своего долга.
Лекс это слишком хорошо знает, поэтому расценивает мое молчание правильно, что его не может оставить в прекрасном расположении духа.
Его это злит. Читаю по усмешке и парочке кивков, а также во взгляде, который он поднимает на меня резко и остро.
— Ты не станешь этого обещать, я прав?
«Нет, брат, неправ, потому что есть во мне еще кое что: семья превыше всего…»
Потому что я так привык. Потому что сидя в маминой спальне, где было все, кроме спокойствия и свободы, под замком, который неизвестно когда откроется, мы жались друг к другу в страхе, что он откроется слишком рано. Семья превыше всего — тогда я это понял, ведь точно знаю, что если бы у меня не было моих брата и сестры, я бы не смог выжить. Такое детство научило ставить семью выше любых других желаний и слабостей…
— Я обещаю.
Лекс наклоняет голову на бок, но мне больше не хочется говорить. Последний раз смотрю на дом, потом разворачиваюсь в сторону его машины, слыша в спину справедливый вопрос.
— Ты что не зайдешь?
— Поехали домой, я устал и хочу спать.
«Нет, не зайду, потому что если я ее увижу, я нарушу все свои обещания…»
Неделю спустя
За завтраком я сижу и улыбаюсь, уставившись в свой телефон в компании двух женщин: Марины и Жени. Так как вчера я допоздна работал, сегодня вышел только когда все разбрелись по дому кто куда. Да меня и не волнует это вовсе. Пролистываю уведомления с каким-то внутренним мондражем и неким упоением, тихо цыкаю, потом издаю смешок. Уже неделю мы с Амелией играем в очень веселую игру, которая называется «Потрать все мои деньги». Она это делает стабильно. Три раза в день мне приходят сообщения со списанием кругленькой суммы, и я, клянусь, никогда не думал, что меня будет радовать такое варварское отношение к своим сбережениям.
— Что ты ухмыляешься? — невзначай спрашивает Марина, а потом добавляет, — На бирже происходит что-то веселое?
На самом деле она знает, почему я ухмыляюсь, но не позволит себе открыто спросить об Амелии. Точнее гордость не позволит. Слишком она ее зацепила, так что сестра и вовсе предпочитает делать вид, будто ее нет, да и не хочет, наверно, нервировать меня. Мара отлично знает, как я отношусь к любому виду контроля, как и к попытке лезть в мою жизнь, но просто не может промолчать. Наверно ей слишком интересно, что эта чокнутая девчонка выкинет дальше. Я честно думал, что ничего, но вот уже неделю она настойчиво пытается привлечь мое внимание, вытряхивая мою платиновую карту.
«Думает, что я психану из-за денег и приеду разбираться?» — слегка закатываю глаза своим мыслям, — «Глупый, маленький котенок…»
— Ты меня слышишь? — Мара пару раз щелкает пальцами перед носом, и я отвлекаюсь от экрана.
— Слышу, что ты хочешь узнать?
Я так спокоен, что это даже удивляет. Внутренне нет никаких взрывов или скачков, я расслаблен и собран, мне на удивление хорошо. Я не нервничаю, только разве что…
«Нет, даже не вздумай сказать, что ты скучаешь, придурок!» — взвиваюсь на миг, но потом снова смотрю в свой телефон, так как пришла еще одна смс-ка.
Прикрываю глаза с блаженной улыбкой, сегодня Амелия разошлась куда больше обычного. Явно теряет терпение, и как же я смакую это воспоминание ее хмурых бровей и злости, отраженной в глубине незабываемых глаз — сказка. Мне до омерзения приятно видеть и чувствовать ее эмоции, они слишком вкусные.
— Что она еще купила? — тихо интересуется Женя, которой ничего не мешает интересоваться, и я открыто улыбаюсь, смотрю на нее и слегка жму плечами.
— Она в этом вопросе не удивляет. Шмотки.
— И сколько сегодня? — как бы невзначай все таки не выдерживает и Марина, на что я поворачиваю экран своего телефона.
Сообщения идут гуськом, стабильно три раза в день, с жирно-выделенной суммой, в ответ на которую у Марины расширяются глаза.
— Она решила скупить весь бутик Шанель?
— Мне плевать…
Я говорю это тихо, снова опускаю глаза к сообщениям и слегка улыбаюсь, потому что мне действительно плевать. Платиновая карта моя, на ней лежат деньги, которые принадлежат только мне и отец к ним отношения не имеет — это слишком приятно, и насрать на тот факт, что это мои последние деньги.
«Пусть тратит сколько хочет, хоть все забирает, лишь бы…»
Что «лишь бы» не успеваю закончить даже для себя, так как экран телефона неожиданно оживает, но не благодаря еще одной весточки от моего дикого котенка. Настроение тут же падает ниже плинтуса.
«Отец»
Я смотрю на Марину, которая хмурится, мельком показываю ей свой входящий, намекая на тишину, и только после этого стягиваю ползунок вправо.
— Да?
— Макс, ты где?!
Голос взволнованный, что напрягает еще больше. Я подаюсь вперед, Марина тоже, даже Женя напрягается и испуганно хлопает глазами, пусть и не понимает до конца, что происходит. Все напряжены, включая воздух в комнате, которым можно, клянусь, взорвать всю Москву при желании.
— МАКС, ТЫ ГДЕ?! — он повышает голос, из-за чего я ощущаю какой-то странный, иррациональный страх и волнение.
Не из-за своего детства. Что-то в этой ситуации мне совсем-совсем не нравится…
— А что?!
— Ты на Мосфильмовской?!
«ОТКУДА ОН ЗНАЕТ?!» — сжимаю трубку сильнее, но отец не ждет больше ответа, продолжает.
— Не отпирайся! Да, мне известно, что ты выкупил целый этаж, мы поговорим об этом потом, а сейчас говори: ты там или нет?!
— Что происходит?! — тяжелое дыхание, но никакого ответа, из-за чего я начинаю нервничать больше, даже повышаю голос, — Ты слышал меня?! ЧТО…
— Ревцов сбежал.
Застываю. Удар приходится прямо в затылок и такой силы, что перед глазами на секунду темнеет. Я не могу дышать и слышу, как через толщу воды, быстрые объяснения отца, которые и сам уже знаю…
— Макс, он поедет к тебе! Он думает, что это я убил его чертова сына, так что он поедет к тебе! Если я знаю, что ты выкупил этаж, он, поверь, тоже! Поэтому ХВАТИТ ЗАДАВАТЬ МНЕ ГЛУПЫЕ ВОПРОСЫ, ОТВЕЧАЙ! ТЫ ТАМ ИЛИ НЕТ?!
Но я не отвечаю. Сердце бешено стучит, а трубка уже валяется под ногами, откуда доносится мое имя, как на репите, но мне на это уже плевать. Я срываюсь с места и бегу в кабинет, попутно врезаясь в стену больным плечом — не обращаю внимания. Из ящика, закрытого на ключ, достаю пистолет, заряжаю его и, схватив ключи от своей тачки, громко хлопаю дверью. Иду быстро,