излучал тепло. «В любом случае я всегда буду знать, где север, – подумал Нимо, – и ещё буду знать, к кому нужно будет зайти, как только я когда-нибудь вернусь в Мор-Кахол».
«Если вернусь», – мрачно додумал он, когда «Люксия» уже возвышалась над ним всем великолепием точного переплетения своих снастей, аккуратно укатанных парусов и реющего на ветру тёмно-синего флага. На юте, как и полагалось, был вывешен пурпурно-травяной флаг Королевства – флаг, который должен был поднимать любой корабль, заходящий в порт Мор-Кахола, а вот тёмно-синее полотно не соответствовало ни одному государству и было выдумкой капитана Просперо. Говорили, что он отказался ходить под флагом Шестистороннего и каким-то невероятным образом выторговал себе право поднимать на грот-мачте свой собственный знак.
Вблизи матросы уже не казались муравьями, но они так же деловито и ловко перемещались с берега на палубу и обратно по шатким сходням и крутому трапу, видимо, в последних приготовлениях к отплытию. Праздно любопытствующих на причале хватало, поэтому Унимо мог рассматривать команду «Люксии», не привлекая особого внимания. После слов Гривела он внимательно вглядывался в их лица и, действительно, замечал в них какую-то общую обречённость. Напрасно голос разума подсказывал, что это может быть всего лишь «эффект смотрящего»: когда человек видит то, что, как он думает, он должен увидеть.
Унимо стоял, не в силах хоть что-нибудь предпринять, и тихо поддавался панике. Ему всегда было трудно идти куда-то, где нужно разговаривать с людьми, что-то объяснять, а временами подобная перспектива вообще вводила его в ступор, как тогда на причале Мор-Кахола. Какие-то люди задевали его, стремительно проходя мимо, и от этого ощущение заброшенности и неуместности сделалось физически ощутимым.
По счастью, в это время коренастый мужчина в странном костюме, который представлял собой сочетание щегольского сюртука и матросских широких штанов, заправленных в грязные сапоги, спустился с трапа «Люксии» на берег, забрался на деревянный ящик и, перебирая в руках мятые бумаги, в которые он и не посмотрел ни разу, стал зычным голосом созывать желающих вступить в команду фрегата. «Лорни36 и тарни! – кричал он на радость портовым оборванцам. – У вас есть последний шанс записаться в команду на уникальный корабль, единственный и неповторимый фрегат Свободного флота, и отправиться в незабываемое путешествие за своей мечтой на край моря! Если ваша жизнь потеряла смысл, если ваши дни унылы и похожи один на другой, то путешествие с нами – как раз для вас! Не сомневайтесь в свои силах: мы всему научим. Главное и единственное – это ваше искреннее желание! Ну же, смелее!»
Тут Унимо резко шагнул вперёд, как будто его кто-то подтолкнул, и оказался прямо перед глазами зазывалы.
– Желание… у меня есть желание, – произнёс он, задирая голову.
Моряк смотрел на него сверху вниз во всех возможных смыслах – изучал, как какое-нибудь насекомое, и вся эта сценка немало забавляла портовую толпу. Наконец зазывала скривил рот в приветственной усмешке и произнёс:
– Это прекрасно, молодой тар! Или, может быть, лори? – вкрадчиво переспросил он, на что Унимо слишком поспешно замотал головой. – В любом случае там, – мужчина указал рукой за спину, – это не будет иметь никакого значения. Ещё одна формальность: есть ли у вас родственники, которые могли бы предъявить претензии относительно вашей судьбы?
Нимо снова помотал головой, чувствуя, что начинать что бы то ни было с обмана – всегда плохой знак. А тем более думать о чём-то, как о дурном знаке, но ничего не мог с собой поделать.
– Отлично, тогда заполните это, – сказал моряк, протянув Унимо смятый лист бумаги, а затем принял даже какой-то торжественный вид и произнёс: – И, наконец, последняя формальность. Пока вы ещё на берегу. Кстати, скажите, молодой тар – как ваше имя?
Ум-Тенебри хотел придумать себе другое имя (и даже какое-то придумал), но под взглядом этого человека смог произнести только своё настоящее имя.
– Тар Унимо, так вот, я хочу узнать у вас, пока вы ещё пребываете на берегу душой и телом: является ли ваше желание путешествовать с нами свободным и искренним?
Почти без дрожи в голосе Нимо ответил: «Да», – и услышал над собой приветственное:
– В таком случае добро пожаловать на борт!
Моряк, который представился как «боцман Дажден», сам повёл Унимо на корабль, словно только его одного и ждал, выходя на берег и выкрикивая свои призывные речи. Он шёл так быстро, что Нимо с трудом поспевал за ним. А уж когда боцман ловко сбежал на палубу, то смог даже остановиться и полюбоваться, как новоприобретённый матрос неловко спускается по длинному и почти отвесному трапу.
– Итак, матрос Унимо, – начал Дажден, скрестив руки на своей широкой груди и уставившись на новичка, – теперь вы – часть нашей команды. Это большая честь для каждого, и я надеюсь, что вы будете ей соответствовать.
Произнося эти напыщенные слова, он не переставал наблюдать за Унимо, который стоял среди снующих по своим делам моряков и старался только не поддаваться панике.
– Да, Мэй-боцман, – сказал он.
– Вот и отлично, – кивнул Дажден и вдруг, резким движением выбросив вперёд руку, ухватил за плечо пробегающего мимо мальчишку, как лягушка – пролетающего мимо комара.
– Куда это ты так спешишь, юнга Кинли?
На вид ему было столько же лет, сколько и Нимо. С недовольным видом пробурчав что-то вроде «никуда», мальчишка поглядывал то на боцмана, то на своего сверстника.
– Вот и отлично: значит, ты сможешь показать нашему новому матросу, как тут всё устроено, и рассказать обо всём, о чём ему надлежит знать – так, как если бы от этого зависела и твоя жизнь тоже.
Кинли кивнул на это странное распоряжение, и боцман Дажден стремительно исчез – Унимо даже не успел понять, в каком направлении, поэтому стал вертеть головой. В этот же момент он вдруг понял, что стоит теперь не на твёрдом берегу, а на нескольких слоях дерева, под которыми – живая подвижная глубина.
– Не суетись и не верти головой понапрасну – а то быстрее потонешь, вот тебе первое правило, – со вздохом сказал Кинли, и Нимо посмотрел на своего инструктора.
Он был небольшого роста, но шире в плечах, чем Унимо. Его лицо, руки и босые ноги покрывал неровный загар, светлые волосы были такими, как будто их не один раз вымачивали в солёной воде, а потом выставляли сушиться на солнце.
– Долго ещё будешь пялиться на меня? – недовольно спросил Кинли. – Скажи лучше, как твоё имя, несчастный?
– Унимо, и я не несчастный, – сказал Ум-Тенебри.
– Угу, ну да. Наверное, прямиком из столицы? – продолжал выспрашивать мальчишка.
– Какая разница? – нахмурившись, произнёс Унимо. Такая бесцеремонность со стороны сверстника начинала раздражать его.
– Конечно, никакой, – усмехнулся Кинли. – Ну хорошо, давай я тебе тут расскажу и покажу, что пригодится первое