она выдохнула облачко пара в воздух и спрятала рот и нос в шарфик. — Она уехала… Мы переписываемся, — последовал беспокойный вздох, а за ним — молчание.
— Скучаешь? — понимающе спросила Тамара.
Подъехал автобус, шурша большими колёсами по заледенелому снегу. Они поспешили внутрь и сели на кожаные сиденья, кое-где прикрытые полиэтиленом. Солнечным лучам, уместившимся возле окна, пришлось потесниться.
— Да, скучаю. Но она обещала, что не бросит… — говорила Агата. Голос её, привычно негромкий, веял грустью и тихоньким беспокойством. — Только вот на неё столько парней заглядывается. И мне беспокойно. Она мне нравится, но всё случилось так внезапно… что даже не знаю, что и думать.
Тамаре подумалось, что хоть что-то в её жизни меняется не слишком стремительно на фоне происходящего кавардака, и Агата всё такая же стеснительная, как и раньше. А то мало ли — могла и измениться, повзрослеть за выходные.
А после этих мыслей Тамаре стало немного страшно: а могло ли что-то измениться в «Стаккато»?
…- Режь аккуратнее, пожалуйста! Я перфекционист, могу есть только треугольные кусочки… — сетовал Костя, наблюдая, как Серёжа разрезает круглую пиццу.
Стоило Тамаре и Агате заявиться на пороге, как троица тут же воровато на них оглянулась. Нюра так и застыла с кусочком, уже засунутым в рот, но ещё не откушенным. Тамара мигом вспомнила Меланхолик: типаж был ровно тот же.
— Хомячим?
— Не хомячим, а подкрепляемся, — сказал ей Серёжа, не поворачиваясь ко входу. — Вы даже получите кусочек, если никому не скажете…
— А она с мясом? — спросила Агата тихо, широкими размахами снимая шарф и скатывая его.
— Не, Нюра ж не ест… — буркнул Костя, которому вегетарианские предпочтения явно претили. — С ананасами. Но зато без мяса.
— Фе! — Тамара поморщилась.
— Не «фекай» тут! Хотя «фекай», нам больше достанется. Была либо салями, либо с ананасами. Но Нюра не мясоед…
— А помните, что Людмила Юрьевна говорила про еду перед занятиями?!
— Ни кипеши, придурок, ничего она такого не говорила… А если говорила, то пиццы с ананасами ей точно не достанется.
— Мы и так всё съедим.
— Дело говоришь, Агата! Серёж, можно мне тот кусочек, пожалуйста?
— Держи, — покряхтев, Серёжа протянул Тамаре треугольный кусок, уже свисающий к полу. Та поймала его и всё же решила дать ананасовой пицце шанс…
Было, на удивление, вполне съедобно.
— Знаете, что я узнал недавно? — спросил их Костя, почесав нос. — Я просто офигел! Вы не поверите!
— Ну-ка?
— Прикиньте, какой-то британец недавно нашёл у себя на чердаке глиняную маску какого-то шамана. Но не просто маску, а, типа, посмертную: когда шаман умер, ему жмыхнули на лицо кусок глины, и получилась маска. Мужик отдал её в музей, а там ему сказали, что это был какой-то там великий шаман, у которого было аж… — Костя закусил пиццей и остаток предложения проговорил с набитым ртом: — …двенадшать! Двенадшать гвиняных мафок, прикиньте?
— Гонево, — вздохнул Серёжа. — Кому нужно делать столько посмертных масок…
— У Сталина столько посмертных масок же было, — спокойно сказала Нюра. Все изумлённо воззрились на неё.
— Что? Я где-то читала об этом. Потом по рукам разошлись.
— Тоже двенадцать?
— Угу.
— Офигеть… Но зачем столько?
— Шаману — не знаю. А Сталину — потому что большой человек был. Ну, глава страны, в смысле.
— А мою бабушку при нём репрессировали. А до войны ещё раскулачили… — поделилась Агата, съедая свой кусочек.
— Что это значит?
— А?
— Последнее слово. «Раскулачили».
