У нас слово «любовь» очень часто на языке, а в сердце ее нет, и этого никак не скроешь, не утаишь. А у отца Александра была действенная любовь, вот как апостол Павел говорил: «вера, действующая любовью», потому что Бог поставил Свою печать на его сердце, и оно горело любовью. Вот за эту любовь к нам — ко всем! — он и был убит, как Христос был убит за любовь к нам. Потому отец Александр и был образом Христа.
Все‑таки я надеюсь и верю, что отец Александр кое–чему нас научил. Нам надо молить Бога, чтобы семена, брошенные в наши души через отца Александра, проросли, дали всходы, принесли плоды.
ВЕРА И КУЛЬТУРА В ТВОРЧЕСТВЕ ОТЦА АЛЕКСАНДРА МЕНЯ.
Некоторые соображения[70]
Тема, за которую я взялся, необозрима. О. Александр когда‑то сказал о Владимире Соловьеве и Павле Флоренском, что они сами были культурой. Вот так же и я могу сказать, что Александр Мень сам есть воплощенная вера и воплощенная культура, и чего бы он ни касался в своем творчестве, эти две универсалии пронизывали всё. Поэтому я по необходимости вынужден был ограничить себя и добавить к названию своего сообщения слова: «Некоторые соображения».
Я думаю, в этой аудитории нет надобности говорить о том, что такое вера. Достаточно сказать, что это стержень человеческой личности и, по слову о. Александра, «ключ к Царству Божию». Но вот что такое культура?
Тривиальный ответ состоит в том, что это совокупность материальных и духовных ценностей, созданных человечеством в ходе истории. Но при таком, чисто статичном подходе оказывается, что культура — это, по преимуществу, то, что хранится в архивах, библиотеках, музеях и в памяти компьютеров. Относится ли всё это к культуре? Безусловно. Но для ее характеристики этого недостаточно.
Культура принадлежит к числу многомерных понятий, и потому любое ее определение — а их сотни — не может быть исчерпывающим. Не претендуя на то, чтобы дать оптимальное, а тем более окончательное, абсолютно адекватное определение, хочу обратить ваше внимание на то, что культура имеет две взаимосвязанных, взаимосоотнесенных сторо–ны — статичную и динамическую. То определение, которое я упоминал, рассматривает культуру в статике. Но культура всегда есть нечто становящееся, находящееся в развитии, подлежащее пересмотру и уточнению.
Главное же состоит в том, что и это и почти все иные определения культуры попросту игнорируют тот факт, что культура немыслима вне отношений человека с Богом, Об этом ясно говорит сама этимология слова: латинское cultura происходит от латинского же cultus, означающего почитание, преклонение. Почитание кого? Понятно, что Божества. Преклонение перед кем? Перед Богом. А еще cultura означает возделывание, выращивание, в религиозном контексте — возделывание и выращивание сада Господня. Культура — это сад, выращенный человеком взамен утраченного Эдема, хотя люди создают этот сад зачастую без Бога. А потому в нем растут не только розы, но и цветы зла — тернии и плевелы. Добро и зло здесь перемешаны, и требуется дар различения духов, чтобы в этом разобраться.
Я все‑таки рискну дать одно определение. На мой взгляд, культура — это особый способ выражения внутренней ориентации человека. Или, иначе: культура — это знаковое средство для выражения отношения человека к себе, к другому, к миру, к Творцу, в более широком смысле — к Бытию. Культура — это своего рода язык. О. Александр Мень называет культуру «языком духа». Она несомненно связана с духовным измерением бытия. Вместе с тем культура есть некий инструмент, средство — как наука, техника, язык, и сама по себе она, скорее, этически нейтральна. Как средство — знаковое, коммуникативное — она может быть использована в любую сторону: и для целей добра, и для целей зла. Примеров этому в истории сколько угодно, но в любом случае не следует забывать: культура коренится в сфере духа.
«Если бы вся культура не была языком духа, языком Церкви, —говорил о. Александр, — то не было бы ни Андрея Рублева, ни создателей древнерусских храмов, ни создателей святой Софии Константинопольской, ни поэм, создаваемых бесчисленными известными и неведомыми поэтами от древности христианства до наших дней. Что такое православное богослужение? Это огромный корпус высокохудожественного творчества».
