Читать интересную книгу Гибель Атлантиды: Стихотворения. Поэма - Георгий Голохвастов

Глава сороковая

Две тайны зрели в стенах Зиггурата:На Ложе Ра, благодатью чревата,Венчанья тайна, как из году в год,Свой щедрый миру готовила плод;А в нижнем храме, пред темным престоломБессмертья тайну лелея в себе,Я, жрец верховный, в сомненьи тяжелом,Один томился в душевной борьбе.

Но это — участь творцов вдохновенных.Порой, в наплыве тревог роковых,Коварный шепот сомнений мгновенныхСмущает веру их грез огневых:Тоща, в творении своем облекаяНедвижной формой живую мечту,Они страшатся, что воля людскаяБессильна, мысль удержав на лету,Поведать миру ее полноту.

Слабея духом на грани последней,Пытал тревожно я совесть свою:Победы ль меч я бесстрашно кую,Иль верю в призрак несбыточных бредней;В своем стремлении к спасению всехСвершу ль я подвиг, безумье иль грех?Но — нет. Всё ярче, властней и победнейНа сердце вера в конечный успех.Я прав. Себе я не создал кумираИз грез тщеславных. Но в мире слепцовЗалог великий спасения мираОдин прозрел я в чете близнецов.

Их связь так ясно привык ощущать яС тех пор, как тайной мой ум овладел:Свершился в миг их двойного зачатьяЕдиной жизни случайный раздел;То было целой души разобщенье,Мужского с женским напрасный раскол;Плоду единства пресек воплощеньеПрироды тленной слепой произвол.

В зачатке сгублен враждебным расщепомЦветок Завета… На скорбь и на срам,Остался снова, в распаде нелепом,Царицы-Смерти зловещим вертепомНаш мир — бессмертья поруганный храм.

А в этой жизни взаимною страстьюЛюбовь связала их крепче родства;Огнем нездешним, нездешнею властьюЗажегся светоч ее волшебства:

Он, Кормчий птицам в искании юга,К цветам в полях направляющий пчел, —Он создал двух близнецов друг для друга,Стези их сблизил и жребии свел;

И меч бездушный земного законаРассечь не должен, что связано там,В предвечных недрах небесного лона,С великой целью, предсказанной нам.

Удел их — язву губительной розниСтереть здесь, в царстве духовных калек,Разрушить Смерти тлетворные козни,Обитель Жизни воздвигнуть навек.

И в их слиянии таинственный осмосПрироды женской с природой мужской,Наполнив прежней гармонией космос,Вернет бессмертье природе людской.

Я слышал новой вселенной рожденье;Я чуял жизни процветшей ростки!..Упорство мысли и долгое бденьеПриливом крови стучались в виски.И с жутким чувством щемящей тоски,С тревогой в новом душевном надломе,Я стал молиться в безмолвной истоме,В немом порыве, чтоб вновь отогнатьСомнений черных гнетущую рать.

Такой молитвы не ведал поднесь я.Мое моленье не знало границ:Как стая белых трепещущих птиц,Мольбы рвались за предел поднебесья;Спадали слезы восторга с ресниц,И пот кровавый от страстного рвеньяСо лба катился. В огне вдохновеньяДуша горела… Повергнувшись ниц,Я пал на землю, недвижно на голомПолу простерся и долго потомВ тиши, пред грозно молчащим престолом,Лежал во прахе застывшим крестом.

Когда ж поднялся, спокойный и сильный,Исполнен духом и верой обильный,То все сомненья исчезли, и лишьОдин хитон мой, измятый и пыльный,Хранил след скорби. И дрогнула тишьОт слов призыва. Не просьбою нищей,А силой воли в небесном жилищеСлова земные звучали: «Услышь,Услышь, Всесильный! С горячей мольбоюВ свой трудный час Твой слуга пред Тобою.

Меня, как ризой, Ты славой одел,Украсил честью и блеском величья;Ты дал мне мудрость, чтоб в знаменьях дел,Тобой творимых, мог правду постичь я;

Ты слышал веры незыблемой пыл,С высот услышал, как сердце взывало,И Жизни смысл предо мною раскрыл,Над ликом Смерти подняв покрывало…

Прими же ныне, как жертвенный дым,Моленье это. Моими устамиМолясь, трепещет пред троном ТвоимВесь сонм миров, оживленных мечтами.

