Удивительно, что всё или почти всё, что говорил отец Георгий об отце Александре, относится к нему самому. Он ушел несправедливо рано. Он остается нашим современником. Он оказался лично близок нам. Он оставил нам замечательное наследие. Он тоже молится за нас, и его молитвами мы живем.
Конечно, отец Георгий — другой человек, уникальная, неповторимая личность. Тем не менее духовно он очень похож на отца Александра. И у того, и у другого не было границы между жизнью и проповедью, между жизнью и христианством. Их жизнь и была проповедью, и была христианством. Она была горением духа.
Я уже говорил на поминках, что отец Георгий — явленное нам чудо Господне, большее чудо, чем мироточивая икона. Отец Сергий Булгаков, когда‑то сказал о Павле Флоренском: в нем «встретились культурность и духовность, Афины и Иерусалим». То же самое мы можем сказать об отце Георгии, только к Афинам и Иерусалиму надо бы еще добавить Рим и Москву. Он показал, что наука и вера, вера и культура не только совместимы, но могут быть гармонически соединены.
Отец Георгий, как и отец Александр, впитал, вобрал в себя мировую культуру и был ее интегральной частью. Он был выдающимся ученым–филологом. Но он не только блестящий филолог, знаток греческого и латинского языка, знаток античной литературы, но и художник слова. У него был поразительный дар слова, живого слова, напоённого огнем веры. Это слово, казалось, само изливается из его сердца. Оно всегда было живым и новым. Помню, да и вы помните, как он вздымал руки, и речь его лилась, как поток.
Отец Георгий сочетал в себе физическую немощь и духовную мощь. Он был человеком без кожи. Всякая неправда его ранила. На всякое отступление от истины, особенно в Церкви, он реагировал бурно. У него был абсолютный слух на фальшь, на ложь — он их физически не переносил. У него был в высшей степени развит дар различения духов. Тут обмануть его не было никакой возможности. И вы, наверно, заметили, как много он говорил о боли. Это потому, что он ощущал боль другого как свою, особенно если это касалось детей. А вы знаете, через что ему пришлось пройти в детской республиканской больнице. Это было, выражаясь его словами, «нисхождение во ад», и не разовое, а многолетнее.
Он был непримиримым врагом смерти, не принимал ее. Я не разделяю сверхоптимистического настроя, когда говорят, что надо радоваться тому, что отец Георгий на небесах, что никуда он не ушел, не преставился и т. д. Да, это правда — у нас теперь есть еще один заступник на небесах. Но можно ли по этому поводу только эгоистически радоваться? По мне, такая односторонняя радость (и чтоб никакой скорби!) противоестественна.
Почему в заупокойном православном каноне поётся: «Плачу и рыдаю, когда помышляю смерть»? Почему плакал Христос, когда умер его друг Лазарь? Уж кто‑кто, а Он‑то знал, что Лазарь будет спасен! Чего ж он не радовался, а плакал?
Я помню, как плакал отец Александр Мень на поминках по Елене Александровне Огнёвой. Почему рыдал отец Георгий вместе с матерями, когда умирали в муках от смертельной болезни их девочки и мальчики? Чего ж они не радовались? Ведь эти дети стали маленькими ангелами. Веселиться надо!.. Это какой‑то нелюдской, нечеловеческий взгляд — сугубо догматический и отвлеченный.
Сам отец Георгий писал своей статье «Нисхождение во ад», что если мы считаем себя верующими, а говорим, что смерть не страшна, что на всё воля Божия, что не надо горевать по умершему, потому что тем самым мы ропщем на Бога, а значит не любим Его, и т. п., то в этом случае мы хуже неверующих: мы не только сами отворачиваемся от боли — мы еще другому даем наркотик, своего рода духовную анестезию, а когда ее действие кончается, человеку становится еще хуже. А надо просто быть рядом с этим человеком, разделять его боль. Так отец Георгий всегда и делал. Он не утешал лицемерно, а был рядом со страдающим человеком, брал его боль на себя.
«Помогать тем, кто нас окружает, — в этом смысл христианской жизни. Просто служить им. Вот это, наверно, самое главное», — так говорил отец Георгий. Он и служил всю жизнь Богу и людям, нам и Христу.
Отец Георгий говорил, что отец Александр Мень умел открыть людям, как никто, присутствие Христа. И он рассказывал, что примерно через год после смерти отца Александра он был в Париже и пришел к парижскому кардиналу Жану–Мари Люстиже, и когда вошел в его кабинет, кардинал прямо сказал, что отец Александр — святой, что отец Александр стоит у престола Господня, что отец Александр молится за нас.
