буквы F. N. составляют ее специальную марку. Эта фабрика рассылала свои ножи во все страны Европы, и, между прочим, одним из главных ее клиентов был большой магазин на улице Республики в Лионе. Газеты, по полученным от нас сведениям, напечатали все эти подробности. Публика была живо заинтересована, и множество писем, кстати сказать, не представлявших никакого интереса, получалась ежедневно мной и господином Понсе. Впрочем, между ними было одно письмо, показавшееся нам на первый взгляд весьма важным. Какой-то лионский портной, обрадованный случаем сделать себе хорошую рекламу, написал нам и в то же время напечатал публикацию в газетах, что пальто с полосками диагональю, в котором убийца имел такой элегантный вид, куплено в его мастерской. Он добавлял, что у него имеется большой выбор таких пальто, и они стоят всего пятьдесят франков.
В деле судебных розысков приходится брать то, что имеется под руками, и реклама портного, наверное, принесла ему не менее пятидесяти франков, потому что мы выписали из Лиона с целью показать свидетелям одно синее пальто из его мастерской.
Вскоре мы получили еще новое существенное показание. Приказчик базара на улице Республики в Лионе заявил, что он отлично помнит, что продал за несколько дней до преступления нож, очень похожий на нож убийцы, одному молодому человеку с портфелем под мышкой.
Итак, по указанным данным, можно было предположить, что убийца был человек, знакомый с образом жизни госпожи Делляр и знавший семью Кабаре. Кроме того, если он не постоянный житель Лиона, то, по всей вероятности, отправляясь в Париж, чтобы совершить свое преступление, хотя проездом, побывал в Лионе.
В самом деле, ведь не могли же мы ехать искать следов убийцы в Испанию или в Польшу, куда тьерская фабрика доставляет ножи своего производства. Лион был ближе. Было естественно подумать сначала о нем.
Редко случается, чтобы судебный следователь и начальник сыскной полиции были одновременно озабочены розысками одного и того же убийцы и напрягали столько усилий, как господин Пенсе и я.
Дело в том, что публика была сильно возбуждена, и один журналист метко охарактеризовал это настроение «портфельной лихорадкой».
Незадолго перед тем в Нейли был убит старый ростовщик, и убийца, по показаниям свидетелей, был с портфелем. В приметах убийцы баронессы Делляр опять-таки фигурировал злополучный портфель. Эта безобидная кожаная вещица на несколько дней сделалась каким-то пугалом. Как только к привратнику обращался субъект с портфелем под мышкой, почтенный страж спешил задержать его. Само собой разумеется, что при таких условиях много безвинных было арестовано или, выражаясь административным слогом, приглашено в сыскное отделение. Конечно, их тотчас же освобождали, но не подлежит сомнению, что им все-таки приходилось провести несколько неприятных минут.
Все мое начальство, не исключая самих министров, вызывало меня и высказывало желание, чтобы преступление на бульваре Тампль не осталось безнаказанным.
Между тем прошло двадцать дней, а мы еще ничего не открыли. Для публики три недели большой срок, ей нужно, чтобы преступник был арестован немедленно.
Я последовательно допрашивал, кажется, пятерых привратников, которые сменились в течение нескольких лет в доме на улице Фий-дю-Кальвер, пока там жила чета Кабаре. Но они не могли дать мне никаких полезных сведений.
Наконец, один из моих агентов отыскал шестого привратника, который жил на улице Сен-Луи-ан-л’Иль. Этот последний мог сообщить агенту кое-что относительно лиц, посещавших баронессу Делляр.
— Собственно, я плохо помню, так как ничего особенного не замечал. — Потом, напрягая память, он добавил: — Мне помнится только, что иногда приходил маленький солдатик, племянник госпожи Кабаре.
Агент поспешил донести мне об этом. Я сел в карету и помчался к супругам Кабаре, несколько удивленный тем, что они ничего не говорили мне об этом племяннике.
Дорогой я припоминал, что в прежнее время я никогда не поверил бы в возможность виновности солдата, но после Шумахера и Жеоме мои иллюзии значительно рассеялись, и теперь я с грустью думал, что, может быть, мне придется препроводить еще одного солдата на эшафот.
— У нас никогда не было никаких племянников… — сказали мне супруги Кабаре.
Затем госпожа Кабаре добавила:
— Я даже не видела, чтобы к баронессе приходил какой-нибудь маленький солдатик.
Но после некоторого раздумья она вдруг воскликнула:
— А! Теперь я понимаю. Маленький солдатик, о котором говорит привратник, был воспитанник сенсирского лицея, друг нашего сына, которого мы имели несчастье схоронить четыре года тому назад. Господин Делляр ему очень покровительствовал. Это был умненький способный мальчик.
В первую минуту я подумал, что напал на ложный след. Бывший воспитанник сенсирского лицея не мог быть убийцей. Репутация учебного заведения гарантирует принципы чести своих питомцев.
Однако, для очищения совести, я спросил фамилию этого молодого человека и что с ним сталось.
— Его звали Анасте, — ответил Кабаре. Потом, как бы припоминая, добавил: — Кажется, он служил в 158-м линейном полку в Моданском гарнизоне, но недавно был переведен в Лион.
Лион! Город, в котором, по всей вероятности, был куплен нож, и где, по уверениям портного, продаются пальто точь-в-точь похожие на то, которое было на убийце!..
Однако я не мог остановиться на этой мысли. Французский офицер — убийца! Это невозможно. Нужно пасть до последней степени, чтобы, подобно Шумахеру или Жеоме, убить беспомощную старуху с целью грабежа… Нет, быть не может!
Однако нужно было все разузнать. Мой долг — наводить справки, и я начал искать, признаюсь, с искренним желанием не найти.
Прежде всего, чтобы иметь хоть какое-нибудь основание к обвинению, нужно было узнать, находился ли в Париже Анасте в тот день, когда баронесса Делляр была убита, то есть 4 декабря. Если Анасте не покидал места своей службы, то останется только пожалеть, что хоть на одну минуту допустили мысль, будто французский офицер был способен сделаться убийцей.
Но как разузнать истину? Телеграфировать? На первых же порах дело представляло непреодолимые затруднения. Пресса очень скоро узнает все детали, и полковник не замедлит пригласить к себе Анасте, чтобы спросить, почему парижская полиция разыскивает его.
Тогда одно из двух: если несчастный офицер неповинен в преступлении, то это подозрение будет для него кровной обидой.
Если же он виновен, то покончит жизнь самоубийством или должен будет бежать…
По-моему, можно было предпринять только одно: послать в Лион сыщика с поручением в строжайшей тайне навести все справки и как можно скорее уведомить меня.
— Тем не менее, прежде чем послать сыщика, я исполнил одну формальность, казавшуюся мне, вообще, совершенно бесполезной, а в данном случае в особенности, но она постоянно практикуется парижской полицией столько же из принципа, сколько и по рутине.
Выражаясь на