Читать интересную книгу Колокольные дворяне - Светлана Владимировна Храмова

зачем-то насыпали груду песка по краям и оставили. Позже бортики из дерева укрепили пруд, но вокруг него оставался толстый слой песка, поэтому пруд напоминал замысловатую песочницу на детской площадке. Утки использовались в хозяйстве, а цесаревич Алексей частенько сиживал на деревянном бордюрчике с детьми, которым дозволялось с ним общаться. Они строили из песка большие крепости и сказочные города».

– Как здорово! Недаром у меня возникло желание кинуться тебе на шею! Бабушка мне именно так и рассказывала, а я никак не могла понять, откуда же там песочница, что за ерунда?

– И тут возникаю я, приготовивший беленький листочек размером А4. Это выписка из работы семинариста, он воспоминания жителей собирал. Там вообще невероятные вещи есть, я в следующий раз доложу. Ты ведь приедешь снова? Когда-нибудь?..

Ответа он не ждал. Володя умный, он – как и Кот Бегемот – прекрасно знает, что будет то, что будет. Возможно, когда-нибудь. Возможно, никогда.

– Ты очень нужные мне слова написал. И вообще, Полина Сергеевна права: Владимир Цыбушкин человек незаменимый. Кстати, есть и электронная почта, можно по имейлу сведения отправлять. – Я чмокнула его в щечку, которую мне, кстати, никто не подставлял, и к другой дотянулась губами, мой расцелованный на прощание гид не на шутку смутился.

– Володенька, я бегу к Полине Сергеевне, у нас в программе чай с конфетами. Присоединишься?

– Много работы. Документы, документы, и коллеги, все, как одна, совета моего ждут.

– И все, как одна, прехорошенькие девушки, Полина сотрудниц выбирает, как на конкурс красоты. Я одной из них адрес для тебя оставила. Удачи в научных изысканиях!

Тут совсем недалеко, двести шагов.

В кабинет к моей благодетельнице я влетела, изрядно запыхавшись, на ходу вытаскивая шуршащую целлофаном коробку конфет «Ассорти».

– Полина Сергеевна, это свежие конфеты, я точно знаю, что свежие! В торговом центре меня убеждали всем отделом! Принесла, и не в благодарность, просто так. Будто знала, что чай будем пить. Благодарить – как? Вы щедры на широкие жесты, за вами все равно не угонишься. И спасибо вам преогромное!

– Спасибо… Приятно было с вами поработать. И хорошее может воспоследовать, видимся не в последний раз.

– Как вы можете знать?

– Знать не могу. Мы, сибирские жители, знать ничего не знаем, но ведать про все ведаем. – Она сдвинула свистящее стекло серванта, заполненного всякой всячиной, книгами в том числе, и извлекла из глубины эмалевую миниатюру в резной деревянной рамке. – Это мой главный подарок. Хорошая работа, сибирскими умельцами сделана, владейте!

Я всмотрелась – и сердце заныло.

На бледно-голубом фоне – надвигающийся паровоз с составами. Из трубы дым клубится, вокруг заснеженный простор. Время года, возможно, не соответствует, но мне подумалось, что мчится этот поезд прямиком к станции Дно. И вот он, этот момент, когда манифест об отречении еще не подписан и все еще может перемениться…

Мы еще долго беседовали за чаем, но я смотрела на нежную эмалевую поверхность и не могла оторвать глаз.

* * *

Палубная труба издала боевой клич, и отданы швартовые концы, резвились водные барашки по смоляной краске внизу парохода «Иртыш». Алексей Васильев стоял на корме, держась за поручни крепко, и глядел, не отрываясь, на верхушки сосен.

Никогда не покидал он родной город. В нем жизнь прошла, сорок пять с лишним лет после окончания духовной семинарии отдано Благовещенской церкви.

Закрыта церковь.

Вся жизнь от самого рождения отдана вере в Бога и прославлению имени Его.

Закрыли имя Божие от людей, спрятали – как и он спрятал сокровища царские до лучших времен. До тех времен, что неминуемо придут, и воссияет новая слава над головой российского Императора. Тогда извлечет из земли священник сбереженные им ценности и вручит Царской Семье, благодарности не требуя – ибо счастлив, что порученное выполнил в точности, ибо веровал в восстановление Богом освященного царствия. В спасение верил, в справедливость.

А нету ее среди людей и не будет. Клад сибирские недра берегут, он никому не откроется, до лучших времен пролежит под березой высокой и гибкой, как дочка его Елизавета.

Лизанька, которой лучшее даровано уже. Видел он встречи ее с царевичем у дворового пруда. Наблюдал из окна за длинными разговорами. И как смотрели дети друг на друга – помнит.

Государь Император Николай Второй свою суженую Александру встретил, когда она Лизаньке ровесницей была. И на всю жизнь полюбил. Ждал ее и дождался. Сочетались браком по взаимному чувству и умерли в один день.

Любовь такая для небес предназначена. Не для юдоли скорби и страстей.

На пароходе «Русь» Лизанькин Принц приплыл, на нем же и отбыл, известно, в каком направлении. Не вернулся.

И не потому, что позабыл. Не потому что…

Не вернется он никогда, потому что его убили…

Убили… Их всех убили, и никто не вернется назад. Никто не вернется на…

Грудь как тисками сжало, да так сильно, что только и успел он прошептать: «Лиза, доченька!» Сердце левою рукой накрыл, потом и правую возложил, тело его отяжелело вдруг, стопудовое стало – и грохнулся Алексей на палубу замертво.

Люди на шум сбежались, заголосили, заохали, приподнять старика пытались, Лидия Ивановна над ним хлопотала, Лиза в слезах: «Папенька родимый, да на кого ж?..»

И доктора откуда-то привели: маленький пузатенький человечек, он фельдшером Омского военного госпиталя оказался.

Фельдшер долго мял кисти высокого человека в черной рясе, распростертого недвижно на кормовой части, обтирал лоб платком – жара! И Алексею Павловичу лоб вытирал, и себе – одним и тем же платком, хотя понял уже, что пациент его помер. Растерялся. Пульс не прощупывался. Глаза закрыты, руки на груди сложены, и как это он успел подготовиться, удар ведь внезапным был.

«От сердечного приступа преставился раб Божий», – провозгласил перепуганно. «По всем признакам, сердце бывшего священнослужителя разорвалось… от жары», – подытожил он важным голосом и перекрестился трижды.

Но Лиза его тихо поправила:

– От боли. От боли, земным человеком непереносимой, разорвалось сердце отца моего, настоятеля Благовещенской церкви священника Алексея Павловича Васильева.

Растолкав толпу на пароходе, что закрывала от нее мужа, Лидия Ивановна со всего размаху споткнулась о лежащего, упала на него сверху и запричитала резким голосом, перешедшим в визг: «Да на кого ж ты меня покинул, родимый, да на кого ж ты меня оставил…». Ее увели, поддерживая за локти с двух сторон, сама не шла: ноги ослабели, не слушались.

Алексей и Семен подхватили недвижное отцовское тело и понесли вниз, в каюту. Застыли у братьев лица, медленно шли сквозь толпу, отстраняя предлагающих помощь. Разойдитесь, люди