Читать интересную книгу МИССИОНЕР - Евгений Кабанов

– А что это у тебя за запах такой? – поморщилась Клава, продолжая заниматься поломанным пальцем.

– Ну как же, тебя ждал. Французским одеколоном наодеколонился. "Де-рьмо де ваш (Ваш – корова (фр.)" называется.

– То-то, я чувствую, запах какой-то особенный, утончённый, – Клава растерянно принюхалась и вымученно улыбнулась.

– Да брось ты – утончённый! – передразнил её Аполлон.

Он вдруг разозлился – нарочно не придумаешь: в тот раз запах помешал любовью с Клавой как следует заняться, и сегодня, надо ж было встретиться тому идиоту на тракторе!

– Жижа это навозная называется. Одному козлу понадобилось сегодня в ней искупаться, да, оказалось, плавать не умеет. Вот и пришлось вытаскивать.

У Клавы округлились глаза.

– Какая жижа? Кому в ней купаться вздумалось?

– Обыкновенная. Бычки поссали, посрали, вот она и получилась…

Аполлона прорвало. Вся его досада выливалась в этом словесном поносе на голову ни в чём не повинной Клавы.

– …А какому-то комиссару Жуву жарко стало, вот он и въехал в неё прямо на тракторе.

Клава как раз закончила бинтовать палец, и при последних словах Аполлона испуганно всплеснула руками.

– Комиссар Жув, говоришь?! Так это ж Ваня Тарахтелкин! Он ко мне сегодня утром опять свататься приходил… Ой, господи!

Теперь пришла очередь Аполлону всплёскивать руками. Вместо этого, правда, у него отвисла челюсть. Это ж надо, такая новость – он, оказывается, Клавиного жениха спас. Он разозлился ещё пуще прежнего.

– То-то ты такая нарядная!.. А он на радостях, значит, напился?!

– Кто? Ваня? Да он не пьёт же совсем… Ах!.. – вдруг ахнула Клава. – Точно, он так и сказал – пойду, говорит, утоплюсь, когда я ему отказала. А я, дура, даже не обратила внимания. А он, вишь ты, и правда, утопиться решил… – в её голосе послышались уважительные нотки. – Только чё ж это он в жиже-то? Не мог в речке, что ли?

Она, видимо, слабо соображала, что говорит, потому что её рассуждения о том, где лучше было топиться претенденту на её руку, мало вязались с её испуганным видом.

– В жиже эффектней, – язвительно заметил Аполлон. – Чтобы все на всю жизнь запомнили.

– Да-а-а?

Из Клавиных слов Аполлон понял, что комиссар получил от ворот поворот, и немного успокоился. Конечно, он был совсем не против того, чтобы Клава вышла замуж за какого-нибудь хорошего мужика, тем более, непьющего, но какого чёрта спасать его пришлось именно ему, Аполлону?! Что, мало других, что ли?

– Да ладно, не переживай ты за своего Жува. Вытащил я его, – сказал он уже совсем спокойным тоном.

– Да какой он мой?! – вдруг возмутилась Клава. – Всё ходит, ноет – выходи, мол, да выходи за него. А хоть бы что из себя представлял… Да ты ж его видел, раз спасал.

Аполлон наморщил лоб, припоминая, кого он видел, занимаясь спасательной операцией. Вырисовалась глупая физиономия неопределённых очертаний в рыжей жиже.

– Видел… Представлял он из себя, конечно… – ухмыльнулся он.

– Ну вот, – обрадовалась Клава, – не зря его Жувом прозвали.

Аполлон не понимал, почему Ваню Тарахтелкина прозвали Жувом, да ещё и комиссаром. И вообще, кто такой Жув? Он так и спросил, чтобы внести ясность:

– А почему его так прозвали?

Клава изумлённо посмотрела на него.

– А ты что, "Фантомаса" не видел? Кино такое французское показывали. Давно, правда. Так там был такой комиссар Жув. Вот Ваня – вылитый Жув. И мелкий такой же, и носяра у него точь-в-точь как у комиссара… Только вот лысина поменьше, – пояснила она.

– Ну, я особо лысину его не разглядывал – некогда было, – отпарировал Аполлон.

– Это ж он с горя, наверно, напился. А так он не пьёт совсем…

– Вдобавок ещё штаны… – Аполлон запнулся, – спёрли, пока я с ним там целовался.

Аполлон почувствовал даже какое-то удовлетворение, что настало, наконец, время в деле использовать кое-что из того лексического запаса, который он приобрёл за время проживания в Синели.

– А зачем ты с ним целовался? – Клава удивлённо вскинула брови.

– Да просто лысина мне его понравилась. А ещё, от поцелуев, говорят, в организме витамины вырабатываются.

– Правда, что ль? – Клава наивно-недоверчиво посмотрела на Аполлона.

Эта её наивность, и простота, просто подкупали его сильную, как он сам считал, натуру. От такой беспомощной доверчивости он ощущал себя ещё более сильным и уверенным. Ему вдруг захотелось обнять и поцеловать это такое большое, но такое беззащитное создание. Что он и сделал. Клава поупиралась для приличия, но потом сдалась.