Противопоставление веры и культуры основано на невежестве, в лучшем случае — на недоразумении, но это недоразумение длилось очень долго и сейчас не исчезло. Многие до сих пор полагают, что вера и знание, вера и культура несовместны. На самом деле они не только совместны — они родственны. Более того, «в последней глубине это одно» (слова Николая Бердяева).
Для о. Александра вопрос был предельно ясен. «Противостоят ли вера и культура?» — спросил он на одной из лекций и ответил: «Если мы возьмем самые разные произведения культуры — скажем, египетские пирамиды, древнегреческие храмы, «Илиаду» и «Одиссею», «Божественную комедию» Данте или эпос Бальзака «Человеческая комедия», — то в каждом из произведений архитектуры, поэзии, живописи всегда в основе лежит вера, взгляд человека на мир, на себя, на Вечное и Божественное. Каким образом человек понимает соотношение этих трех начал, таким образом строит он свои здания, создает свои произведения искусства».
Вопреки антикультурным тенденциям, традиционно существующим в Русской Православной Церкви, о. Александр всегда твердо отстаивал этот духовный принцип — единство веры и культуры. Он говорил: «Ближе к Богу — ближе к культуре, к самой Истине. Культура, любая, вырастает на религиозном основании…» Он напоминал: «…Библия — основа основ для Церкви — есть и великое явление культуры одновременно. Библия использует десятки литературных жанров, приемов. Таким образом, она освящает и санкционирует своим авторитетом сам принцип человеческого творчества. Более того, если мы вникнем глубже, то поймем, что Всевышний недаром называется Творцом, а человек — Его подобием. Творец — и малый творец. А раз творец, значит создатель, значит — культура».
О. Александр уделял особое внимание развитию личности, творческой личности. Именно в творчестве более всего проявляется богоподобие человека. Творить может только личность. Ни рыбы, ни птицы, ни животные, ни насекомые ничего не творят. Пчелы строят соты, муравьи — муравейники, бобры — свои хатки, птицы — гнезда, но это всегда повторение. Это действует инстинкт, генетически заложенный в живые существа. Творчества здесь нет. Творчество — удел одного лишь человека, потому что он состоит не только из атомов и молекул, из клеток и сосудов. Он абсолютно уникальное, материально–духовное существо. Дух — это искра Божия, вдунутая в человека. Но дух, как неоднократно подчеркивал о. Александр, надо взращивать, и это приоритетная задача культуры.
Культура всегда творится личностью, а личность создаёт Бог в сотрудничестве с человеком. Личность не просто уникальна — она незаменима. Заменимых людей нет. Попробуйте заменить Пушкина или Шекспира, Платона или Эйнштейна. Попробуйте заменить отца Александра Меня — ничего не получится. Да и каждого из наших близких заменить нельзя — мы все подарены друг другу, и в этом разнообразии, как и в нашем родстве, — огромное богатство.
Культура возделывает определенную почву. Эта почва — наши души. Душа, как говорил Тертуллиан, по природе своей — христианка. Я, правда, не уверен в универсальности этой максимы: я встречался с душами, которые очень мало были похожи на христианок. Тем не менее задача культуры, действительно, — воздействовать на душу человека и, если удастся, способствовать ее христианизации. Не знаю, как на это посмотрели бы буддисты, иудеи и мусульмане, но верю, что во Христе нет не только эллина и иудея, но и буддиста с мусульманином.
Бердяев превыше всего ценил творческую свободу, свойственную личности, но не коллективу, который «всегда принудителен». Он писал: «Народ выражает свое призвание в мире в своих великих творцах, а не в безликой коллективности. Такие великие произведения мировой культуры, как греческая трагедия или культурный ренессанс, как германская культура XIX в. или русская литература XIX в….были явлением свободного творческого духа. Служение народу есть вместе с тем творческое созидание народа».
На такой же позиции стоял Александр Мень. Он пояснял: «Мы часто говорим о традициях, мы часто говорим о народном искусстве, но, друзья мои, ведь это только псевдоним. Народное искусство — это значит анонимное искусство. Но никогда не создавалось ни одной поэмы так, чтобы вот собрались люди и вместе что‑то хором начали говорить и в конце концов сложили «Евгения Онегина». Должен быть поэт, и он должен вдохновиться.
И в музыке действует личность, и в философской системе действует личность — никогда никакой хор не мог создать философской системы. Почему же это так? Почему? Для нас ответ ясен: потому что первоисточник, Творец — это личность.