Все упоминающиеся в деле члены Еврейского антифашистского комитета, кроме академика Лины Соломоновны Штерн, свидетельствовали одно и то же. Лину Штерн следователь изводил вопросами о письме, которое она передала Жемчужиной для передачи Молотову о поездке делегации ее сотрудников в Австралию, но она лишь определенно сказала: «Наши встречи с Полиной Семеновной носили теплый, дружеский характер».
И ничего более.
* * *
Полина Семеновна отрицала свою причастность к «Делу» еврейских националистов. Советская Эсфирь признавала себя виновной лишь в том, что «брала под свою опеку арестованных врагов народа Серебрякову, Белинкова, работниц — Докучаеву, Губанову, Федосову, некоего Грахова (в большинстве своем не евреев. — Л.В.), Перечень фактов моего заступничества за врагов советского государства не ограничивается случаями, которые я привела в данном протоколе, их значительно больше, однако за давностью времени мне трудно все вспомнить».
«ВОПРОС: Многие факты из вашей преступной деятельности мы вам еще напомним, сейчас расскажите, как вы брали под свою опеку родственников арестованных врагов народа?
ЖЕМЧУЖИНА: В этих преступлениях я также признаю себя виновной. До последнего времени доказывала материальную помощь дочери моей ближайшей подруги Слезберг. Я дала ей шестьсот рублей, купила башмаки. Зоря, дочь Серебряковой, также получала от меня поддержку».
* * *
В ходе следствия пришлось Полине Семеновне убедиться в искренности своих сослуживцев, которые при ее власти льстили и угождали, а на следствии на очных ставках говорили:
«Вы были чрезвычайно деспотичны. Всякий раз, когда кто-нибудь пытался выступить против вас, вы немедленно зажимали рот. Вас боялись, потому что вы были люты, как боярыня Морозова. Я не намерена защищать вас, тем более что благодаря вам нахожусь в тюрьме. Вы привели за собой в тюрьму и других лиц — они не будут выгораживать вас».
«Жемчужина обманывала правительство и добивалась показателей в работе путем злоупотреблений своим положением жены Молотова. Всему руководящему составу главка, которым руководила Жемчужина, известно, каким антигосударственным путем она получала фонды… она не раз хвасталась, что наш главк обеспечен материалами гораздо лучше, чем министерство в целом».
«Почти каждую субботу Жемчужина собирала теплую компанию, увозила нас к себе на дачу, и неплохо мы все проводили время за выпивкой и разговорами. Основной коллектив знал о нашем веселом времяпрепровождении и, будучи предоставлен сам себе, не переутомлял себя работой».
«Жемчужина добивалась незаслуженного премирования сотрудников и даже награждения их орденами и медалями».
* * *
Не пожалели Полину Семеновну и ее ближайшие родственники, насмерть испуганные лубянской действительностью, деморализованные следствием и, очевидно, искренне желавшие помочь ей чистосердечным признанием:
«Поля, ты же говоришь неправду. Вспомни, когда весной тридцать шестого года ты возвратилась из Америки, то передавала мне от Карпа (американского брата. — Л.В.) письмо и двести долларов.
ЖЕМЧУЖИНА: Я ничего тебе не передавала.
— Поля, мне пришлось (пришлось! — Л.В.) подробно рассказать следствию о твоих связях с Михоэлсом, о встречах, которые ты имела с ним, и обо всех наших с тобой разговорах по поводу так называемых еврейских дел. Советую тебе честно рассказать о совершенных тобой преступлениях.
ЖЕМЧУЖИНА: Мне не в чем признаваться, я ни в чем не виновата.
— Вспомни, Поля, как ты рассказывала, что Михоэлс поведал тебе о жизни за границей, говорил, что там существует настоящая свобода, а у нас, мол, в Советском Союзе, этого нет.
Михоэлс жаловался тебе, что советское правительство даже закрыло еврейские школы. Ты сама говорила, что Михоэлс просил тебя заступиться за евреев.
ЖЕМЧУЖИНА: Не было у меня такого разговора с Михоэлсом.
— Ты говорила, что Михоэлс ходит к тебе, как к раввину.
ЖЕМЧУЖИНА: — Я ничего этого не говорила.
— Поля, ты говорила, что евреев били при царе, притесняют их и сейчас: правительство, когда узнает о фактах антисемитизма, закрывает на это глаза.
ЖЕМЧУЖИНА: — Я это отрицаю».
* * *
Идет очная ставка Жемчужиной с ее помощником по службе Иваном Алексеевичем X.:
«ВОПРОС К X.: Вы показали на прошлом допросе, что в 1939 году на вас в ЦК ВКП(б) поступило компрометирующее заявление. Кто вас об этом информировал?
