ветку и поторопился к домику.
Денизьям и Горен уже не спали. Проснувшись, они не стали засиживаться за поданным хозяином завтраком, а быстро собрали свои вещи и, готовые двинуться в путь, забрались в седло на спине слизня. Как и прошлой ночью Гал сел отдельно от них, ближе к голове Харака. Однако теперь он решил сам править слизнем, и поэтому привязал к его глазам-усикам удела. Всё ещё ожидая от сумасбродного старика дурных выходок, Денизьям посматривала на него с опаской и недоверием. Гал же выглядел совершенно спокойным, да и отсутствие у него сумки с дурманящими грибами давало некоторую надежду на то, что Галивугр не скоро о себе напомнит. Удостоверившись в том, что все в сборе, человек скомандовал отбытие. Харак, повинуясь хозяину, вытянул усы вперёд, и пришёл в движение. Он неторопливо развернулся, миновал сад с ящерицами и, покинув поляну, углубился в лесные заросли.
Твилль.
Когда солнце над владениями Безумного Гала повернуло к закату, Харак и трое его наездников были уже на подступах к Твиллю. Пробыв в пути почти весь день, они ни разу не остановились на привал, но по-прежнему были исполнены духа и бодрости. Даже слизень, которому пришлось проползти столь длинный путь, выглядел весьма оживлённо. В дороге, на ходу, он несколько раз подкреплялся на грибных полянах и выглядел способным ползти бесконечно долго, лишь бы время от времени появлялась возможность досыта набивать живот. Эта особенность Харака была ещё одной гордостью Гала. Расхваливая выносливость и умения слизня, старик не скупился на похвалы и возвышенные слова. Движения его человек называл не иначе как «бойкая прыть», а способность плутать между деревьями нарёк «скольжением». Впрочем, хвалебные речи человека никак не влияли на скорость слизня. Временами Харак полз так медленно, что спешившись, его наездники могли бы двигаться куда быстрее.
И всё же от болтовни Гала был толк. Денизьям, невзлюбившая старика с первой минуты, смягчалась всякий раз, когда он заводил речь о несравненных качествах своего слизня. Слепое обожание стариком пренеприятного создания смешило девушку, заставляя смотреть на него другими глазами. В такие минуты человек казался по-детски наивным, и это подкупало её.
Твилль становился ближе. Владения Безумного Гала остались позади и теперь Харак двигался уже по другим землям. Всё чаще встречались ивовые деревья. Заросли папоротников сменили развесистые кусты с листьями похожими на хвою, а густой травяной покров заметно поредел. Пение птиц, разносящееся по лесу, здесь не было слышно. Вместо него, то с одного, то с другого дерева стали раздаваться резкие выкрики и неясные бормотания. Обладатели этих голосов незримо преследовали Харака и его наездников, стремительно перепрыгивая с дерева на дерево и попутно визгливо переговариваясь. С их появлением Гал переменился. В его движениях вурмек и девушка стали замечать знакомую нервозность, а голос его вновь стал скрипучим и озлобленным. Суетливо озираясь по сторонам, старик бранился и гневно грозил невидимым преследователям кулаками.
– Ненавистные обезьяны!– сказал он, оборачиваясь к Горену и Денизьям,– От этих подлецов не жди добра. Зазеваешься, и они тут же стащат у тебя что-нибудь или, что того хуже, могут искусать. Будьте внимательны и держите свои мешки крепче.
И всё-таки, несмотря на опасения Гала, обезьяны не приближались к Хараку. Они наблюдали за наездниками из ветвей деревьев и следовали за слизнем, оставаясь немного позади.
А между тем, травяного покрова на земле становилось всё меньше. Среди редеющей зеленой поросли начали проглядывать песок и мелкие камни. Это затрудняло движение Харака. Он стал ползти медленнее и вскоре остановился, отказываясь двигаться дальше. Наездники спустились со слизня, сняли с его спины сумки и, водрузив их на себя, пошли пешком.
Твилль был впереди, в трёх сотнях метров от путников. Выбеленные деревянные стены, окружающие его, были невредимы и, глядя на них издалека, могло показаться, что жуткий рассказ старика о разрушениях и смертях в городе просто выдумка безумца. Но когда Горен и Денизьям подошли ближе, то поняли, что человек не солгал. Нетронутые воинами стены Твилля скрывали за собой печальную картину разрушений и горя. Почти абсолютная давящая своим тревожным спокойствием тишина висела над городом. Пламя пожара давно погасло, но бамбуковые дома твиллян, сожженные им, стали безмолвным напоминанием о тех страшных днях. Зияя выгоревшими ранами, опустошенные и заброшенные, они стояли среди редких уцелевших жилищ. Ивовые деревья, окружающие их, всё ещё хранили на себе цветные украшения, развешенные детьми в честь праздника Белой Луны. Под дуновениями ветра ветви ив уныло раскачивались и чуть слышно шуршали листвой, как будто охваченные всеобщим горем оплакивали погибших горожан. Дождь, бушевавший всю ночь над владениями Безумного Гала, не коснулся Твилля. Словно нарочно обойдя город стороной, он не затронул его, и черные пятна от погребальных костров остались на земле, как печать глубоко траура. Эти мрачные следы смерти были здесь повсюду, перед каждым домом.
– Я знал их,– остановившись у обугленного скелета одного из домов, сказал Гал,– Здесь жила семья местного торговца. Он покупал у меня орехи и мангровые корзины. В этом доме он жил вместе с женой и четырьмя детьми. Двое из малышей остались живы. Остальных я нашёл мертвыми.
Денизьям обошла пятно от костра и подняла лежащую в пепле плетёную куклу.
– Таков обычай,– сказал старик, махнув в сторону девушки рукой,– Игрушки приносят на место сожжения тел детей, чтобы их души не тосковали в ином мире. Твилляне верят, что после смерти есть другая жизнь.
Вздрогнув, девушка выронила куклу и, нервно вытирая руки, отошла от пепелища.
– Надо идти,– тихо произнёс Гал и зашагал по широкой дороге между чередой сгоревших домов.
Горен и Денизьям последовали за ним. Не решаясь говорить о том, что видят, друзья шли молча. Минуя одну улицу Твилля за другой, путники заходили всё глубже в город и всё чаще встречали на своём пути его обитателей. Все они от детей до стариков были заняты восстановлением сожженного города. Кто-то разбирал разрушенные пожаром дома, кто-то размечал место для новой постройки, а кто-то собирал стены будущего жилища, связывая между собой стволы бамбука.
Твилляне почти не говорили. Здесь, среди живых людей, траурное безмолвие показалось Горену ещё более скорбным и удручающим. Юноша, вдруг, ощутил себя причастным к произошедшим событиям. Он знал, что источником смертей и разрушений в Твилле был Маарам и винил его, но вместе с ним винил и себя. Ведь это он стал тем, кто, украв камень у раненного Таилла, помешал царице заполучить его, и не просто позволил себе прикоснуться к символу земной власти, но и дерзновенно укрывает его от наследницы трона, носительницы царской крови, назначенной самими небесами быть хозяйкой Земли. Внезапно Горен с ужасом осознал, что