Читать интересную книгу МИССИОНЕР - Евгений Кабанов

Когда к ним вернулась способность воспринимать окружающий мир, они вдруг услышали тяжёлые шаги на аллее и затаились. Кто-то остановился у кустов где-то в районе их ног. И почти сразу же Аполлон почувствовал, как на его голую задницу потекло что-то горячее. Он даже не сразу сообразил, что это. Но от разрешения этой загадки его избавили ещё одни шаги и послышавшийся вслед за этим голос Наполеона:

– "Поссым", – сказал Максим.

– Да, приходится под кустами ссать, как собаке. Не могли, что ли, уборной тут построить?

А этот недовольный голос, донёсшийся со стороны их ног, принадлежал Санькину. Выходит, это Санькин помочился на Аполлонову голую жопу.

– Мог бы и в школьный туалет сходить… Там каникулы… – ответил Наполеон на вопрос Санькина. – А вообще, друг мой Санькин, хорошо быть кисою, хорошо – собакою, где хочу – пописаю, где хочу – покакаю.

Повернув в сторону аллеи голову, Аполлон с ужасом увидел, что как раз напротив его лица остановились худые волосатые ноги, закрытые ниже колен гетрами, и в бутсах. И тут же, подтверждая, что ужас его был не напрасным, сквозь какую-то щель в кустах повыше лопухов вырвалась мощная жёлтая струя и ударила прямо Аполлону в щеку. Пенящаяся солёная жидкость потекла по его губам на землю.

Аполлон хотел вскочить и в ярости наброситься на этих ссыкунов, но, почувствовав под собой слабое шевеление – Таня, о которой он совсем забыл, пыталась отодвинуться подальше от образовывавшейся рядом с ней пенящейся лужи, – с трудом сдержался. Честь женщины для настоящего джентльмена, даже с подмоченной мочой репутацией – превыше всего!

"Ну, я вам покажу, – в бессильной злобе закипало в Аполлоне чувство собственного достоинства, – ссыкуны! Я вам во втором тайме устрою…" Он ещё не знал, что он им такое устроит, но устроить в тот момент он им желал такое, чтобы они потом с содроганием вспоминали его всю свою оставшуюся кошачье-собачью жизнь.

– Хрена ты забьёшь, – послышался голос Наполеона, когда его шаги и шаги Санькина стали удаляться. – Американец – это тебе не Люба Касаротая!

– Забью! – уже издали послышался злой голос Санькина.

До начала второго тайма Аполлон ещё успел сполоснуться от мочи двух великих футболистов местного масштаба под ближайшей колонкой.

Когда он подходил к своим, теперь уже нижним, воротам, увидел, что в них мирно пасётся симпатичный коричневый телёнок, а в штрафной площади – небольшая стайка гусят со своей серой мамашей. Прогнав из ворот непрошенного гостя, Аполлон с досадой заметил, что он успел даже переработать съеденную траву и отложить продукты переработки в виде нескольких коричнево-зелёных лепёшек по самой линии ворот. Это, однако, особо его не расстроило, поскольку действовать ему приходилось больше в районе линии вратарской площадки. Он только, скорее, жалеючи бурёнок, чем обижаясь на них, подумал: "И почему это у крупного рогатого скота вечно жидкий стул?".

Начался второй тайм, и Аполлон сразу понял, что перед его жаждущим отмщения чувством достоинства стоит неразрешимая дилемма. Для того чтобы хотя бы как-то отомстить Санькину, нужно было, кровь из носу, не пропустить от него гол. Эта задача стояла, в общем-то, с самого начала матча. Тогда тот раскошелился бы на ящик водки, да плюс ещё получил бы страшный удар по своему футбольному самолюбию. Но в этом случае выигрывал другой обидчик – Наполеон. Если же умышленно пропустить от Санькина гол, чтобы наказать Наполеона, то Санькин становился бы двойным обидчиком. Да к тому же достоинство самого Аполлона пострадало бы ещё больше перед лицом всего посёлка, доверившего защищать ему его футбольную честь. А честь американского гражданина – Американца?..

Аполлон некоторое время играл как в тумане, соображая, какой же найти выход из этого тупикового положения. Поле покинуть он не мог – честь команды для него уже была выше личных амбиций, да и месть Санькину в этом случае становилась бы совсем призрачной, если не недостижимой вовсе.

В конце концов, несмотря на то, что Наполеон поссал ему на лицо, а Санькин – только на жопу, он решил защищать ворота от Санькина во что бы то ни стало, подтверждая тем самым и свою личную репутацию как "сухого" вратаря. Санькина надо было наказывать в первую очередь – он уедет, тогда с концами… А с Наполеоном он разберётся потом, никуда тот не денется. Кроме того, надо ж и свою честь защищать… Всю землю спас… Народ не поймёт, если не спасёт ворота…

Решив, таким образом, как ему улаживать внезапно возникшую в перерыве проблему, Аполлон душевно успокоился и с ещё большим мастерством, умением и, главное, решимостью пресекал все потуги ломовских футболистов распечатать его ворота.

