на том конце, паренек скоренько бежит в точку назначения. Делаю это, чтобы хоть немного успокоиться — не выходит. Меня реально начинает крыть, руки аж чешутся пару раз шлепнуть по этой непокорной заднице, и, твою мать, я так жалею, что отпустил ее…
— Извините за поздний визит, — наконец слышу нужные мне слова, и сердце замирает, потому что я знаю — сейчас я услышу и ее.
— Что-то случилось?
Сжимаю трубку сильнее. Ее голос сонный, так что воображение подбрасывает картину ночи, когда я принес ее в свою комнату, раздел и положил рядом. В свете Луны Амелия была сказочно соблазнительная, но больше этого зацепило то, как в какой-то момент она перелегла на бок, подвинулась ближе и обняла меня. Закинула ногу сверху. Уткнулась в бок. Как летом. Как все чертовы наши ночи, которые не выходят у меня из головы.
Мне огромным усилием воли удается отодвинуть воспоминания, чтобы слушать реальность…
— Кота надо отдать обратно, — неловко жмется, на что получает этот дебильный, саркастичный смешок.
— Это кошка.
— И все же.
— Кто это сказал?
— Максимилиан Петрович… — после короткой паузы говорит, она вдруг усмехается.
— Я так понимаю, что на телефоне его святейшество? — молчание, через миг еще смешок, — Понятно. Могу я взять трубку?
— Нет, — отрезаю, раньше чем мне зададут вопрос, после ядовито и саркастично добавляю, — Передай ей, чтобы шла на хер.
Паренек громко проглатываю слюну. Мне его почти жалко, оказаться в такой непростой ситуации между двух огней неприятное обстоятельство, но плевать. Я смотрю в одну точку с усмешкой на губах, которая полностью отражает всю злость, что сейчас испытываю.
«Сравнила меня с ним?! Сука. И после мне будут говорить, что она делает что-то не специально?!»
— Максим Петрович…эм…он не хочет разговаривать.
— Я сказал не так, — цежу сквозь зубы, — Передай дословно!
Снова пауза. Еще один панический «глоток», а потом я слышу заикания.
— Я…мне…он…эээ…Извини-те з-за грубо-сть, н-но…
— Давай быстрее соображай!
— Он просил передать, чтобы вы шли на хер, — выпаливает, как на духу, не дышит. Ждет.
Естественно он ждет реакции, понимает, как рискует. Она явно значит для меня много, и я могу послать ее куда угодно, но откуда ему взять гарантии, что если он пошлет ее туда же, пусть и от моего имени, за это не будет уволен? Как говорится, в разборки влюбленных лучше никогда не влезать, чтобы крайним не оказаться.
«Ты сказал влюбленных?!»
— Что ж, ясно, — изрекает холодно моя маленькая пленница, после и сама не отстает, — Тогда передайте Петру Геннадьевичу…
«Сука…»
— …Ой, простите, ошиблась. Они ведь так похожи…
«Какая же ты сука…»
— …Максимилиану Петровичу, что если он хочет что-то или кого-то забрать, пусть приходит лично. До этого момента, он может встать на колени и отсосать мой огромный член!
В конце своего зажигательного спича[15] Амелия повышает голос до максимума, за чем следует оглушительный хлопок дверью. Я же еле дышу, сильно, до боли в пальцах сжимаю телефон, который больше всего сейчас хочу разбить о стену. Мне кое как удается этого избежать, сбросить звонок, как только паренек открывает рот, чтобы как-то объясниться. Телефон я спасаю, конечно, но злость снова накатывает, стоит только вспомнить ее мерзкий голос и не менее мерзкие, колкие слова, сказанные этим самым чертовым голосом. Да, накрывает так сильно, что я уже себя не контролирую. Со всех сил швыряю стакан в стену над камином, осколки взрываются салютом, вызывая негодования у моих сестры и братьев, но я их не слышу вовсе. Кровь шумит в ушах, я упираюсь руками в стол и отгибаю корпус чуть назад. Стараюсь дышать. Жмурюсь.
«Как она это делает, твою мать?! Ее нет рядом, а все равно умудрилась вывести меня из себя, сука!» — «Ну нет! Сколько это будет продолжаться?! Возьми себя в руки, твою мать, как щенок! Сколько ты будешь позволять ей крутить тобой, а?!»
Резко выпрямляюсь и смотрю на Лекса, который в свою очередь еле сдерживает смех.
— Собирайся, поедем в клуб.
— Охо-хо… — встревает Марина, приподняв брови, — Ты же говорил, что секс не помогает?
— Я ошибался, твою мать.
— Вера как раз…
— Знаю я все! — огрызаюсь и разворачиваюсь в сторону лестницы, — Буду через пятнадцать минут!
* * *
Я иду медленно, засунув руки в карманы черного пальто, и так хорошо знаю эту дорогу, что даже с закрытыми глазами нашел бы ее, пусть это не очень то и сложно. Дом на Мосфильмовской, конечно, выделяется из городского ансамбля низких на его фоне построек не только своей высотой, но и стилем. Честно? Как бельмо на глазу, и будь у меня возможность, я бы выбрал не его, разумеется, но возможности не было. Всего в десяти минутах ходьбы находится квартира Кристина, а для поддержания имиджа и «лица» перед отцом, на случай, если он спалит меня за пределами университета раньше моего официального окончания, нужно было прикрытие. Да и отдых был нужен. Как ни крути, но постоянное притворство на протяжении стольких месяцев, высасывало все соки.
Поднимаю голову к небу, с которого сыпятся крупные, взбитые снежинки, и наблюдаю за их полетом.
«Красиво…»
Помню, как в первую нашу с Амелией ночь они тоже так вот медленно кружились, когда я точно знал, что она придет именно сегодня. Это как знать, что снежинки непременно упадут на землю — я видел в ее глазах уже принятое решение.
«Это был отличный подарок на день рождение…» — усмехаюсь про себя, выдыхая полупрозрачное облако пара изо рта, игнорируя настойчивый голос, поправляющий, — «Это был лучший подарок на день рождение. Не ври хотя бы себе!»
Алкоголь делает свое дело, расслабляет, и я могу отпустить себя хотя бы на короткое время, поддаться действительности, которую я так упорно не хочу признавать. Та ночь стала одной из самых лучших, а все изменилось задолго до того, как все произошло. Плавно, медленно, непонятно как, но изменилось…
— Если ты хотел подглядывать в окна, купил бы квартиру на первом этаже.
Кошусь в сторону и сразу подмечаю знакомую фигуру Лекса, отделившегося от своего черного Астона Мартина. Он усмехается — я закатываю глаза и возвращаю их к фасаду.
— Ты за мной следил?
— Несложно догадаться, куда ты направишься, так что скорее я просто прибыл на место встречи.
Лекс встает рядом, тоже смотрит в сторону дома, на меня нет. Не хочет нервировать, потому что знает, как это будет нервировать. Ни он, ни я не любим быть в уязвимом положении, а как назвать мое теперешнее, если не так? Я же здесь…
— Думал,