полицейском жаргоне, я «выставил в гарни» имя Анасте, то есть послал во все меблированные комнаты и отели запрос, не останавливался ли у них субъект по фамилии Анасте. В сущности, я не возлагал никакой надежды найти разыскиваемое имя в отельных списках, понимая, что если человек приехал в Париж с целью убить госпожу Делляр, то он мог бы, по крайней мере, из предосторожности записаться под чужим именем.
Минут через десять, к крайнему моему изумлению, мне принесли записку следующего содержания:
«Анасте из Лиона, остановился в гостинице X., улица Нотр-Дам-де-Виктуар, 3 декабря».
3 декабря!.. Накануне преступления!
Не медля ни минуты, я отправился на улицу Нотр-Дам-де-Виктуар. Хозяева гостиницы оказались премилые люди, но они недавно поженились и наслаждались медовым месяцем. Вот почему решительно ничего не замечали из происходящего в их отеле с начала месяца.
На мой вопрос, нет ли в гостинице среди жильцов офицера, один из лакеев тотчас же возразил:
— Как же, есть один кирасирский капитан!
Так как мне нужен был вовсе не кирасирский капитан, я потребовал книгу для приезжающих, из которой узнал, что Анасте накануне выбыл из отеля. Вскоре затем я узнал, что он поселился на улице Валуа, 49, в меблированных комнатах.
В эту минуту, помимо мой воли, у меня уже закралось подозрение в виновности этого человека.
Горе барона Делляра было так сильно, что он не мог оставаться в том доме, где была убита его мать, и переселился временно к своему двоюродному брату, депутату Жевело. Я отправился туда, чтобы сообщить ему о нашем открытии, а также спросить его об Анасте.
Господин Делляр привскочил на месте, когда я намекнул о своих подозрениях.
— Анасте! — воскликнул он. — Это невозможно. Я так заботился об этом мальчике. Он ценил это и всегда выказывал мне большую признательность.
— Навестил ли вас Анасте, чтобы выразить свои соболезнования? — спросил я.
— Нет, — ответил барон.
— А между тем он в Париже, — продолжал я, — и очень странно, что этот молодой человек, которому вы сделали так много добра, не пришел к вам, так как не мог же он не узнать из газет о страшном горе, поразившем вашу семью.
В этом замечании меня поддержал кузен барона, господин Жевело.
— Действительно, если Анасте в Париже, то почему он нас не навестил? Ведь он, наверное, читает газеты!
Виновность Анасте показалась мне почти вероятной.
И я могу сказать, что, в сущности, Анасте был арестован только по одному этому предположению. Он не выполнил по отношению к своему благодетелю простой формальности, предписываемой долгом вежливости.
Главной моей заботой было избежать громкого скандала арестом офицера, с другой стороны, нужно было принять меры, чтобы он не мог бежать.
Около десяти часов вечера господин Понсе, Жом и я отправились на улицу Валуа, 49, где, после некоторых переговоров с привратником, узнали, что Анасте действительно живет там, но уже лег спать и, по всей вероятности, спит.
Разумеется, мы не сказали привратнику, что его квартирант обвиняется в страшном преступлении. Но не скрыли нашего звания, а так как этот человек так же, как весь Париж, был сильно заинтересован драмой на бульваре Тампль и каждое утро, раскрывая газету, первым делом спешил узнать, не найден ли убийца баронессы Делляр, то он воскликнул:
— Господа, вы не хотите мне сказать, но я уверен, что вы пожаловали по поводу убийства госпожи Делляр?
Мы не стали спорить, и по нашей просьбе он проводил нас к комнате Анасте, в которую мы заглянули через замочную скважину.
Анасте, лежа в постели, преспокойно читал, но мы заметили, что на его ночном столике лежит револьвер. Я вообразил, что он держит под рукой револьвер с целью застрелиться, как только полиция явится его арестовать. Вот почему я приказал агенту Жому, который остался за ним следить, всячески избегать какой бы то ни было неосторожности.
Теперь нужно было составить план действий. Мы не могли арестовать офицера по простому подозрению, оставалось одно: пригласить его на следующий день добровольно явиться в сыскное отделение для «свидетельских показаний».
И вот, если тогда он будет узнан кем-нибудь из свидетелей, видевших убийцу, мы будем иметь уже почву под ногами.
Я вспомнил о молодом человеке M., приказчике из магазина на улице Фий-дю-Кальвер, точные и ясные показания которого поразили меня с самого начала, и послал за ним. Было решено, что он и Жом будут находиться в сторожке привратника и выжидать выхода Анасте.
В случае, если бы свидетель признал его, Жому были даны инструкции вручить молодому офицеру повестку, приглашающую его явиться в сыскное отделение, и, разумеется, позаботиться, чтобы подозреваемый не мог уклониться от этого приглашения.
Именно в тот день должны были состояться похороны баронессы Делляр. Было решено предать, наконец, земле труп несчастной женщины, так как уже отчаялись отыскать виновника преступления и привести к его жертве, тем более что этого рода очные ставки, как я уже не однажды имел случай говорить, — не более чем простая формальность, которая никогда не приводила ни к каким результатам.
Я попросил барона Делляра и господина Жевело сохранить в тайне начатые мною розыски, они дали слово и свято исполнили его.
Со своей стороны, чтобы предотвратить всякое подозрение, я также отправился на похороны баронессы Делляр. Но признаюсь, когда я отвечал на вопросы журналистов: «Я ничего не знаю… Кажется, ничего нового еще нет…» — сердце мое сильно билось.
Мысленно я говорил себе: «Быть может, в эту минуту арестовывают, конечно с большими предосторожностями, офицера французской армии. Виновен ли он? Не ошибся ли я?» Я не поехал на кладбище и поспешил в сыскное отделение, где мне пришлось прождать добрых полчаса возвращения Жома, который явился разочарованный и с вытянутой физиономией.
— Он здесь, — сказал мне Жом, — но M. не совсем уверен. Однако он без всяких оговорок согласился следовать за нами.
Программа была выполнена во всех пунктах. Анасте спал недолго и вышел из дому в одиннадцать часов утра.
Тогда Жом подал ему повестку.
— Прекрасно, — сказал Анасте, — если нужно, так отправимся туда сейчас.
Сохраняя полнейшее спокойствие, он сел в карету и теперь, с папироской в зубах, ожидал меня в соседней комнате.
Я призвал M. и спросил его мнение.
— Мне кажется, что фигура у него та, — ответил он, — но лицо не то. Человек, приходивший спрашивать адрес госпожи Кабаре, был без бороды, а у этого есть борода.
Скрепя сердце я решился бороться против неудачи и убедить Анасте сбрить эту бороду, которая меня стесняла.
По всей вероятности, я говорил ему абсолютную чепуху о