— Кость, ты совсем глупый? Мы по истории совсем недавно это проходили.
— Нюр, расскажи для глупого меня?
— У неё всё хозяйство отобрали. Это называется — раскулачить…
— Всем привет!!! — эхом громыхнул Ксюхин голос. — Это чё вы тут, пиццу едите? Мне осталось?! Скажите, что мне осталось! Если не осталось, то вы все жмыхники!..
— Может, жадины? — предположила Тамара, оборачиваясь.
— Не! Жмыхники! Это хуже! — раздевшаяся Ксюха, сменившая ботинки на удобные ярко-красные чешки, подскочила к ним. — Вааа, с ананасами! Серёг, поделись!
— На… — Серёжа через плечо протянул ей лакомство. — Остался последний. Кто будет?
Несколько рук разом потянулось к кусочку, но Серёжа, ухватив первым, отстранил его назад.
— Так не пойдёт! Его нужно заслужить. Я не хочу, поэтому тот, кто отгадает мою следующую загадку, получит пиццу! Костя вне игры.
Костя недовольно цокнул.
— Ну так не честно!
К облегчению Тамары, когда Ромка появился, он вёл себя, как обычно: держался чуть поодаль от остальных. Пиццы ему не досталось: последний кусок урвала Ксюха. Она не была сильна в загадках, но, воспользовавшись отвлечением Серёжи подкралась сзади, и выхватила из его руки кусок, словно тигр — мясо.
За это на неё накинулись, но Ксюха оказалась проворной и вскарабкалась на Гардеробус, где, хохоча, и доела последний кусок. За сниманием её со шкафа стаккатовцев и застала пришедшая Лебедева.
…Стулья расставили в хаотичном порядке. Когда расселись, Лебедева встала перед ними на манер дирижёра.
— Барабан! — выкрикнул Костя, и все зло уставились на него. Тамара предполагала, почему: барабан изобразить было легче всего, и наверняка каждому в голову первым пришёл именно он.
— Тогда саксофон, — вслед за ним подняла руку Нюра.
— Скрипка, — пожал плечами Серёжа.
— А можно второй саксофон?.. — спросил Колобок. Лебедева пожала плечами.
— Твой звук будет сливаться…
— Свирель, — выбрала Агата.
— Гитара!!! — выкрикнула с места Ксюха.
— И как ты изобразишь гитару…
— Да проще простого! Типа… Дрынь-дрынь-дрын-н-нь! Вэн ай вооз! Э янг бой! Май фазер!..
— Ласточка моя, помолчи, пожалуйста, мы ещё не начали… Так, дальше кто? Тамара?
— Ааа, ну… Даже не знаю…
— Тогда стукай тросточкой по полу в общий такт. Сашка Солнышев, а ты чего сидишь-молчишь? Хочешь, будешь пианино? Не хочешь? Значит, будешь! Знаешь, как пианино выглядит? Да-да, как вон та штука, правильно! Будешь у нас пианист! Так, Рома, ты на тарелках!
— Я вам чё, повар что ли…
— Ты ж мой юморист, так бы за уши и оттаскала! Тарелки — это музыкальный инструмент, помимо прочего! Вот так берёшь, и хлопаешь ими, чтобы звук был, как от колокола! Так, кто у нас тут ещё без инструмента остался, Колобок? Знаешь, как звучит виолончель?
— Ну п-примерно…
— Ну вот и отлично! Расставь ноги… Да сидя, сидя расставь! Вот так! Это просто такая гигантская скрипка… Да-да-да. Примерно вот так! Ну что, оркестровые вы мои, — Лебедева потёрла ладони, — готовы?
Ребята неуверенно переглянулись: никто не знал, готовы ли они.
— Костя, для начала ты. Покажи, что умеешь.
Сев поудобнее, Костя взял в руки воображаемые палочки и замолотил ими по невидимым барабанам, на каждый удар беспорядочно стуча ногами.
— Он не умеет, да? — спросила Лебедева у Серёжи. Спросила достаточно тихо, чтобы создать нужный эффект, но недостаточно для