Сейчас они вместе стоят у престола Господня и молятся за нас. А мы можем только благодарить Господа за оказанную нам невероятную милость — за то, что Он послал к нам, недостойным Его созданиям, лучших Своих служителей.
21 января 2008 г.[72]
Мы часто говорим, что отец Александр присутствует в нашей жизни, и это действительно так. Но какова мера этого присутствия? Как и в чём оно проявляется?
Разумеется, отец Александр присутствует в жизни и судьбе его прихожан, его учеников. Некоторые из нас оставили свидетельство о нем — книги, статьи, воспоминания. Другие несут слово о нем в какой‑то иной форме — на радио, на различных конференциях, вот на этих вечерах.
Отец Георгий Чистяков был прямым учеником отца Александра и не раз говорил об этом. Он нес его в своем сердце и продолжал его дело до последних дней своей жизни. Продолжает его дело и другой ученик Александра Меня — отец Александр Борисов.
Есть люди, которые возносят молитвы отцу Александру Меню, и эти молитвы не остаются безответными. Так, венесуэльский священник Карлос Торрес — безнадежный онкологический больной в последней стадии заболевания, от которого отступились все врачи, — взмолился отцу Александру как великому святому о заступничестве и получил полное выздоровление. И это не единичный случай. Сам отец Александр говорил, что святые имеют привилегию и после своей физической смерти участвовать в земных делах и помогать людям.
Книги отца Александра изданы во многих странах миллионными тиражами. Они востребованы, а значит, он так или иначе присутствует в жизни миллионов людей. Среди них — немало наших зеков. Они пишут в фонд имени Александра Меня, просят прислать его книги и получают их. Благодаря этим книгам они утверждаются в вере и становятся христианами. Чаще всего с ними переписывается Александр Зорин. В письмах из тюрем и колоний нередко говорится об отце Александре. Я просил Алика Зорина прочесть здесь некоторые из этих писем, иногда очень трогательных, но он, из присущей ему скромности, отказался и попросил меня сделать это. Я вам сейчас прочту несколько выдержек из этих писем.
Письмо от Евгения Д. 16 января 2003 г.
«Здравствуйте, дорогой и уважаемый, старший брате во Христе Александр Иванович!
Прочитал книгу отца Александра Меня «Первые апостолы», я просто в восторге от нее, от трудов отца Александра, вечный ему покой. Я иногда и у него молитв прошу к Богу, т. к. верю, что он на небесах».
Письмо от другого Евгения. 24 апреля 2002 г.
«Александр Иванович, большое вам спасибо за книгу отца А. Меня «Я верую…», очень сильно мне понравилось, а главное, многое и мне объяснило, сердечное вам спасибо».
Письмо от Алексея. 10 мая 2007 г.
«Я писал вам, что учусь дистанционно в университете православном и ежемесячно отправляю контрольные работы в Липецк. Какое богатство — подспорье все эти книги от вас и отца Александра!!! Особенно А. Мень. Сейчас я в «Вестниках Царства Божия»».
Еще одно письмо. 16 апреля 2002 г.
«Александр Иванович, у меня очень большое желание как можно познать больше православную веру, традиции, чтобы в этих условиях назидать заблуждающихся…
Очень сильно нравится, как пишет и проповедует А. Мень, Царство ему небесное, я очень уважаю его труды, его слово, его мысли, очень сильный богослов».
Письмо от Леонида, уже освободившегося из заключения. 5 февраля 2002 г. (К сожалению, Леонид скончался.)
«Дорогой мой брат и друг Александр, все работы Александра Меня остались в зоне, я надеюсь, что вы поможете мне… восстановить хотя бы частично его труды, ибо в них сосредоточена вся полнота истины. Александр Мень был не просто иерей, он был ученым философом, его работы далеки от фанатизма. В каждом его произведении звучит здравый рассудок, ум и истинная вера».
Вы видите, какая огромная потребность у людей приникнуть к живому слову отца Александра. Хочу лишь добавить, что мы ощущаем его присутствие в нашей жизни лишь потому и именно потому, что он постоянно жил, трудился, служил в присутствии Божием. Он мог бы сказать вслед за апостолом Павлом: «Моя жизнь — Христос». Отец Александр нес людям не себя, а Христа. Он — сеятель Христов, и всё зависит от того, на какую почву легли его слова. Если бы Александр Мень как служитель Господень в полной мере присутствовал в нашей жизни, это преобразило бы нас. Можем ли мы устоять в любви? Стали ли мы христианами в истинном смысле этого слова? Пока мы не можем этого утверждать: это не данность, а заданность. Мы еще не доросли до христианства.