Однако Аполлону и самому было противно, какой он вонючий. А Клаве каково? Он отстранился и сказал:

– Ну вот. Можешь считать, что морковку съела.

– Почему? – не поняла Клава.

– Ну как же, витамины.

– А-а-а… А почему морковку? Может, помидор, или яблоко…

– По кочану… В ней витаминов больше. Особенно, если не тёртая, а целая.

Клава верила всему, что говорил ей Аполлон. Она, действительно, как все большие люди, была добрая и доверчивая.

– Аполлон, я… – начала, было, она, но осеклась в нерешительности, и лицо её стало покрываться стыдливым, а потому особенно симпатичным, румянцем.

– Клавочка, ты что-то хотела сказать? – спросил Аполлон, видя её колебания.

– Да, – робко проронила Клава и, набрав побольше воздуха в лёгкие, выпалила: – Я согласна.

Аполлон недоумённо посмотрел на неё.

– На что ты согласна, Клавуля? – спросил он.

– Ну, это… – Клава опять заколебалась в нерешительности и покраснела ещё гуще.

– Да что такое, Клавочка? Не стесняйся, говори – здесь все свои, – подбадривал её Аполлон, нежно поглаживая её руку.

Клава опять набрала побольше воздуха и обречённо скороговоркой проговорила:

– Я согласна по-собачьи.

Аполлон сначала не понял, о каких собаках идёт речь, но потом до него дошло. Милая Клава! Ради него она пошла против своих убеждений, ломая свои понятия женской чести и дурацкой морали… Не ожидавший от неё такого жертвенного шага, Аполлон даже немного растерялся.

– Клавочка, солнышко, что, прямо сейчас? – лицо Аполлона была сама нежность.

Клава согласно кивнула головой, и так и осталась сидеть, потупив взор.

Аполлон не знал, что делать. Если он сейчас откажется, Клава для него может быть потеряна навсегда. Да не мог он отказаться и из своих понятий мужской чести – как говорится, если женщина просит, ты её ублажи. Но, с другой стороны, как её ублажишь, если в такой вони, которая от него самого же и исходит, у него не встанет необходимый для этого дела элемент организма даже на королев красоты всех стран, вместе взятых, в неглиже и в самых соблазнительных позах? Чёрт, что же делать? В мучительном раздумье Аполлон бросил взгляд за окно, словно ища там ответа. Вдруг лицо его радостно озарилось.

– Клавочка, милая, – чмокнул он её обрадованно в розовую щёчку, – раздевайся и ложись. Вон на ту кровать. Я сейчас…

– Занавески задвинь, – стыдливо попросила Клава, – ещё совсем светло. Люди ходят…

Аполлон проворно задвинул занавески и выскочил за дверь.

Когда он вернулся в комнату, закрыв за собой дверь на крючок, Клава лежала на его кровати, укрытая одеялом. Её парадный костюм и прочие принадлежности были аккуратно сложены на одном из стульев.

Аполлон быстренько разделся догола и, сияющий, подошёл к кровати.

Клава лежала на животе, повернув голову к стене.

Аполлон присел у изголовья кровати.

– Ну что, Клавочка, начнём с массажа? – нежно спросил он, целуя её в золотистые распущенные волосы.

Клава молча кивнула головой.

Аполлон медленно сдвинул с неё одеяло вниз до самого конца. Клава сжалась в напряжённом ожидании. Аполлон при виде этого великолепного и столь беззащитного тела снова почувствовал себя всемогущим повелителем женщин. Он уверенно "оседлал" Клаву как в тот злополучный вечер у неё дома, и ловким движением фокусника раскрыл сжатую до того в кулак руку. На его ладони лежала деревянная бельевая прищепка. Да простит его тётя Дуся за то, что он позаимствовал у неё эту мелочь. Из всех прищепок, которые висели на бельевом шнуре, он выбрал самую слабую, и даже успел примерить. Теперь же он преспокойненько защепил себе этой штуковиной нос и довольно заулыбался – вонь, исходившая от него самого, исчезла. Конечно, секс без обоняния это ущербный секс, но, ничего не поделаешь – с обонянием в данных ароматических условиях вообще не будет никакого секса.

Экипировавшись таким образом, повелитель, как и в прошлый раз, приступил к массажу.

Хорошенько помассировав Клаве спину, налегая на особо чувствительные, на его взгляд, места, он перешёл к попе. О! Какое же это чудо – Клавина попочка! От одного её лицезрения у особо чувственных индивидуумов с натурой вулкана может произойти извержение лавы… то бишь, семени. Аполлон, уверенный на этот раз в благополучном завершении "вязки", не торопился перевозбуждаться, применяя как сдерживающий фактор даже отключение зрения, попросту закрывая глаза, чтобы продлить и себе, и Клаве щемящее чувство ожидания всепоглощающего счастья.