колючей проволоки. Первым, кого Тамаре удалось опознать, был жираф, расставивший четыре лапы в стороны и глядящий перед собой прозрачной пустой головой. Четырёхлапую фигуру рядом с ним пришлось долго разглядывать, чтобы понять, что это огромный кот, приготовившийся к прыжку и вытянувший хвост кверху. Даже ушки у него были, всё из той же колючей проволоки. Третьей фигурой был динозавр, по размерам уступающий жирафу. Встав на задние лапы, он разинул беззубую пасть, беспомощно вытянув коротенькие лапки. Четвёртой фигурой был, кажется, человек. Он держал руки возле собственной груди так, будто сжимал что-то круглое… но в его руках ничего не было.
— Ничего себе… — ошеломлённо произнесла Тамара, оглядывая миниатюрную выставку, засыпанную снегом. — Что это?
Ромка пожал плечами.
— Фигуры.
— Это колючая проволока?
— Как видишь.
— Кто их сюда поставил?
— Не знаю. Но с земли их не видать. Так что, наверное, этот кто-то не очень-то ими хвастался.
— Может, он живёт в этом доме?
— А может, и не живёт.
— Ты смотри, как здорово сделано. Как будто до мельчайших деталей. Пальцы, костяшки… Кто бы их ни сделал, он настоящий мастер!
Ромка ухмыльнулся.
— Ага. Я когда сюда впервые забрёл, здесь был только жираф и кот. Потом появился тирекс, а вскоре после него… — он потрепал по плечу фигуру человека, — …вот этот вот чудик.
— И ты не испортил их, когда увидел? — спросила Тамара машинально, и после этого пожалела: не хотелось давать Ромке плохих идей. Тот, впрочем, ответил:
— А смысл? Они уже.
— То есть?
— Колючая проволока, по-твоему, для чего предназначена?
— Для ограждений всяких.
— Ага. А у нас единственное, что можно ограждать — это местный СИЗО. А тюрем тут нет, ближайшие — в сторону Перми…
«Откуда он это знает…» — подумала Тамара.
— Что-то я не поняла хода твоих мыслей.
— Короче, мне кажется, что кто-то, кто там работает, подтырил колючей проволоки, чтобы эти фигуры сделать. Типа, ментам назло. А если так — нахера я буду это портить? Человек ведь старался.
— А тот, кто нарисовал «скрытый смысл» — не старался? — спросила Тамара.
Ромка посмотрел на неё недовольно.
— Думаю, что нет. Накарябать в людном месте на стене что-то краской может любой дебил. Да куда ни плюнь, даже на заборах иногда вещи более осмысленные пишут. А тут кто-то решил выпендриться, что он, видите ли, охренеть, какой глубокомысленный. Бесит такое. А тот, кто поставил эти фигуры, явно не выпендривается. Ему будет всё равно, даже если никто этого не увидит. И я это уважаю.
— А мне кажется, человек, который написал то граффити, тоже старался что-то сказать, — Тамара подошла к жирафу и потыкала пальцем одну из его иголок. — Я, правда, не очень поняла, что именно. Ну скрытый, и скрытый. Что уж тут говорить? Нарисовано было хорошо, но… не интересно.
Они встретились взглядами. Тамаре подумалось, что Ромка, возможно, пятая фигура из колючей проволоки. Которая не захотела оставаться на крыше, обросла кожей и спрыгнула вниз, чтобы пакостить людям. Здесь, среди других фигур, он и правда выглядел так, будто вернулся домой, на родное место.
— А этот человек. Автор этих фигур. По-твоему, он хотел что-то сказать, создавая их?
Ромка неуверенно почесал затылок.
— Хрен знает. Я тоже об этом думал. И, знаешь… Мне кажется, что ему очень плохо. Не в смысле, что он больной на голову. А в смысле… что его как будто изнутри что-то точит и грызёт. И он не может найти себе места от этого. Но может, это и не так.
Тамара ещё раз оглядела фигуры. Из четырёх явно выбивался человек, сжавший в руках какую-то невидимую сферу неизвестного значения. Может быть, футбольный мяч, а может, что-то ещё…
— Как думаешь, что было у него в руках? Было ли что-нибудь?
— Не. Никогда не видел, чтобы что-то было.
Ромка протянул руку и поводил ладонью между рук человека из колючей проволоки.
— Но, думаю, в этом и был смысл.
21. Противодействие
Они шли по тёмному парку. Под ногами хрустел снег. Никуда не хотелось, никуда не нужно было, и Тамара это явственно ощущала. И от такой свободы действий становилось не по себе — тоскливо и холодно. Она пошла бы к бабушке, но теперь в её квартире поселились черти и путь туда был заказан.
А рядом шагал равнодушно-беспечный Ромка, которому, кажется, тоже не было никакого дела до того, что там лежит впереди — конец парка, лес или какая-нибудь пропасть. Какое-то время они молчали, прежде чем Тамара решилась сказать:
— Прости ещё раз за то, что тогда… выгнала тебя из квартиры. Мне неловко.
Ромка махнул рукой.
— Забей, Многоножка.
— Почему ты меня стал так звать?
— А что, не нравится?
— Не то, чтобы… Просто меня так только Робби звал.
— Парень твой?
— Да не, ты что! Робби просто друг. Гик ещё тот. В общем, он мне и придумал это прозвище.
— Круто придумал. Оно тебе подходит гораздо лучше, чем «Тамара».
— Ну спасибо…
— Шучу, расслабься. Тебя, кстати, в такую поздноту родители не ищут?
— Не. Я сбежала.
— Ты? Сбежала?
— Ну да… Слушай, кончай острить, умник! Давно тростью по заднице не получал?!
— Ты смотри, какие мы опасные! А куда сбежала? К этому, Бобби?
— Робби. Хотела к нему, но там у него был бардак… Прикинь, толпа людей окружила дом, потому что в квартире Робби жила знаменитая на весь Интернет художница… Мы прорывались со слезоточивыми бомбами и противогазами! Потом за нами приехала машина, и сестра Робби отвезла нас в гараж… Там я и сегодня ночевала. Вместе с Меланхолик.
Ромка смотрел на неё по-мальчишески восхищённо. Тамара верила, что только настоящие мальчишки умеют так смотреть, особенно, когда кто-то упоминает взрывы, мотоциклы, стрельбу или динозавров. Или видеоигры. Или фильмы про мускулистых мужиков с банками размером с голову. Может быть, Ксюха тоже так может. Но это не точно.
— Гонишь!
— Я абсолютно серьёзно.
— Класс! Вот бы мне одну дымовуху… А твой друган не может поделиться?
— Ни за что. Тебе такое в руки давать нельзя.
— Зануда, — и Ромка лёгонько стукнул её в руку. Тамара не медлила с ответом и стукнула его в отместку.
— Так… и теперь ты что, бездомная?
— По факту, да. Мне нужно где-то найти обиталище, иначе к концу недели Лера выгонит меня из гаража. Ну и Меланхолик тоже…
— Я бы позвал тебя к себе, но у меня батя с этой стервой… — Ромка поморщился, отведя глаза.
Тамара с любопытством поглядела на него.
— У тебя родители развелись?
— Ага. Недавно относительно. Мама теперь ушла от нас,