Бессчетных полчищ немых мертвецовК тебе взывает отверженный голос:Воздвигни, Мощный, в чете близнецовЕдинства первый спасительный колос,Да вечной жизни он даст урожайНа этой ниве злорадного тленья!..Услышь!.. И если я чашу терпеньяСвоим прошеньем налил через край, —Не милуй!.. Небо громами наполни,Сверкни мне гневом бичующих молний,И скорой смертью мой грех покарай.Когда же милость Твоя без пределаНад миром длится и не оскудела, —О, будь мне в помощь. И смерть сокруши,В единстве сблизив два девственных тела,Смешав в единстве две чистых души!..»

Молитва тает, как дым фимиама.Я жду хоть знака, но небо темно…И вновь на сердце пророчество храма:«Когда одежды вы сбросите срама,И двое, слившись, составят одно,Тогда исчезнет порока пятно,И будет радость и жизнь без скончанья!..»Суди меня, правосудный Судья!Не в силах больше противиться яВлеченью сердца, как долгу призванья:На благо всем, я уклад бытияДерзну сломить всемогуществом знанья!

И, сбросив тленных одежд шелуху,Как змеи — клочья ветшающей кожи,Мы примем образ утраченный Божий, —Да всё свершится внизу, как вверху.

Глава сорок первая

Решенье твердо. И время созрело.Царевич даст мне желанный ответ:Должно свершиться великое делоК заре сегодня, чтобы новый рассветБыл жизни новой и вечной восходом.Ни мысль, ни дух не смутятся ничем!..Никто не видит, как внутренним входом,Минуя стражу, вступил я в гарем.

Вошел, окликнул… Но вкруг всё объятоМолчаньем мертвым — ни звука в ответ:В алькове тихом царевича нет,Не тронут кубок вина, и не смятоПустое ложе. Забытый ночникОдин мерцает в покинутой спальне…И вдруг протяжный и плачущий крикСовы зловещей угрозою дальнейРаздался где-то в дворцовом саду:Казалось, птица ночная бедуВещала мне. Но теперь ли позволюБеде нежданной победу из рукМоих исторгнуть?.. И мощно я волюНапряг, как туго натянутый лук.

При свете мысли, направленной к цели,Мои зеницы внезапно прозрели,А слух отверстый расслышал, как тишьПолетом режет летучая мышь.

И в даль взглянул я провидящим оком:Блуждал, как призрак, царевич в далекомПрестольном зале. Издревле цари,Приемля царство, им данное Роком,Венцом отцов там венчались. ПотокомЛуны сиянье лилось; и внутри —В стенной отделке и в своде высокомМерцали, мягко светясь, янтари.

На трехступенном помосте тяжелом,Под царской сенью, меж белых колонн,Увенчан Диска святым ореолом,Стоял Ацтала наследственный трон,Из белой кости точеный, как плоскийРаскрытый лотос… О древнюю сеньРазбившись, смолкли шагов отголоски;На трон упала царевича тень.

Пред царским местом, на нижней ступени,В бессильной вспышке сердечных мучений,Царевич замер. Я видел, как с плечК ногам, белея, туника упала;В руке, грозней смертоносного жала,Блеснул короткий отравленный меч…

Я был на страже. С искусством йогаВладея мыслью и чувством своим,Пропел я трижды созвучьем однимСвятого Слова три буквы в два слога,Утратил форму плотскую свою —Наш бренный саван, докучный и тесный —И стал невидим, как Путник Небесный,Когда он, чуждый уже бытию,Как дух — свободный, как тень — бестелесный,Скользит над миром воздушной тропой:Идет он, тучи в пути попирая,И море, вод не коснувшись стопой,Проходит с ветром от края до края.

Я шел на помощь. Уже лезвееК груди приставив, пред отчим престоломЦаревич сердце пронзил бы свое, —Но я, пред самым смертельным уколом,Представ во плоти, отвел острие.

