Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Любовь Алексеевна ведет меня по квартире, подводит к большим фотопортретам бабушки и деда. Глядя на них, вспоминаю, что точно такой же официально-партийный портрет Молотова висел над моей кроваткой в эвакуации. Почему? Расскажу дальше. Фотография Полины Семеновны обнаруживает породистое библейское лицо с вьющимися волосами, изящные кисти рук, надменный взгляд.
Она была, конечно, несравненно сильнее деда характером. Тонкая фигура, высокая грудь, ногти вот такие! Перед смертью ей делали маникюр.
— Они разошлись, перед тем как ее посадили?
— Да. Она была инициатором развода. Ушла к сестре и брату. Там их всех взяли. Сестра погибла в тюрьме.
— Скажите, у вас есть связь с американским братом бабушки?
— К сожалению, никакой. Они прислали соболезнования, когда бабушка умерла, — в американской прессе было сообщение о ее смерти, — и все. Сейчас хотелось бы найти их, но не знаю как… («Сейчас», то есть в те времена, когда безумия дедушкиного времени канули в Лету. — Л.В.)
— Они любили друг друга? — предчувствуя положительный ответ, спрашиваю я.
— Более любящих друг друга людей я не видела, — отвечает она мне. — Не просто сюсюкающие старички, а двое влюбленных. У нее на первом месте был дед, потом уже все мы.
Вот и снова накрылось мое романтическое предположение о тайной любви Полины к Иосифу. Она, оказывается, любила только своего высокопоставленного мужа и ушла жить к сестре и брату, чем погубила их, — лишь бы спасти его.
Знай Любовь Алексеевна о моем «смелом» предположении, она презрительно отвергла бы его. Не удивляюсь. Легко представлять себе предков идеально ходульными героями, которым чуждо все человеческое, будучи при том вполне современно-раскованными, прочно стоящими на зыбком фундаменте посткремлевского благополучия, созданного этими предками.
Я все же стою на своем: Полина Жемчужина любовь к Сталину переплавила (глагол! — Л.В.) в преданность вождю и партии.
— Вы спрашивали деда, почему он не заступился за нее?
— Он считал, что если бы поднял голос, ее уничтожили бы. Эти правительственные мужики все были заложники.
* * *Они менялись. Сильно менялись кремлевские женщины. В 20-х эхо были раскованные хозяйки жизни, не чуждые безумств; в 30-х становились «парттетями» с большей или меньшей долей партийности; в 40-х они несколько расслабились. И расслабившаяся чуть сильнее других была крепко одернута.
* * *В конце пятидесятых, когда Сталина развенчали, она говорила ЕГО дочери: «Твой отец был гений. Он уничтожил в нашей стране пятую колонну, и когда началась война, партия и народ были едины».
Переживая за своего исключенного отовсюду при Хрущеве мужа, Жемчужина не желала дать его в обиду. И себя также. Она презирала послесталинское правительство, писала письма, в категорических формах требуя целого ряда привилегий: повышения пенсии, предоставления загородной дачи.
«Если вы его не уважаете, то я все-таки была наркомом и членом ЦК». Предоставили им совминовскую дачу в Жуковке, а в 1967 году повысили пенсию до 250 рублей.
Вся молотовская семья, все знакомые Жемчужиной и сам Молотов вспоминают, что Полина Семеновна никогда не меняла своего отношения к Сталину, до последнего дня была страстно предана его памяти и ненавидела Хрущева прежде всего за измену Сталину, не могла слышать ни слова против своего вождя:
— Вы ничего не понимаете в Сталине и его времени! Если бы вы знали, как ему трудно было сидеть в его кресле!
У Светланы Аллилуевой, которая удивляется верности Полины памяти Светланиного отца, есть строки: «Полина Молотова мелко накрошила чеснок в борщ, уверяя, что «так всегда ел Сталин».
* * *Внучка Полины Семеновны рассказала мне «семейное предание»:
— У бабушки за обедом еду быстро подавали и быстро уносили. И Сталин, когда обедал у них, всегда говорил: «Я у вас не наедаюсь, пойдем ко мне, посидим за обедом».
Полина любила Сталина в жизни и смерти?
Она не могла простить или не простить ему свою ссылку и Лубянку — она не считала его виноватым перед нею?
Как сказала Ахматова:
От других мне хвала — что зола,От тебя и хула — похвала.
Она «понимала» его репрессии против еврейского народа?
Ей легче было признать виновной себя, чем ЕГО? Всю свою жизнь она думала и поступала в унисон с НИМ?
