Читать интересную книгу Яик-Горынович - Павел Георгиевич Малов

нам? Молодец!.. Как там в городке маманя? Батька?..

– Все живы-здоровы. Об тебе вспоминают, молятся, – отвечал Степан, нежно отвечая на объятия Бориса, которого очень любил и уважал за лихую казачью сноровку и недюжинную силу…

Пугачев порасспросил остальных атаманов и, видя их единодушное мнение, что у городка через Чаган не переправишься, велел всей повстанческой армии спешно выступать на север. При виде их хитроумного маневра премьер-майор Наумов всполошился и, чтобы не допустить мятежников на левый берег Чагана, послал поперед их сотню яицких казаков под началом престарелого старшины Андрея Витошнова.

Казаки на свежих, хорошо отдохнувших и отъевшихся конях легко обогнали пугачевский авангард, заняли оборону у первого, ближайшего к мосту брода. Старшина Витошнов, объезжая ряды, соленым словцом и веселой казацкой прибауткой подбадривал свое воинство. Казаки с готовностью отшучивались, но глаза от его взгляда смущенно прятали, съезжались группами по пять-десять человек, о чем-то вполголоса перешептывались. Часто поглядывали на пожилого, умудренного опытом казака Максима Шигаева. Он был за главного среди непослушной войсковой стороны. Активный участник прошлогодних событий, чудом избежавший плахи, отсидевший несколько долгих месяцев в оренбургском сыром каземате, Шигаев настраивал казаков на уход к батюшке Петру Федоровичу, в доподлинность которого верил свято и непоколебимо. Он еще летом, чуть ли не одним из первых побывал на Таловом умете Ереминой Курицы – отставного, пахотного солдата Степана Оболяева, лично встречался с государем, по его поручению готовил знамена в Яицком городке.

Сейчас он решил воспользоваться удобным случаем и не только самому перебежать к государю, но и привести с собой боевую казачью сотню в полном составе. Благо казаки здесь были почти все свои, кровные, войсковой стороны, верные товарищи многих рыбных багрений и других ловов и промыслов. За исключением десятка старшин и самого сотенного Витошнова, все были готовы послужить батюшке-государю, и это радовало Максима Шигаева.

Пугачевцы тоже не дремали и, завидев у брода вражескую конную партию, дружно устремились на нее в атаку. Причем сразу со всех трех сторон. Старшина Андрей Витошнов подал команду открыть огонь, но прозвучал только жиденький залп из дюжины ружей. Стреляли одни старшины да несколько верных правительству казаков.

Нападающие, потеряв несколько человек убитыми и ранеными, не остановились и смело продолжали атаку. Их вели Иван Зарубин, Дмитрий Лысов и Тимофей Мясников. Участвовали в этой смелой атаке и братья Атаровы. Старший Борис, отбившись от своего отряда, скакал стремя в стремя со Степаном, оберегал в бою. Тот вел себя храбро: вражеским пулям не кланялся и в казачьем седле держался крепко – не собьешь!

Максим Шигаев не стал дожидаться ответного залпа пугачевцев, подал условленный знак, и его люди, схватив и связав старшин, в том числе и самого Витошнова, поехали навстречу атакующим.

– Сдаемся, не стреляй! Хотим служить государю Петру Третьему! – кричали они, махая шапками и пиками.

Поперед всех красовался на статном молодом жеребце Максим Шигаев, поддерживая под локоть связанного старшину Витошнова, который ехал рядом. К Шигаеву подскакал хорошо знавший его Иван Зарубин. Казаки крепко обнялись, похлопали друг друга по спине. Шигаев указал на своих людей.

– Яицкое войско готово служить императору Петру Федоровичу! Принимай сотню, Чика. А старшин мы сами, вишь, повязали… Без вашей помощи.

– Хорошо, если бы вы и Симонова тако же на аркане к батюшке приволокли, – выскалил зубы смешливый Зарубин-Чика.

