ее выздоровление была как дрожащий на ветру огонек свечи, никто по-настоящему не верил, что Алиса поправится: ни Эрнестина, ни Петерис, ни сама Алиса. Все втайне настроились на самое плохое. Но случилось чудо — Алисе становилось лучше. Хоть и медленно, температура постепенно падала, бывали дни, когда Алиса чувствовала себя совершенно здоровой, до самого вечера не уставала, все чаще ей хотелось за что-то приняться. Несколько раз сходила она в лавку, на почту, прошлась до кладбища, побывала на могиле отца.
Наступило рождество. Эрнестина попросила Артура принести из леса елку. Парень закрепил ее в крестовине у Алисы в комнате.
— А у вас тоже будет елка?
— Нет.
— Приходите к нам.
— Зачем мешать вам.
Алиса пригласила Артура из вежливости, а он, тоже из вежливости, отказался.
Алиса с Ильмаром нарядили елку и стали ждать Петериса. Договорились, что в сочельник он приедет. Алиса боялась, что Ильмар отвыкнет от отца. Уже стемнело, а Петериса все не было. Прошел еще час, два, Эрнестина подала на стол ужин.
— Может быть, подождем? — сказала Алиса.
— Сколько можно ждать?
Поужинали, помыли посуду.
— А елку почему не зажжем? — Ильмар уже потерял терпение.
— Подожди, дождемся папки.
— Он не приедет.
— Откуда ты знаешь, что не приедет? Погоди, детка, потерпи немножко!
— Больно он нам нужен, правда? — вмешалась Эрнестина.
Ильмар не ответил. Теперь он знал, что, когда речь заходит, об отце, надо молчать.
— Прошу тебя! — воскликнула Алиса.
Эрнестина только вздохнула, встала:
— Поди, Ильмар, зажги елку!
Алиса пошла за ним, боязно было позволить мальчику одному, возиться со спичками.
Чуть погодя пришла Эрнестина.
— Помнишь елку, когда мы в последний раз все вместе были?
— О какой елке ты говоришь?
— За год до твоей свадьбы.
Все трое смотрели на горящие свечечки. Молчал даже Ильмар. Вдруг постучали в дверь.
— Петерис! Наконец-то!
Алиса вскочила со стула.
— Не ходи! Пускай Ильмар пойдет. Ильмар, ступай открой!
— Я боюсь.
Мальчик что-то почувствовал.
— Пожалуйста, пожалуйста! — воскликнула Эрнестина.
Теперь и Алиса догадалась. Мать подготовила сюрприз: отворилась дверь — и зашел белобородый старик в шубе, с мешком на спине. У Ильмара перехватило дыхание, он крепко стиснул Алисину руку. Он еще никогда не видел Деда Мороза, лишь слышал о нем, ведь в «Апситес» тот не являлся.
В первую минуту Алисе и в голову не пришло, что это мог быть Артур, возможно ли такое превращение этого странного, замкнутого человека.
— Дети тут живут? Ждут меня?
Ильмар побледнел. Хриплый голос не вызывал никаких сомнений. Мечта о чуде была так сильна, что все происходившее воспринималось как сущая правда.
Мальчик прочитал стихотворение. Алиса тоже была вынуждена вспомнить стишок о зайчике и капусте, которому учила сына, а Эрнестина запела «О елочка», дочь и внук подхватили песню.
Ильмару Дед Мороз принес три книжки сказок, аэроплан, который надо было вырезать из бумаги, затем склеить, чтобы получился «как настоящий», — и новые, теплые валенки. По книжке досталось Алисе и Эрнестине да еще чулки и носовые платки.
— Куда уехал Дед Мороз?
— К другим хорошим детям.
— Когда ты это придумала? — тихо спросила Алиса Эрнестину, пока Ильмар рассматривал подарки.
— Не все ли равно?
Чуть погодя Эрнестина сказала:
— Ильмар, ты позвал бы на елку своего друга.
— Артура? Сейчас.
Мальчик привел Артура за руку и с увлечением рассказал ему о рождественском деде.
— Жаль, что ты не видел его.
— В самом деле жаль, — согласился Артур.
Петерис в тот вечер так и не приехал.
Эльвира уже давно звала мать к себе в гости; самым подходящим временем Лизета сочла рождество. Она собиралась в Ригу всю осень и наконец собралась. В праздничное субботнее утро Петерис отвез ее на станцию, подождал, пока мать садилась в вагон.
— Ну, так живи, сын, честно эти три дня, пока матери дома не будет. Знаешь, о чем я говорю.
— Ну, как эта… — вспыхнул Петерис и, не простившись, пошел к саням.
Петерис лошадь не торопил, ехал шагом. Он уже сегодня наработался и делать ничего не собирался. К тому же возвращение домой даже как-то пугало: смущала мысль, что они с Женей три дня будут в «Апситес» одни.
С того осеннего вечера, когда они вместе шли из бани и Петерису хотелось влезть к ней наверх, он притворился, будто Женя ему безразлична. Но она-то об его истинных чувствах догадывалась. Когда не было рядом Лизеты, лукаво улыбалась, вела себя с ним, как с пареньком, даже слегка подтрунивала: «Хозяин, подайте вилы, будьте таким добреньким!» Петерис понимал, что у них ничего не может получиться, даже если Алисы не станет. Женя молода. Разница — двадцать лет; бывает, правда, что мужики берут себе жен намного моложе себя. И разве он в свои тридцать девять лет такой уж старик? Вспоминая, как он в свое время домогался Алисы, удивлялся благоговению, которое испытывал тогда к своей избраннице. Он мечтал беречь ее, не позволять ей тяжело работать, не решался даже тронуть ее, прежде чем женился на ней. А теперь бывали минуты, когда он с трудом сдерживался, чтобы не стиснуть Женю в объятиях. Ночами спал неспокойно. Очнувшись от дурманящего сна, не мог порою уснуть до самого утра, прислушивался, не скрипнет ли кровать за стеной. Женя теперь спала за Лизетиной занавеской. Мать велела перенести свою кровать в комнату, а столик и кроватку Ильмара поставили на чердак — для них просто не было места. Лишь когда Женя вставала и уходила доить коров, Петерис ненадолго погружался в дрему и весь день потом ходил не в