— А надо? — Сержант нахмурился и демонстративно почесал кулаком скулу.
— Мы завтра с Машей едем в Монастырь.
Нитхи подошёл молча, взял из бара бутылку портвейна, вернулся к дивану и, откинувшись на спинку, отпил из горлышка, а затем резко наклонился, двумя пальцами погладил одну из трещин на столешнице, сбросил брезгливо на пол колоду карт и проговорил:
— Не думаю, что могу это позволить.
— Мы снова вернулись к тому, с чего начали, — поморщился Димон. — Мне глубоко наплевать на то, что ты позволяешь или нет. Я поступаю так, как считаю нужным.
Стэфан устало почесал переносицу и спросил на окай:
— Где Маша?
— У себя, — ни капли не удивился тому, что Сержант перешёл на язык их мира. Откровенно говоря, после утренней перепалки Димон этого ожидал. — Но, помнится, она просила не говорить при ней на окай.
— Ты её здесь видишь? Я нет. Что у вас произошло?
— Не твоё дело.
— Моё, — не согласился Нитхи. — Моё. Уж тебе-то должно быть знакомо моё волнение. У тебя шесть сестёр.
— Поплюй! — Диметриуш постучал по деревянной поверхности барной стойки, у которой стоял. — Только пять. В любом случае, каждая из них…
— А у меня только одна, — Нитхи рубанул рукой по воздуху. — И сейчас, когда отец — стараниями вашего рода, между прочим — отсутствует, я вынужден взять на себя его обязанности.
— По-моему, ты совершаешь очень большую ошибку.
— По-твоему.
— Зачем тебе это? — устало спросил Димон, но боевик только наклонил голову.
— Упрямство у вас, видимо, наследственная черта, — вздохнул Бьёри и неожиданно понял, что это выход.
— А впрочем, ладно. Беру обязательства.
Шагнул вперёд и протянул руку. Стэфан, крепко сжав его запястье, цепким взглядом всматриваясь в лицо Бьёри, потребовал:
— Поклянись!
— Слово даю.
Слово сорвалось с губ Диметриуша лёгким голубоватым облачком, зависло посреди комнаты на секунду, а затем стремительно метнулось куда-то вверх и влево, оставив за собой едва заметный глазу искрящийся след.
— Моё слово, — повторил Димон и хмуро глянул на Стэфана. — Но предупреждаю: если мне будут угрожать слабительным, чихательным и малиново-полынными пытками, я не стану отпираться, и Маша узнает, кто был инициатором всего.
— Она поймёт, — уверенно произнёс Нитхи, а Диметриуш покачал головой. Насколько он успел узнать Машу — она даже слушать не станет. Что уж тут говорить о понимании! Однако, как говорится, это его уже не касается. Это уже не его проблемы. Его проблемы прямо сейчас где-то обиженно сопели и, по всей вероятности, строили планы мести.
Димон дал себе слово в ближайшие пару дней ничего не пить и не есть в Машином присутствии, пожал на прощание руку Сержанту, а после ушёл к себе. Всё равно до утра ничего уже нельзя было предпринять.
Утром же…
Утром позвонил Нитхи и громким шёпотом сообщил:
— Я ухожу через пять минут.
— Хорошо. А почему шёпотом?
— Потому что за завтраком Маша читала Большую медицинскую энциклопедию и спрашивала, чем демоническое пищеварение отличается от не демонического.
— А ты что?
— А я сказал, что не знаю насчёт демонического, но у тебя точно совершенно обычное.
— А она?
— А она отправилась в кладовую, проверить мои запасы…
Диметриуш хмыкнул. Ну-ну. Наивная — будто он второй раз попадётся на ту же удочку!
— Запасы, говоришь? — снял висевший на зеркале в коридоре защитный амулет, который надевал только на время визитов мамы, чтобы та не волновалась, и решительно прицепил его на цепочку с Ключом и родительским оком.
— Ага, — в голосе Сержанта послышалось злорадство. — И знаешь, что? У неё вчера вечером глаза были красные. Я ничего не говорю. Может, она и не из-за тебя плакала, может, опять за Василису волновалась. Но руки тебе пока не переломал только потому, что Маськина месть в любом случае будет страшнее.
«Руки он мне не переломал, — закатил глаза Димон. — Как же! Ещё неизвестно, кто кому их переломает…»
— Ладно, катись на работу. А у нас с Марией Ивановной на сегодня воскресный пикник запланирован.
