения"! Разуверившиеся в коммунизме старики дошли до крайности, превратившись в последних алкоголиков, не способных осмыслить азбучных человеческих истин! Молодёжь — также глушит своё сознание вином и наркотиками — только бы не думать о том, что жизнь — это серьёзная вещь, дарованная Богом! Телевидение каждый день подсовывает жвачку — сплошную пропаганду, превращает людей в стадо послушных кроликов!.. И перед лицом всего этого безумия — ты… твоя бессмертная душа… и — Бог, Единый для всех Творец: и для дикарей, и для мудрецов, и для сектантов и для… всех других верующих и для… неверующих…
- Гонки на мокром асфальте - Гарт Стайн - Современная проза
- Путешествия по ту сторону - Жан-Мари-Гюстав Леклезио - Современная проза
- Божий промысел - Андрей Кивинов - Современная проза
- Бич Божий: Партизанские рассказы - Герман Садулаев - Современная проза
- Грани пустоты (Kara no Kyoukai) 01 — Вид с высоты - Насу Киноко - Современная проза