Читать интересную книгу Связанный гнев - Павел Александрович Северный

на крыльцо барака выбежала повитуха, радостно крикнув:

– Родила, бабы, Анютка парнишку!

Следом в окне увидели доктора Пургина, державшего в руках ребенка:

– Вот он, упрямец, не обижайтесь, что долго не хотел с вами знакомиться.

После слов доктора толпа ожила, живыми голосами заглушив доносившуюся с речки песню.

Было совсем темно, когда Пургин пришел на берег, не увидев на нем девушку, крикнул:

– Нина! Где ты?

– Здесь, Митя.

Пургин, подойдя, опустился перед Ниной Васильевной на колени.

– Еще один крестник родился.

– А ты смертельно устал.

– Да, милая. Но рад, что спас мать и ребенка.

– Мы, конечно, никуда сегодня не пойдем.

– Спасибо! Какая ты чуткая…

6

Медальон солнца золотистым топазом прятался за кружева и бархат пурпурных облаков.

Провожая закат по лесам, загулял ветер.

Беспокойно шелестели шелка и ситцы кустарников. Пчелиными роями гудели сосны, а вся лесная дряхлость плаксиво поскрипывала на всякие голоса.

На заброшенном прииске, в еловой чаще, на просеке бугры давних отвалов перемытой породы.

Больше всего на покатых склонах отвалов колючих зарослей шипицы в розовом пухе цветения, а возле них на высоких стебельках аметистовые колокольцы, а на плешинках плотно лепится белая и розовая кашка.

На буграх, где заросли вереска, густо цветут ромашки, как скатерти, укрывают склоны белизной цветов.

Завитками, изгибами между бугров бежит, булькая по гальке, быстрая речка. Воды в ней немного. Иногда будто совсем теряется из виду, разливаясь болотцами с кочками в бирюзе незабудок. То вдруг перестает булькать, течет по узкой канаве русла, тогда в самом глубоком месте дно можно достать, замочив руку повыше локтя. Вода в речке прозрачная, для красоты только слегка подкрашена синькой…

Ночью ветер перетрясал лесную дремучесть. По небу бежали низкие плотные облака, а в их редкие разрывы выглядывала луна. Притушенным пепельным светом временно распугивала темноту, стелила наспех теневые дорожки от каждого дерева, кустика, камня.

Появлялась и исчезала луна. Сменяла темень сумерками, и только плотность туч не позволяла ей покрыть землю волшебными кружевами от сплетения теней и света.

В темноте пламенел костер в том месте, где речка обегала бугры в лесной чаще, где упала на нее одряхлевшая ель. Лесина запрудила речку, заставила разлиться заводью поверх кошмы непромокаемого векового настила хвои, мокретью заползти под кучи валежника.

Светился костер среди трухлявых пней. Пламя в нем веселое с говорком потрескивания. Но ветер и к нему подлетел. От его порывов огонь припадал к земле, терялся в клубах дыма, но как только проносился ветреный вихрь, пламя вновь вспыхивало с прежней яркостью, искалывая темноту багровыми язычками.

Дымок от костра утягивался к заводи, прикрывал ее, как тюлем.

В заводи костер отражался красным пятном, а от него в разные стороны уползали кровяные змейки.

У костра, прислонившись спиной к шершавому комлю сосны, сидел на земле доктор Пургин. Напротив него на кучке валежника пламя костра находило в темноте Нину Васильевну.

После заката они тронулись в путь, надеясь при лунном свете раньше полуночи дойти до известного места возле покинутого скита. Но наплыв туч прочно застелил небо, темнота воровала тропу, беспокойный лесной шум утомил слух, и путники решили отдохнуть.

На просеке выбрали за ветром укромный уголок, раздули костер и затихли около его тепла.

Дмитрий Павлович наблюдал за Ниной Васильевной. Временами видел на ее лице все черточки. Особенным казалось ему лицо любимой, а когда она низко склонила голову, он спросил:

– О чем опять задумалась?

Нина Васильевна, очнувшись от забытья, провела рукой по лбу, взглянув на доктора, ответила:

– О нас думала. Хорошо. Снова одни в ночном лесу. Вспомнила, как волновалась у Наума, ожидая твоего прихода. Напугало твое опоздание. Показалось, что не придешь. Оставишь одну развенчивать прекрасную мечту. Сейчас вспомнила, как встретились с тобой прошлым летом. Вспомнила, как встретила тебя после зимней разлуки. Сломя голову вбежала в холодную воду озера, не дожидаясь, когда лодка подплывет к берегу. Ты снова со мной. Самой придуманные страхи исчезли. Как легко жить, когда сознаешь, что кому-то важно, нужно твое существование. Во мне избыток счастья. Все еще не успела привыкнуть к нему, так люблю тебя.

Встретился доктор с ее пристальным взглядом. Нина порывисто встала. Встал и доктор. Подошел к ней, ласково обнял. Почувствовал, как она вздрогнула, а потом прижалась к его груди.

– Что с тобой?

– Ничего. Просто вдруг себя испугалась.

Освободившись от объятия, отошла в темноту, говорила, сдерживая волнение:

– Глупости! Нервничаю беспричинно. Ветер виноват. При нем в лесу начинаю бояться каждого хруста и шороха. Тревога природы путает ясность мышления. Больше всего не люблю, когда в лесу в непогоду не слышу своих шагов. Сразу начинаю думать, что способна заблудиться. Зачем говорю об этом сейчас?

Разговаривая, Нина Васильевна вернулась к костру. Бродила на свету около него. Смотрел на нее доктор, раскурив трубку.

– Ты так и не сказал, когда решил ехать в Петербург?

– В начале сентября.

– Какое счастье. Еще долго будем вместе.

– Нина!

– Что?

– Сегодня тоже не ответишь? Неужели не решила?

– Сразу решила, когда ты спросил. Почему молчу, сама не знаю. Мы повенчаемся, когда вернешься от мамы.

– Со мной не поедешь?

– Нет.

– Это огорчит маму. Она ждет нас.

– Хочешь знать причину? Боюсь.

– Глупая. Должна же ты увидеть Россию, почувствовать ритм ее бытия.

– Моя Россия – Урал. В нем все отголоски биения сердца прекрасной родины. Для меня здесь вся Россия. Мне не нужно смотреть на нее в столице, я чувствую ее в лесной душе родного края.

– Твой отказ путает мои планы. Мне будет тягостна разлука с тобой.

– А мне?

– Отказаться от поездки не могу. Мама ожидает меня с таким нетерпением. Даже отсрочкой поездки не смею ее огорчить. Мама была моим верным и чутким другом. Она не высмеивала мои фантастические мечты. Теперь встретимся с ней седыми. Она без слов поймет, отчего у меня седина. Тебе будет с ней легко.

– Милый… Постарайся понять. Ты должен встретиться с матерью один. Ведь это особенная встреча матери и сына. Она одинока?

– Да, очень одинока. Отец умер. Он был мне всегда чужим. Его суровая сухость самовлюбленного сановника отпугивала меня. Мне казалось, что он снисходительно терпит мое существование. Ценил отец только себя. Старался всех подчинить своей непреклонной воле. За деспотичность его не любили. При моем отъезде на Урал он не подал мне руки. Назвал меня глупцом, ломающим карьеру из-за сантиментов в угоду завистникам. Сцена прощания запомнилась мне очень хорошо. Запомнился отцовский холодный театральный кивок головой. Но еще ярче запомнились глаза матери. Глаза без слез, наполненные страхом за мою судьбу. В пятом террористы