«Хочется верить, что запланирован».
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Две минуты спустя они столкнулись у дверей квартиры Нитхи. Боевик хмурился.
— Заперлась у себя, — поделился он. — Сказала, что если выбирать между кошмарами до конца жизни и общением с тобой, она выбирает кошмары.
— Прорвёмся, — буркнул Диметриуш и направился к лестнице на второй этаж.
Коротко стукнул по двери и, услышав доброжелательное:
— Убирайся! — вошёл.
Маша с ногами сидела на подоконнике, в одной руке у неё была кружка с чаем, во второй самоучитель по окай. Бьёри мысленно отметил, что в будущем девушку можно будет подкупить речевой практикой, а затем прислонился к дверному косяку и мрачновато спросил:
— Совесть у тебя есть?
— Что? — растерялась Маша.
«Правильно, звезда моя! Не только ты умеешь нападать».
— Я говорю, где твоя совесть? Всю ночь мне спать не давала, а теперь сидит тут с невинным видом, чаёк пьёт.
— Кто не давала? Я? Ты спятил, демон.
— Ты, — Диметриуш хищно улыбнулся. — Всю ночь мне снилась. Сначала доводила эротическими нарядами, а затем ножи в меня метала. Три раза попала, между прочим.
Она поджала губы и отвернулась к книжке, проворчав:
— Приснилась я ему, видите ли… Я-то тут каким боком?
— А я? — негромко спросил демон и, отлипнув от косяка, пересёк комнату. — Я каким?
Подошёл вплотную, дождался, пока Маша не посмотрит на него полным недовольства взглядом и пояснил:
— Маш, я не монстр, правда. Я виноват в том, что воспользовался тобой тогда. Виноват, что не был достаточно профессионален и допустил разрыв аркана, но я не монстр.
Она поёжилась и опустила глаза к книге, а затем раздражённо захлопнула учебник и проворчала:
— Да знаю я! Только всё равно тяжело. Иногда.
— Мир? — Димон протянул открытую ладонь, и девушка — не без колебания — вложила в неё свою руку, пробормотав:
— Перемирие.
Пусть так. Выдохнул, вдруг осознав, что, ожидая её ответа, неосознанно задержал дыхание. «Как сапёр, честное слово! Надо срочно закреплять результат, пока снова не поругались».
— Вот и отлично. Предлагаю по такому поводу прокатиться до Монастыря и обратно.
Димону даже на секунду показалось, что она бросится его целовать. Мечты, мечты… Не бросилась. Спросила:
— Ты серьёзно?
— Конечно.
— А как же Стёпка? Он же нас прибьёт, если узнает.
Неожиданно обрадовало это «нас», произнесённое заговорщицким тоном и сопровождаемое ослепительным сиянием зелёных глаз. Ведьмочку стоило взять с собой хотя бы ради того, чтобы увидеть это выражение откровенного счастья на симпатичном личике.
— Не прибьёт. Я договорился.
Маша подозрительно сощурилась, и у Димона нехорошо кольнуло под сердцем.
— Договорился? Со Стёпкой? — переспросила она. — Боюсь себе представить размер взятки, которую ты ему дал. Видишь ли, мой братец не знает значения слова «компромисс», в придачу ко всему, у него, кажется, полностью свернуло крышу на почве моей безопасности…
На мгновение появилось острое желание рассказать девушке о том, каким образом он «договаривался», предупредить, что это её ни к чему не обязывает, не в средневековье, чай. Заверить, что это исключительно для того, чтобы, как говорит Сержант, «соблюсти приличия». Но она так обрадовалась предстоящей поездке, что у Димона просто рука не поднялась, в мысле, язык не повернулся, испортить Маше настроение. А оно обязательно испортится, когда ведьмочка узнает о том, что старший брат едва ли не шантажом и угрозами навязал ей жениха. И вряд ли они сегодня куда-нибудь поедут. Если только на поиски Нитхи. Или в аптеку. За ядом.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
И не помогут тут ни заверения, ни убеждения, ни клятвы. «Не будь дураком, — шептал внутренний голос. — Вспомни своих сеструх! Ты лучше всех знаешь, что женщины, сколько бы лет им ни было, трагедию могут сделать из ничего. А тут такая благодатная почва!»