Его казаки смешались с людьми Шигаева, и все вместе они двинулись в стан государя, располагавшийся неподалеку от этого места. Позади, охранять захваченный брод, остался небольшой отряд казаков из полка Дмитрия Лысова под командой урядника Василия Скоробогатова. Братья Атаровы были здесь же. Правда, младший Степан не был причислен к этому подразделению, но в сумятице боя оставался пока с Борисом.

4

Пугачев с радостью встретил новую партию перешедших на его сторону яицких рыцарей. С ними его войско насчитывало уже около шестисот человек – сила не малая! И хотя для штурма Яицкого городка все равно было недостаточно, Емельян Иванович рассчитывал, что перебегут и другие казаки, а то, может, и гарнизонные солдаты за ними потянутся. Тут же он устроил смотр вновь прибывшим удальцам. На Максима Шигаева, коего помнил еще по Таловому умету, взглянул ласково, определил его пока в штаб при своей особе, а на старшин зыркнул сердито и хмуро. Велел всех держать пока под караулом до завтрашнего утра, когда и решится их участь. А пока… гуляй, войско яицкое!

По случаю удачного боевого дня и стольких славных побед казакам разрешено было малость расслабиться, выпить водочки, поплясать, спеть свои любимые казачьи песни. Сразу же было отряжено несколько расторопных гонцов к ближайшим хуторам и зимовьям за водкой и харчами. Татары привезли из своего кочевья кумыс, пригнали небольшой гурт баранов. В вечерней степи заплясали радостными языками огромные костры, зазвучали веселые гармошки, зачастили разухабистые балалайки. Пьяные голоса затянули похабные матерные песенки.

Пугачев с соратниками уединился в своем шатре. Пригласил не всех, а только самых доверенных, коим верил как себе самому и мог во всем положиться. Тут были самый старший из приглашенных, сорокасемилетний Максим Шигаев, Михаил Толкачев, Иван Зарубин, Максим Горшков, Тимоха Мясников и Лысов Митька. На расшитом замысловатым восточным орнаментом персидском ковре посередине шатра располагалась обильная выпивка и не менее обильная закуска, казаки сидели кружком, поджав по-татарски ноги в пыльных, нечищеных с похода сапогах. Произносили торжественные тосты во здравицу императора и его сына, наследника Павла Петровича, чарки опрокидывали жадно, изголодавшись по выпивке, не менее жадно закусывали. Ели прямо руками, по-простецки. Жирные пальцы вытирали о волосы или полы чекменей. И надежа-государь – со всеми. Да и верно: откуда взяться в степи господским обеденным приборам, всяким замысловатым серебряным вилкам, ножичкам да хрустальным кубкам? Не до жиру… В походе сойдет и так.

– Еще в бытность мою во дворце любил я очень уху стерляжью, – хлебнув добрую чарку горькой, разглагольствовал Емельян Иванович, по-звериному, жадно вгрызаясь в сладкий бараний мосел. – Бывало, лакеи и холуи дворцовые закинут в Неву сети, прямо насупротив дворца, и бредут вдоль берега… Это, значит, чтобы меня ублажить, порадовать свежей ушицей. А Никита Панин – министр мой наиглавнейший – шумит из окна на лакеев, чтоб чуток левее взяли, а то корабли аглицкие с заморским товаром никак не пришвартуются к причалу – бредень мешает.

Иван Зарубин, слушая государя, только лукаво посмеивался, подмигивал понимающе закадычному дружку детства Тимохе Мясникову: вот, мол, заливает батюшка!

– Я, други мои, зело по любимому дитяти скучаю! – вспомнив оставленного в Зимовейской одиннадцатилетнего Трофимку, прослезился аж Емельян Иванович. – Как-то он там без меня?.. с матерью… непутевой! Замордует она его совсем, вертихвостка!

– А что, батька, уж