бывает в кантоне. Оденетесь помощником его и все посмотрите, дороги, мосты. Потом от купца отстанете, посмотрите их лагерь в Милликоне, заодно найдете там человечка, проживает он в деревне Бирлинг, это две мили от Милликона на юг, сирота-свинопас, зовут его Клаус Швайнштайгер. Он там все знает и вам поможет. Сделаете все, так три оклада вам выдам.
– Для таких дел у фона Бока другой человек был… – начал Дорфус, – дело сие непростое… Но три оклада… Я берусь.
– Отлично, я напишу письмо купцу своему, – сказал Волков. – Гюнтер, бумагу и чернила.
– Я пока соберусь в дорогу. – Капитан кивнул и ушел.
– Вы бы отдохнули, – пробурчал денщик, принося письменные принадлежности, – весь день скачете, а всю ночь бумаги пишете. Разве ж так можно? Человеку ночь дана Богом, чтобы он спал.
– И вина еще принеси. – Кавалер не слушал слугу, принимаясь за письмо.
И тут он на мгновение задумался. Времени у них почти не было, а ведь нужно было набрать в роты еще людей. И его полк, и полк Эберста были потрепаны. Нужно уже утром отправлять сержантов за новыми солдатами. А для этого требуется знать, сколько им дать денег. А для этого посчитать, сколько в ротах не хватает людей.
Гюнтер принес еще вина, уже собрался сесть на другом конце стола, чтобы съесть ужин господина, но тот ему не дал.
– Не садись, не садись пока! – закричал ему господин, не отрывая глаз от бумаги.
– Так что же еще? – удивился денщик.
– Полковника Эберста ко мне, капитанов Кленка, Роху, Рене, Мильке, Хайнквиста… Всех ко мне. И Максимилиана с Фейлингом тоже.
– Ясно, – ответил недовольно Гюнтер. – Весь лагерь вздумали переполошить.
– А как соберешь всех, так ешь быстро, – продолжал кавалер, все так же не отрывая глаз от письма.
– Что еще?
– Как поешь, так собирай вещи, по заре отъедем.
– Куда? – удивлялся денщик.
– На твою родину, в Ланн. Будешь молодцом, возьму тебя во дворец к архиепископу на прием.
То, как вытянулось лицо слуги, кавалер не видел, он продолжал писать письмо с инструкциями для купца Иеремии Гевельдаса и капитана Дорфуса. Писал подробно, ибо от этих двоих зависело многое, очень многое.
Глава 28
Скорую перемену планов офицеры встретили без восторга. Еще бы, только что намеревались прогуляться по богатому краю, пограбить вдоволь, а тут на тебе – собирайтесь, господа, горцев воевать. И все это вот так с ночи сразу. Со сна сидели они хмурые.
– Что скажете, господа офицеры? – поинтересовался кавалер.
– Отчего вы бледны так, господин генерал? – спросил Роха, приглядываясь к лицу кавалера, которое даже в свете лампы имело цвет нездоровый.
– Не о том я спрашивал, – отвечал Волков достаточно резко. – Я прошу по делу военному говорить.
Ему не понравилось, что и другие офицеры стали приглядываться к его виду, и он отодвинул обе лампы от себя подальше. Офицеры молчали.
– Что мы скажем? – заговорил наконец старший по званию полковник Эберст. – Что мы скажем – то вам известно. Мы, как всегда, соберемся и пойдем, куда прикажете, а вот что скажут солдатские корпорации? Сие вопрос.
Волков уже собирался что-то ответить, но его опередил капитан Кленк:
– Ландскнехты словом своим дорожат, и пока – по праву или нет, доподлинно того не знаю, – господин генерал является держателем нашего контракта, пойдем туда, куда он укажет.
Роха – он все понимал, у него у самого дом в Эшбахте, а еще жена и земля там же – теперь уже не рассматривал цвет лица своего товарища и говорил по делу:
– А что тут думать? Казна солдатская у нас, куда мы с ней поедем, туда и солдаты ваши пойдут, господин полковник. А вздумают баловать – так мои ребята их успокоят. Скажите своим людям, господин полковник, чтобы бузотерить даже не думали.
Эберст нехотя согласился и кивнул.
На том прения по изменению планов были закончены. А что тут спорить, если контракты подписаны у всех до первых дней сентября. Убедившись, что возражений нет, Волков перешел к следующей повестке и понял, что предложений у офицеров по поводу будущего похода к горцам было много. И всякое новое выходило дороже прежнего.
– Думаю, что с горцами нам еще пара сотен кавалеристов не помешает, – высказался Эберст. – И для маневра, и для разведки. В пехоте горцы весьма упорны и хороши, а вот конницей они не знамениты.
– Верно, это мысль разумная, – сразу согласился с ним кавалерист капитан фон Реддернауф. – Хотя бы «легких» пару сотен набрать.
«Эти легкие ненамного дешевле, чем „тяжелые“».
– Картауна нам еще одна нужна, – вспомнил Кленк, – уж больно хорошо она бьет картечью.
«Тысяча талеров? А может, уже и две».
– Мушкеты – сколько будет, столько и брать, по любой цене, – предлагал Роха. – И пороха побольше, но только зернистого. И еще мне полторы сотни людей.
Волков посмотрел на товарища с укоризной: куда тебе-то?
– У нас в полку роты малочисленные, – вспомнил капитан Хайнквист. – В первой роте и двух с половиной сотен нет, во второй и третьей едва по сто пятьдесят. А должно по триста человек быть, да двести доппельзольднеров, да арбалетчиков, если нет стрелков, хотя бы две сотни. И чтобы арбалетчики были в распоряжении полковника. Не на мужиков собираемся – на горцев.
«Тут не поспоришь. Конечно, прав капитан, нужны арбалетчики, у Эберста в полку есть сто человек».
– Доппельзольднеры нужны, это верно. А если по-серьезному воевать с горцами думаем, так надо пик больше, – добавил Кленк. – В ваших полках пик мало.
– И мушкетов, – снова заговорил Роха.
Волков не успевал записывать. И ведь это все по делу было, не глупости и не излишества, ни от одного предложения не отмахнешься.
Шесть сотен человек в полки добрать. Из них доппельзольднеров двести, а одни они стоят как четыреста простых солдат. Две сотни в кавалерию, пусть даже «легких», – все равно две тысячи в месяц, не считая фуража и провианта. Рохе сто пятьдесят человек, да им прикупить оружия придется. Да порох, да всякое иное, что сразу и не вспомнишь, но понадобится потом. А если еще пушку одну прикупить, то к ней и артиллеристов нанимать придется, а эти мерзавцы стоят больше, чем ландскнехты или доппельзольднеры. Деньги, деньги, деньги… Целый лист трат, все цифрами исписано. По первым прикидкам, так уже на девять тысяч одного жалованья новым людям набралось, и это он еще над пушкой вопрос поставил. И все эти траты придется умножить на два месяца.
Мильке молчал, он тоже что-то записывал для себя.