X.: Жемчужина. Она вызвала меня к себе в кабинет и сказала о заявлении, в котором сообщается о моих антисоветских высказываниях.
ВОПРОС: Какие меры были приняты по заявлению?
X.: Никаких. Жемчужина только предупредила меня, чтобы я следил за собой и в дальнейшем высказывания антисоветского характера не допускал (глагол! — Л.В.).
ВОПРОС: Выходит, Жемчужина взяла вас под защиту?
X.: За это я всегда чувствовал себя ей обязанным.
ВОПРОС К ЖЕМЧУЖИНОЙ: Когда вам стало известно о заявлении об антисоветских взглядах X.?
ЖЕМЧУЖИНА: Мне неизвестно ни о каких заявлениях относительно X., и разговоров с ним по этому поводу у меня не было.
X.: Полина Семеновна, вы же вызывали меня к себе в кабинет, мне это врезалось в память на всю жизнь, такие факты не забываются!
ЖЕМЧУЖИНА: Повторяю, никаких заявлений относительно X. мне не поступало.
ВОПРОС к X.: Во что вылились ваши отношения с Жемчужиной?
X.: Жемчужина склонила меня к сожительству.
РЕПЛИКА ЖЕМЧУЖИНОЙ: Иван Алексеевич!
X.: Полина Семеновна! Не одергивайте меня. Вы же не можете отрицать… (И далее идет монолог, недостойный звания мужчины, именно поэтому я не называю фамилию этого человека, хотя и предшествовавшие были не лучше, но там дела «политические», имена известные, уже не раз в печати об их наговорах на себя писалось, а здесь… просто стыдно фамилию назвать, ведь родственники остались. Хотя и его трудно судить — ЧК есть ЧК. — Л.В.)
ВОПРОС К ЖЕМЧУЖИНОЙ: Кому вы рассказывали о своей связи с X.?
ЖЕМЧУЖИНА: Я не могла никому об этом рассказывать, так как связи с X. у меня не было. Я всегда считала Ивана Алексеевича легкомысленным человеком, о чем ему неоднократно говорила в глаза, но я никогда не думала, что он окажется подлецом.
X.: Полина Семеновна, почему вы называете меня подлецом и не думаете о моей семье и детях, если бы вы хоть раз задумались об этом, вы не стали бы оскорблять меня.
ЖЕМЧУЖИНА: Иван Алексеевич, вы хотите сказать, что рассказываете обо мне следствию небылицы в надежде заслужить себе прощенье и вернуться к семье? Я так поняла вашу просьбу подумать о детях?
X.: Полина Семеновна, вы напрасно меня провоцируете. Я напоминаю вам о моих детях и моей разбитой семейной жизни для того, чтобы вы осознали свою вину передо мной и перед ними. Не считаясь с тем, что я имею жену и детей, вы навязывали мне интимную близость…
ЖЕМЧУЖИНА: Повторяю, что в интимных отношениях с X. я никогда не состояла. Я часто его ругала, так как до меня доходили о нем сплетни, что он по простоте своей, по доброте ошибается при решении служебных вопросов. Я была знакома с женой X., она бывала у меня, хотя бы по одному этому я не могла с ним сожительствовать».
* * *
Вот такой букет. И это лишь несколько цветочков. В результате Полина Семеновна получила пять лет ссылки — что еще по-божески в те времена — в Урицкий район Кустанайской области.
В «Деле» Жемчужиной есть несколько документов — донесений окружающих ее в ссылке сексотов-женщин. Вот они:
«Сведения по Объекту № 12. Говорила, что раньше жила очень хорошо, было много богатых платьев. Одно ей очень нравилось, гарусное, вязаное, бутылочного цвета.
С ней делали пельмени. Говорила, что мужа звать Владислав. Есть дочь, Светлана, каждый год 8 мая отмечает день рождения дочери».
«В первый год с жадностью пила водку, вино».
«Она говорила, не помню на каком съезде, видела В. И. Ленина».
* * *
В январе 1953 года оперативная группа МГБ выехала в Урицкий район со срочным заданием перевезти Объект № 12 в Москву, не говоря ей зачем, ибо «Объект страдал сердечными припадками тахикардии, которые возникали от переживаний на почве радости или неприятности».
Объект № 12 — Полина Семеновна, по обыкновению, мужественно встретила новость: «Я взрослый человек, мне ничего объяснять не надо. Как правительство решило, так и будет».
При обыске у нее ничего не нашли. Она так и сказала перед обыском: «Клянусь своей дочерью, что в доме вы ничего предосудительного не найдете, хоть и перевернете все вверх дном. Для меня интересы государства превыше всего».
Эти заявления Жемчужиной подшиты к «Делу».