хоть немного значимые решения предлагалось обсуждать на общем собрании моряков, все различия упразднялись, и капитан первый демонстративно переселился в трюм, к большому неудовольствию матросов. Хотя на первом же собрании приняли единогласное решение о том, что капитан, его помощники и боцман, как самые опытные в морском деле, ради общего блага обязаны управлять кораблём – но курс и решения по другим важным вопросам будут определять все вместе после обсуждения. В итоге, когда разыгралась сильная буря и нужно было выбрать такой курс, чтобы спастись, моряки перессорились и чуть было не поубивали друг друга раньше, чем это сделает шторм. После этого случая на общем собрании было единогласно решено передать всю власть капитану – и всё стало как прежде.
«Он надул нас, этот хитрец», – сокрушённо качал головой старый матрос рассказчик, а Унимо, читавший старокахольских философов, улыбнулся наглядности этой истории и в очередной раз подумал, что Просперо Костин вовсе не такой сумасшедший, каким хочет казаться.
Слушая рассказы моряков, в которых реальность переплеталась с рассказами о птицах с человеческими голосами, Унимо убедился, что каждый здесь имеет свою собственную цель, которая часто совершенно чужда окружающей действительности, и причудливое переплетение этих миров составляло удивительное поле для наблюдений.
В целом, отношения с командой у него сложились неплохие: никто не приставал с расспросами, – личное пространство тут весьма уважалось, – общая работа объединяла, а умение признавать свои ошибки и старательность оберегали его от излишних насмешек над новичками и гнева начальства. Но неизменно приближался десятый день.
Как и предсказывал Гривел, ветер в начале плавания был по большей части попутный, и «Люксия», покинув залив Сольар, довольно быстро двигалась в сторону Синтийской Республики, приближая Унимо к цели путешествия – и одновременно к непреодолимой сложности её достижения.
Вечером восьмого дня Унимо сидел на баке, спрятавшись и от офицеров на мостике, и от вперёдсмотрящего, и отдыхал перед ночной вахтой, любуясь кротким весенним закатом. Задумавшись, он вытащил из кармана компас и стал вертеть его в руках, разглядывая и прикасаясь к нему почти с нежностью. Любуясь подарком, он не заметил, как Навин, один из матросов его вахты, вышел на бак раскурить вечернюю трубку – и тоже не смог оторвать взгляд от компаса. Унимо поспешно убрал подарок, но было уже поздно.
– Ты знаешь, что это за штука? – после молчания спросил Навин.
– Компас? – уточнил Унимо.
– Это Компас Защитника, – спокойно произнёс Навин, попыхивая трубкой в темнеющем небе над «Люксией».
– Тот самый? – не поверил своим ушам Унимо. Навин был не из тех, кто станет шутить или говорить что-либо просто так – он вообще почти всегда молчал. Поэтому странно было – с чего теперь он решил разыграть своего младшего товарища?
– Но ведь это всего лишь легенда? – осторожно произнёс Унимо.
Легенда о «Компасе Защитника» бродила по всему Шестистороннему Королевству в разных вариациях, но все они сходились в описаниях свойств этого волшебного предмета, который помог Защитнику спасти свой корабль в страшный шторм. Говорили, что компас был взят морем вместо того корабля, но потом один рыбак нашёл его в желудке огромной рыбы – и с тех пор каждый моряк Шестистороннего стремится получить его, поскольку корабль, на борту которого есть этот компас, никогда не погибнет в шторм. Так, по крайнем мере, утверждалось во всех легендах.
Но ведь это были всего лишь легенды. Больше, чем реальность. В стороне от реальности. А тяжесть компаса была вполне осязаема в кармане реальной до последней пуговицы матросской куртки Унимо. Он даже не стал просить Навина не говорить никому – зачем умножать ложь, которой и так предостаточно. Как бы там ни было, на следующий день все на «Люксии» знали, что за сокровище хранит мальчишка матрос.
– Покажешь? – заискивающе попросил Кинли, но Унимо только хмыкнул, вспоминая, как тот подставил его в первый день на корабле.
Остальные не проявляли столь открытого интереса, наблюдая издалека.
Видимо, морская жизнь настолько поглотила Ум-Тенебри, что он и сам поверил в то, что этот маленький предмет способен ограждать корабль, на котором путешествовал его хозяин, от превратностей судьбы. Когда никто не видел, Унимо доставал компас и долго разглядывал его, размышляя, знал ли Гривел о том, какой именно подарок он вручил первому встречному. И Унимо почему-то казалось, что знал. Или он хотел, чтобы так было.
Наступил день десятый. Точнее, десятая ночь, когда Унимо с зевающими товарищами по вахте, как обычно, поднялся на полуют для того, чтобы принять вахту. Капитан и первый помощник что-то обсуждали, передавая друг другу подзорную трубу, а боцман Дажден стоял тут же, недовольно поглядывая на сонные лица команды.
Унимо – единственный из всех, у кого сна не было ни в одном глазу. Вместо этого обе серые в чёрных точках радужки были затоплены ужасом. Потому что за всё время путешествия он не придумал ничего лучше, чем просто попросить у капитана Просперо шлюпку. Попросить – у этого хитрого безумца, умелого манипулятора, непредсказуемого, как само море.
Ум-Тенебри стоял на полуюте бледный, словно паруса на корабле-призраке. Но его решимость только возрастала от безнадёжности затеи. Отчаиваться, как и не отчаиваться – никогда не поздно.
На небе ярко горели звёзды, и, если смотреть с палубы, казалось, что верхушки мачт качались где-то там, среди этих неизвестно кем и для кого зажжённых фонарей. Унимо выпал черёд первым стоять на штурвале, и он призвал всю свою выдержку, чтобы сосредоточиться на этом деле. К счастью, ветер ровно наполнял паруса, и нужно было только следить, чтобы волны не сбивали «Люксию» с курса.
Сразу после смены вахт матросы улизнули на своё законное место – на бак, курить и перемывать косточки начальству. Унимо остался на полуюте с капитаном, его помощниками и боцманом. Он чувствовал, что в этом спокойном море его накрывает волна паники: и как он только мог представить, будто из его затеи может что-то получиться – она была безумием с самого начала. Капитан только посмеётся над ним, и это ещё в лучшем случае. В реальности не было ничего, что могло бы заставить капитана помогать ему. Теперь стремление во что бы то ни стало попасть на «Люксию» казалось Унимо зовом злой судьбы. «А также моих глупости и упрямства», – добавил он из своего пристрастия к справедливости.
От упивания собственным отчаянием его отвлёк злой крик Даждена: «Фок полощет! Эй, на штурвале, ты что, уснул?!» Погружённый в свои мысли, Нимо, действительно, перестал следить за тем, чтобы фрегат не потерял ветер. С трудом, осторожно перемещая спицы штурвала, он восстановил равновесие под тяжёлым, как якорь, взглядом боцмана. Капитан, который в это время вышел на мостик из штурманской, наоборот, беспечно улыбался.
– Просто наш новый матрос