чувствую, как эта сука восстает внутри меня. Я забываю обо всех мелочах, которые делают этого охранника человеком, забываю о семье, которая, возможно, ждет его, забываю о студенческих займах, которые он никогда не планировал возвращать, забываю о датском доге на его слишком маленьком заднем дворе, который ему нужен не потому, что он любит его как домашнее животное, а потому, что он компенсирует им что-то другое.
Я все это забываю.
Единственное, что имеет значение, это то, что этот охранник — всего лишь еще одно препятствие, отдаляющее меня от Леви.
И с этими мыслями я набрасываюсь.
Я обвиваю руку вокруг его горла, зажимаю ему рот ладонью, чтобы заставить его замолчать. Я тащу его обратно в густые кусты, в то время как другой рукой опускаюсь к его бедру, вырывая нож из ножен. Он отшатывается, захваченный врасплох, и в слабой попытке спастись рычит в мою руку, пытаясь схватить меня, когда мы исчезаем в живой изгороди. С глаз долой, из сердца вон, но для него уже слишком поздно.
Я провожу ножом по высокой дуге поперек его горла, и кровь немедленно фонтаном хлещет ему на грудь. Мгновение он борется со мной, но быстро слабеет, и я опускаю его тяжелое тело на землю, делая все возможное, чтобы оставаться незамеченной и тихой.
Его глаза стекленеют, и я отворачиваюсь, еще не готовая чувствовать себя дерьмово из-за этого. Как только все трое мальчиков вернутся в безопасность нашего дома — где бы он ни находился, — тогда я смогу позволить себе скорбеть о жизнях, которые я отняла здесь сегодня ночью, но ни секундой раньше.
Мне нужно слиться с толпой, и мои губы кривятся.
— Извини, чувак, — бормочу я, снимая кепку с его головы и надевая ее на свою. Я подумываю взять и его форму, но… фу. Она пропитана кровью и испорчена, и хотя я в отчаянии, я не настолько в отчаянии.
Я беру его оружие, отстегиваю кобуры с его бедер и пристегиваю ее к своим, прежде чем беру пистолет с его бедра и засовываю за пояс своих брюк.
Желая убраться отсюда прежде, чем кто-нибудь поймет, что этот парень пропал, я выскальзываю из кустов, натягиваю кепку на лицо и опускаю голову. Я иду по тропинке, по которой должен был идти охранник, придерживаясь тени, что сложнее, чем кажется.
Нервы обрушиваются на мое тело, а руки быстро становятся липкими, и я не могу избавиться от ощущения, что каждый охранник на территории наблюдает за мной. На самом деле, они занимаются своими чертовыми делами, вероятно, недоумевая, какого хрена им дали задачу ходить кругами по территории всю ночь.
Впереди появляется тропинка, и я колеблюсь. Если я выберу ее, то привлеку к себе внимание, но если я этого не сделаю, то в конечном итоге буду ходить по одной и той же траектории часами. Она в основном скрыта тенью, и я понимаю, что это вполне может быть моим единственным шансом.
У меня дрожат колени, но я продолжаю ставить одну ногу перед другой, пока не выхожу на тропинку. Я начинаю подниматься к особняку на вершине холма, обходя других охранников и не поднимая головы. Никто не обращает на меня внимания, и я чертовски уверена, что не подниму голову, чтобы обратить на них внимание.
Путь долог, и как раз в тот момент, когда я думаю, что это сойдет мне с рук, тишину прорезает голос.
— Эй, черт возьми, куда это ты собрался? — Охранник задает вопрос со своего поста у обочины тропинки.
Мои глаза вылезают из орбит, и я пытаюсь найти, что сказать, бросая косой взгляд, стараясь скрыть свое лицо. Предполагается, что я играю роль охранника, и на мгновение я подумываю сказать ему, что у меня перерыв, но это само по себе рискованно. Джиа, вероятно, не дает своим охранникам перерывов. Поэтому вместо этого я понижаю голос и старательно изображаю Маркуса.
— Надо отлить.
Охранник ворчит, явно не впечатленный, но пропускает меня.
— Давай быстрее. Сучка-босс оторвет тебе задницу, если поймает на том, что ты прохлаждаешься.
Я выдавливаю из себя усмешку.
— Да, чувак. Я сделаю это быстро.
Я пролетаю мимо него, как гребаный торнадо, проносящийся по тихому городку. Быстро и прямо к цели. Не знаю, как, черт возьми, мне это сошло с рук. Наверное, дело в позднем часе и двойной смене, которую этот парень, вероятно, работает. В любом случае, я не собираюсь задерживаться.
Двигаясь по тропинке, я наконец-то добираюсь до главного дома. Я стою сзади, не осмеливаясь так явно бросаться в глаза у передней части дома. На участке разбит великолепный сад и бассейн, за который я бы умерла. С этой стороны дома есть три отдельные обеденные зоны на открытом воздухе, и я понимаю, что за неделю пребывания здесь я не успела оценить все, что построила Джиа. Не буду врать, если бы у нее было сердце в груди и если бы она была порядочным человеком, возможно, мне бы понравилось быть ее дочерью. Может, даже я навещала бы ее время от времени.
К черту это. Некоторое время назад я поняла, что люди никогда не бывают теми, кем кажутся, и Джиа — прекрасный пример этого.
Продвигаясь вглубь развлекательной зоны на открытом воздухе, я пытаюсь придумать план. Я точно не могу разбить окно, как это было в особняке ДеАнджелисов. Я имею в виду, почему у всех этих засранцев, боссов мафии, обязательно должны быть мега-особняки, и почему я чувствую необходимость продолжать вламываться в них? Это такой пиздец и определенно не та жизнь, о которой я мечтала, когда училась в старшей школе. Но, с другой стороны, какая девушка не мечтала бы о том, чтобы такие отчаянно преданные мужчины, как братья ДеАнджелис, приставали к ней каждую ночь? Не буду врать, если вламываться в дома — это то, что я должна делать, чтобы сохранить жгучие, извращенные отношения — то это то, что я собираюсь делать.
Я прижимаюсь спиной к стене дома и пытаюсь составить план. Я не настолько глупа, чтобы пройти прямо через заднюю дверь, так что это должно быть окно. Но какое из них использовать — главный вопрос. Какое из них доставит мне меньше всего хлопот?
Мой желудок сжимается и скручивается от нервного предвкушения, когда я прохожу мимо одной из многочисленных официальных гостиных и останавливаюсь, потому что на заднем крыльце появляется охранник, выпускающий перед собой клубы дыма. Боковая дверь приоткрыта, и во мне вспыхивает надежда.
Не могу