А натиск ломовцев, игравших во втором тайме под горочку, всё возрастал. Невозмутимый до того Санькин уже стал покрикивать на своих питомцев и товарищей, что только вносило в их действия скованность и неразбериху.

Заметно подуставшие синельцы отвечали редкими контратаками. В одной из них Шаров, преследуемый защитниками соперника, ударил в сторону одиноко стоявшего у штрафной ломовцев Родомана, которого те вообще уже не принимали в счёт, поскольку он создавал больше проблем своим, чем чужим. Но тут мяч неожиданно попал Родоману прямо между бёдер под самым пахом, и застрял там, видимо запутавшись в трусах-юбке. И тут кудесник Родоман показал своё цирковое мастерство. Крепко зажав мяч между бёдер, под самым животом, и слегка наклонив корпус вперёд, он смешно засеменил с ним к воротам противника, похожий на пингвина, который носится со своим яйцом. Соперники оторопели, не зная, что им делать, как им быть. Судья тоже растерялся, не припоминая в своей судейской карьере таких случаев, и не зная, квалифицировать ли этот экзотический трюк в исполнении экзотического футболиста как нарушение правил. Между тем, пока все они хлопали ушами, Родоман продолжал медленно, но уверенно, а главное, беспрепятственно продвигаться вперёд, уже достигнув линии штрафной площади. Было очевидно, что ему гораздо сподручнее управляться с мячом, не лежащим на земле, а находящимся в таком подвешенном состоянии.

Санькин, со свирепым видом стоявший в середине поля, заорал своим защитникам:

– Что вы на него смотрите, уроды?! Давите его!

Ломовцы бросились на Родомана, пытаясь выбить мяч. Однако тот, не выпуская мяча, ловко увернулся, и двое защитников, столкнувшись лбами, разлетелись в разные стороны на газон. С "трибун" раздались хохот и улюлюканье.

Вконец озверевший Санькин сам понёсся на Родомана. Вратарь ломовцев вышел, наконец, из оцепенения и бросился к "пингвину" с другой стороны в намерении выхватить мяч прямо из его ляжек.

Санькин налетел на Родомана сзади как коршун, и нанёс сильнейший удар по мячу. Мяч пулей вылетел из-под живота Родомана, врезался уже наклонившемуся вратарю в лицо и отскочил прямо в ворота, да не куда-нибудь, а прямёхонько в самую "девятку".

Вратарь упал как подкошенный, схватившись за лицо. Пока его, едва дышавшего, уносили с поля, "трибуны" неистовствовали. Громовое "го-о-ол" слышали, наверное, в Сенске.

Синельские футболисты обступили Родомана, и через несколько секунд он уже подлетал в воздух, блаженно при этом улыбаясь.

К Санькину подошёл Наполеон и, ехидно улыбаясь, констатировал:

– Забил!

Санькин зарычал, и в окружении товарищей бросился к судье. Ломовцы начали, было, апеллировать к арбитру, но было уже поздно – тот показал на центр поля, и менять своего решения не собирался хотя бы из чувства собственного достоинства. А скорее всего, из чувства самосохранения – нужно было быть круглым идиотом, чтобы не понять, что, отмени он гол, его разорвали бы на такие мелкие кусочки, которым позавидовали бы даже атомы.

Запасной вратарь ломовцев занял место в воротах, и игра началась с центра поля.

Что тут началось! Одна атака ломовцев сменялась другой, Санькин безудержно рвался вперёд, круша всё на своём пути. Но каждый раз в последний момент его пыл охлаждал быстрый бросок в ноги Аполлона. Наверняка, если бы могучий ломовский нападающий не пытался вкатить мяч в самые ворота, а бил бы с более дальнего расстояния, он забил бы уже не один гол – удар у него, как все убедились, был что надо! Но он в слепой ярости пытался обыграть всех, встававших на его пути, в том числе и вратаря. Казалось, обыграй он и Аполлона, то стал бы ещё обводить и обе стойки ворот, как и обещал Наполеон. Аполлон же уже успел приноровиться к этой его манере, к тому, что вся ломовская команда играла на своего лидера, даже не помышляя о своей собственной инициативе. А после каждой прерванной атаки Наполеон не забывал подзуживать Санькина:

– Ну что, забил?

– Забью, – рычал тот, и чуть ли не рыл копытами, то бишь бутсами, землю.

– Ага, своим ещё один. Гы-ы-ы…

А время матча неумолимо приближалось к концу.

И вот, на последней минуте, надо же было такому случиться!, Санькин в штрафной площади несколькими ложными замахами уложил на траву Наполеона, вышел на Аполлона, и тут, в самый ответственный момент тот вдруг поскользнулся на затерявшемся в траве гусином "червяке".