Сталин не внял ее желанию дать евреям счастье в СССР и наказал ее тюрьмой за это желание. Для нее признать ЕГО неправоту означало перечеркнуть свои идеалы.
Она была не библейской, а советской Эсфирью.
Две большие разницы, как говорят в Одессе.
P.S. А может быть… Все она знала, все понимала, все ненавидела и выживала?
Но может ли быть?
* * * «Дело» Жемчужиной П. С. (фрагменты)Четыре бледно-голубые папки. Три первых — допросы обвиняемой и свидетелей. Очные ставки. Четвертая папка содержит документы, приобщенные к делу, — это личная переписка обвиняемой с разными людьми. Поздравления, присланные ей к праздникам. Просьбы. Обращения писательницы Серебряковой, попавшей в тюрьму, В. Белинкова — просит о своем сыне Аркадии, арестованном за «написание антисоветского романа», — жалобы работниц разных фабрик, тоже попавших в тюрьму.
Все письма небезответны — Жемчужина обращается к прокурорам, судьям, просит разобраться, устроить дополнительное расследование. Ей отвечают, разбираются.
Она переписывается с сосланной писательницей Галиной Серебряковой, интересуется ее новым романом, берется перепечатать его на машинке. Пытается облегчить участь тяжело больного Аркадия Белинкова. Есть среди писем, приобщенных к делу, записка академика Лины Штерн к Жемчужиной с просьбой передать письмо Молотову, есть и копия письма Штерн, она просит Молотова как министра иностранных дел помочь ей быстро оформить документы для поездки делегации ученых-физиологов в Австралию.
Есть в четвертом томе копия письма Жемчужиной ее брату, американскому капиталисту.
Нехорошо, конечно, читать чужие письма, но эти письма прочитало большое количество недоброжелателей моей героини, они превратили их в обвинительные документы.
У меня даже нет ощущения, что передо мной письма. Но это письма. Вот криминал — брату, в Америку:
«Здравствуйте, мои дорогие.
Пользуясь случаем, что кое-кто едет в ваши края, решила вам написать несколько строк. Живем мы очень хорошо. В стране широко развернулись восстановительные работы, идет усиленная работа по залечиванию ран, причиненных нам фашистскими захватчиками. Народ самоотверженно трудится и успешно выполняет новый пятилетний план. Светланочка закончила школу-десятилетку на аттестат зрелости с золотой медалью, а сейчас учится в институте международных отношений. Светлана прекрасно знает английский язык, если твои дочери приедут, то она сумеет с ними свободно говорить. Я работаю там же по текстилю, к сожалению, часто хвораю… Привет Соне и всем детям, целую всех вас.
Ваша (без подписи).
5.10.46».
Среди материалов, компрометирующих Жемчужину, находится в «Деле» письмо артиста Михоэлса от 18 апреля 1945 года.
«Глубокоуважаемая, дорогая Полина Семеновна.
Прошу Вас заранее простить меня, что решаюсь беспокоить Вас. Дело общественного порядка (вообще-то, по-моему, сугубо личного порядка, но в те годы, как мы уже видели, лично не имело общественного значений, посему сказать «дело личного порядка» означало обречь его на провал. — Л.В.), это единственное, что придает мне смелости. Речь идет об известном нашем советском критике Гурвиче Абраме Соломоновиче, который в сравнительно молодом возрасте заболел частичным параличом. По свидетельству врачей, болезнь поддается лечению. Зная вашу отзывчивость, прошу вашего любезного содействия по устройству его в кремлевскую больницу. Повторяю, что мне чрезвычайно трудно досталась решимость беспокоить Вас, и я надеюсь, что Вы меня простите.
С чувством глубокого уважения к Вам и признательности,
Михоэлс».Обыкновенная просьба. Похожа на письмо Клары Цеткин к Енукидзе по поводу Фортунато. Не правда ли?
* * *Понять происхождение «Дела» Жемчужиной можно, зная международную обстановку конца сороковых годов и внезапно испортившиеся взаимоотношения между СССР и только что возникшим Израилем: Жемчужина попала на Лубянку с обвинением в том, что «она на протяжении ряда лет находилась в преступной связи с еврейскими националистами и совместное ними проводила вражескую работу против советского государства» (выписка из обвинительного заключения).
- Терри Пратчетт. Жизнь со сносками. Официальная биография - Роб Уилкинс - Биографии и Мемуары / Публицистика
- Никакая торговля не является свободной. Смена курса, борьба с Китаем и помощь американским рабочим - Robert Lighthizer - Публицистика
- Русская идея и американская мечта — единство и борьба противоположностей - Елена Головина - Политика / Публицистика