Царевич вздрогнул с мучительным стоном…Я крепко руку холодную сжал,Раскрылись пальцы, и трепетным звономКлинка о плиты откликнулся зал.И мы в затишьи молчали пред троном.Я был спокоен и, глядя в упор,Старался встретить царевича взор:«На миг ли только ослаб? Изнемог ли?..»Дрожал он. Плечи открытые дрогли;В чертах был скорби и ужаса спор,А взор таился, опущенный долу…И, втайне символ избранья творя,Рукою твердой его, как царя,Я ввысь под Диск лучезарный к престолуВозвел, сказав повелительно: «Сядь!..»И сел царевич бессильно на троне,Лицо скрывая в понуром наклоне…Со лба от пота намокшую прядьВолос откинул, тряхнув головою,Как будто с думой своей роковоюСтремясь расстаться… Он бледен. И тьмаВкруг глаз глубокой легла синевою.Когда ж, поднявшись, ресниц бахромаГлаза открыла, — в их мраке бездонномЯ чутко, чувством отцовским, постигИ страсть, и муку в гореньи бессонном,И холод смерти, столь близкой за миг.

Я знал, что жутким отчаянным крикомКричит беззвучно страдальца душа.Не дрогнул я в состраданьи великом;Но строго, жалость в душе заглуша,С укора начал, как маг-проповедник,Меж ним и тайной моею посредник:

«В часы невзгоды унынье — наш враг,И дух упадка — дурной собеседник,А слабость — первый к погибели шаг.Царей Ацтлана природный наследник,Стыдись, царевич!.. Растерян и наг,На вызов Рока в ответ, — неужелиТы смерти ищешь? Меж тем, не тебе лиК стяжанью вечных возвышенных благВеличья путь предречен с колыбели?..

Твоя, царевич, как солнце, светлаВ грядущем участь. Как сильному мужуС могучею волей и сердцем орла,Тебе сегодня я всё обнаружу,Что мудрость Неба тебе предрекла.

Воспрянь, царевич, душою смущенной.Любви, законом людским запрещенной,Своей виной и грехом не зови:Здесь, в мире тленном, лишенном свободы,Мы слышим в зовах взаимной любвиМогучий голос всесильной Природы.Два встречных чувства должны б, не греша,Звучать одним полногласным аккордомВ слиянии целом, прекрасном и гордом;А в страсти тщетной — людская душа,Как дочь неволи, убога и сира.Любовь без счастья — вселенский позор,В ней узам жизни — правдивый укор;Как на две части разбитая лира,Два скорбных сердца обрывками струнРазлад вливают в гармонию мира…Но правды новой — сегодня канун.

И завтра утором я мир наш несчастныйСпасу от розни, гнетущей людей!Мне духи света и мрака подвластны;Стихии, в мощи безумной своей,Покорны воле разумной моей;Я даже самый хаос безучастный —Миров источник, основу и суть —Творящим словом могу всколыхнуть.Пусть должен двинуть небесную твердь я, —Я даже своды небес потрясу,Сметая звезды, как с листьев росу:Где подвиг нужен, как дар милосердья,Там косный долг добродетели — грех!А мне на благо всеобщее надоОвец безвольных заблудшее стадоВернуть к блаженству нетленных утех.Сестра и ты, вы над общим уродствомПорочной жизни, в упадке больном,Цвели недаром своим превосходством:Ума и тел молодых благородством,Созвучным чувством в расцвете двойномИ душ сродненных таинственным сходством…Своей науки благим руководствомЯ дам вам счастье в блаженстве ином.

Одной вы плоти, душа в вас едина —Вас тлен рожденья разъял пополам;У ваших жизней одна сердцевина —Любовь святая, блеснувшая вам.

Я вас, чрез тайну великого чина,Как цвет и стебель небесного крина,Навек друг другу верну, и создамБессмертной жизни тождественный храм,Души вселенской мечту — Андрогина.

Он, Образ Божий нося, как печать,Блаженно будет в мирах обитать,Земного рая божественный житель,Нетленной жизни нетленный родительИ чад бессмертных бессмертная мать…»

И нов, и чуден был смысл прорицаньяВ жилище древнем великих царей,В палате, полной теней и мерцаньяЖивых под лаской луны янтарей.

Таких пророчеств под сводами залаНикто не смел возвестить в старину,И ночь немая, казалось, вонзалаСлова, как иглы, в свою тишину.

Захвачен тайны могучим размахом,Царевич слушал с восторгом и страхом…Лицо горело… Исчезла печаль…Не млело сердце в нем тающим воском, —Оно звенело, как твердая сталь:Сидел он, светлый, на лотосе плоском,Как новый страстный и девственный бог,В себе сознавший бессмертья залог.

Глава сорок вторая