Читать интересную книгу Связанный гнев - Павел Александрович Северный

был по характеру странным. Закоренелый холостяк. Жил замкнуто, отдельно от всех нас. Арест последовал после того, как охранке стало известно, что Ленин перед отъездом из Питера в Финляндию в 1906 году несколько дней скрывался в петербургской квартире брата. Следствие выяснило, что брат уже давно был в партии, до пятого года. Несколько раз выезжал за границу, выполняя поручения Ленина, а нам, его близким, и в голову не могло прийти, чтобы задуматься о причинах его заграничных поездок.

– Брата уже судили? – спросила Надежда Степановна.

– До суда брат не дожил.

– Что случилось?

– По официальной версии, Ольга Степановна, он якобы покончил жизнь самоубийством. Сделал это будто бы из опасения, чтобы не раскрыть тайны своей подпольной работы. Но есть и иные данные. А именно, что брата убили на допросе, а чтобы замести следы преступления, инсценировали самоубийство.

– После смерти вы его видели?

– Нет, Надежда Степановна, из родственников никто к нему не был допущен.

Глинская, снова встав, заходила по комнате.

– Естественно, что после всего происшедшего администрация императорских театров перед началом сезона почти вежливо, но категорично дала мне совет оставить труппу театра и временно покинуть столицу. Что я и сделала.

– А ваша личная семья?

– У меня ее никогда не было. Правда, был около меня человек, казавшийся мне близким, но он поспешил после случившегося от меня отмежеваться, ибо это могло нанести ущерб его государственной карьере. Вот, пожалуй, и вся моя правда жизни с осени прошлого года… Хорошо у вас здесь. Даже шум дождя успокаивает личную тревогу. А там… Тревожное время в стране. Россия седьмой год нового века живет вздыбленно со всем многовековым государственным величием, утвержденным мужеством героического и терпеливого народа. В стране звучат напевы: «Вихри враждебные веют над нами». То тут, то там в руках рабочих взлетают крылья красных знамен. Рабочий класс прислушивается к революционным призывам большевиков, осмелев от уверенности Ленина о неминуемом свершении в России революции. У всех в памяти эхо революционного набата 1905 года, несмотря на то что в государстве бродит разгул реакции и везде верещат трели полицейских свистков.

– Здесь они тоже верещат, Калерия. Вы их еще услышите, – сказал доктор Пургин, раскуривая трубку.

– Уже слышала на вокзале в день приезда.

– Уральские рабочие держат ногу с рабочими всей России, – продолжал Пургин.

– Но в их походке присущий только им разлет шага. Обучены этому разлету веками горно-заводского крепостничества. Суровый спор с царским самовластием уральцы по своему почину начали в 1903 году, запалив костры рабочего гнева именно здесь, в Златоусте. Пути всех своих революционных схваток уральцы полили обильной кровью. Все это я видел своими глазами на заводах и приисках, залечивая раны восставших под стукоток казачьих коней, исковырявших шипами подков все уральские большаки и проселки. Здесь, Калерия, все творится по-уральски, ибо обитатели края также делятся на сословия угнетенных и угнетателей.

– Россия, Дмитрий Павлович, на новом историческом распутии.

– А что, если за этим распутьем новое смутное время? – спросила Койранская, и, не дождавшись ответа, задала новый вопрос: – Скажите, Калерия Владимировна, действительно ли император покинул Петербург?

– Да, он в Царском Селе. Всю полноту власти доверил Столыпину. Хотя ходят слухи, что право скреплять своей подписью смертные приговоры все же оставил себе, чтобы не скучать среди анфилад дворца. Самодержцу в столице стало неуютно. Хотя молва приближенных к трону уверяет, что царь во всех окровавленных событиях, преследующих его царствие с Ходынского поля, наивно старается усматривать только мистические знамения, уготованные Всевышним для его царствования. Я даже слышала, что у царя хорошая память. Он помнит, как его родитель, готовя сына на престол в стране, населенной русским и другими народами, уверял его, что всякая революционная блажь рабочих уже задушена и сын может царствовать спокойно, уповая на Господа и его церковь. Но мне кажется, что теперь Николай Второй ежедневно убеждается, что самоуверенность родителя была слишком преждевременна и опрометчива, и ему приходится вспоминать иные родительские советы, а именно: что, пребывая на престоле, сберегая незыблемость монархии, он должен неизменно помнить о недюжинной мудрости русского простолюдина и, главное, не забывать об его фанатичном стремлении к свободе. Самонадеянный Столыпин обещает царю выжечь в империи последние корни революционной надежды рабочих о свободе. Столыпин обещает царю покой, но Россия, наперекор его посулам, пребывает в тревоге от смутных ожиданий, грядущих порывом связанного гнева. Повторяю, Россия на историческом распутьи. Вас, конечно, мои суждения удивляют. Но для меня они естественны, ибо пролитая людская кровь девятого января заставила и меня задуматься о всем происходящем в стране. Задуматься и кое-что осмыслить в происходивших недавних революционных событиях. Но, к сожалению, я также политически безграмотна, но не боюсь признаться, что все мои сознательные симпатии на стороне всех тех, кого пули Трепова лишили жизни на их пути к царю за жизненной справедливостью. Надеюсь, что после всего сказанного, дорогие хозяйки, вам вполне ясна моя биография, а услышанное не лишит меня вашего гостеприимства.

– Зачем говорите так, Калерия Владимировна?

– Чтобы между нами, Надежда Степановна, не было никаких туманностей. Ибо мне нужно найти покой для сознания, чтобы продолжать жизнь актрисы, но уже с совершенно иными устремлениями.

– Успокойтесь, Калерия, – почти шепотом попросил Пургин.

– Просите успокоиться, но ведь и вас сказанное мною взволновало. Разве не так? Разве судьба народов России также и не наша судьба? И может быть, действительно заботы о будущей судьбе России в руках рабочих и пахарей. Все так непостижимо сложно, да и не может быть иначе в такой великой стране.

Замолчав, Глинская ходила по комнате.

3

Ольга Койранская уже неделю жила на Дарованном. Приехала вместе с Софьей Сучковой после того, как их познакомил Новосильцев.

Софья Тимофеевна с Лукой Пестовым навещали свои промыслы, а Койранская бродила по Дарованному, делала зарисовки с работавших женщин. Работа ее увлекала своей необычностью всей обстановки, да и лица женщин сами просились под карандаш.

В это утро Софья раньше обычного уехала с Пестовым и Бородкиным на новый промысел по соседству с Дарованным. Разведка на нем увенчалась отыском жильного золота, а потому необходимо было спешно начинать работы по его оборудованию.

Койранская, приведя в порядок зарисовки, сделанные накануне после полудня, отправилась на новое место к реке, где на плотах женщины поднимали пахарями со дна речнину. Пойти туда ее заставило любопытство, ибо вчера за ужином Пестов много рассказывал о молодой вдове Людмиле Косаревой.

Идя берегом среди работавших старательниц, она остановилась около пожилой женщины с лицом, исчерченным мелкими сеточными морщинами. Среди его дряблых мышц из глубоких подглазниц смотрели молодые, ласковые глаза, казавшиеся такими чужими на этом лице с печатями всех пережитых горестей. Женщина, тихонько напевая, тяжелой лопатой