Читать интересную книгу Гибель Атлантиды: Стихотворения. Поэма - Георгий Голохвастов

Глава тридцать девятая

И вновь ступени — ступени без счета;Лишь мой светильник мерцает чуть-чуть.Еще труднее к Святилищу путь.Но греза, словно в стремленьи полета,Несет царевну на крыльях своих,И льет ей к сердцу мой радостный стих:

Мир — Твой храм утвержденный:В нем любовь и страх Тебе возданы…Хвала Тебе, Нерожденный,Честь Тебе, Самосозданный!

В нашей полночной мольбе,Владыка Вечности, слава Тебе!

Глаза царевны подъяты с мольбоюК незримой тайне небесных высот…Как звезды близки! Как чужды забот.И новый высший рубеж пред собоюНевеста видит. Любви ворожбоюВздыхает мирра у пятых ворот,Пленяя сердце в наплывах душистыхИстомной негой; и лотосов чистыхБесстрастно грезят живые венки,Цветов холодных раскрыв лепестки.

Встречая деву, два мальчика — служкиСвятого храма — застыли у врат;Волос их русых колечки дрожат.Змеясь воздушно: так чистые стружкиСвивают в змейки свои завитки.Когда кидает их врозь друг от дружкиРубанок острый, срезая с доски.

Глаза малюток лучатся от счастья.Их щеки рдеют, — так долей участьяВ обряде брачном гордятся они;Склонив колени, тугие запястьяВ охвате плотном повыше ступни —Цепей житейских последние звенья —Они царевне спешат отстегнуть…В с новой силой, полна дерзновенья.Идет царевна восторженно в путь.

Гашу светильник. Чудесными снамиВ лазурной выси полна темнота…Мы всходим, молча. И вот перед намиЗияют смутно шестые врата.

Цветами яблонь, как снегом наносным,Весь пол усыпан, и ладаном роснымНасыщен воздух. И здесь из тенейНавстречу нам, отделясь от камней,Шатнулась в черной одежде старуха,Как мрачный призрак полночного духа…Узнала дева — и кинулась к ней.

Как мил ей облик их старенькой няни,Пестуньи доброй младенческих лет!Пахнул ей в душу на жертвенной граниВсех былей детства последний привет.

Сошлись… приникли… И скрыли потемкиПрощальных ласк торопливый обмен;Слова угасли в безмолвии стен…Лишь голос хриплый и старчески-ломкийЧитал заклятье от вражьих измен,И глух во мраке был шепот негромкий:

Непитой водой родника-студенцаЯ деву-невесту кроплю для венца,С сердечной руки, как с кропила,Во здравие духа, в румянец лица…В заклятии — крепость и сила.

Я ее сберегу;Я зарок свой кладуНа скорбь и беду,На погибель врагу:Человеку черному,Духу нелюдимому,Тоске гробовой.И слову заговорномуОстаться нерушимомуНа век вековой.

Истай! Рассейся! Иссохни щепкой!Мое слово — крепко!

Мое слово — печать,Как броня на груди:Ее не сломать.Сгинь, пропадиДух — убийца и тать!

А ты, Земля-Мать,Вещая, темная,Мощь подъяремная, —Тебе — исполать!

Ты зарок мой храниИ дитя соблюдиНа все дниВпереди…

С добрым человекомПалаты — ей дом,И ложе — пухом…

Век веком!Дух духом!Суд судом!

Враждой и силой звучал заговор:В нем был невнятный для праздного слуха,Но мне понятный правдивый укор…И бросил я повелительный взор:Не время медлить. Довольно. СтарухаУ чресл невинных царевны должнаШирокий пояс развить по обряду.Мой гнев почуяв, послушная взгляду,Очнулась сразу и смолкла она.В ее движеньях — порывистость муки,В лице — недвижность безмерной тоски;Волос упавших седые клокиСмешались дико. В сознаньи разлуки,Так смысл ужасен последних услуг:Дрожат сухие неверные руки,Костлявым пальцам мешает испуг.

Она не может нащупать началаПовитой ткани. Глаза ей застлалаСлеза, окутав всё в дымку одну.Когда же вдруг пелена покрывала,Округлых бедер раскрыв белизну,Скатилась на пол, — лицом в пеленуСо стоном жалким старуха упала…Дрожат — я вижу — царевны уста…Но строго ждут нас немые врата,И мы проходим под сводом портала.Жрецы остались пред входом внизу, —Вдвоем темнеем теперь в вышине мы…Земля и небо торжественно немы,Лишь я скрываю на сердце грозу.

Врата Завета… Здесь тысячелетьяНезримо вьются. Сгорая до дна,Без масла гаснут лампады… ОднаПомеркла с треском… другая… и третья.Кругом темнеет… Царевна бледна…

И чудно — к мигу великой развязки —Весь мир объемлет великий покой,Когда, касаясь последней повязки,Снимаю к тайнам привыкшей рукойС ложесн невинных я девства завесу,Покров стыда, целомудрия щит…Фитиль последней лампады трещит;Чуть звездный трепет скользит по отвесуСвященных лестниц беззвучно-пустых;И лишь пред входом в Святая СвятыхБлистает тускло чеканный треножник:На нем в тяжелом чугунном котлеДурманно тлеет на красной золеРастенье Солнца — простой подорожник.

Струею тонкой в лазоревой мглеДымок восходит, прозрачный и синий;И светлой тайной, виденьем Земле,Белеет очерк божественных линий:Царит, безгрешен и девственно-строг,Завета чистый нестыдный залог…Раскрыл я двери. Отмечен порогВенком из нежных цветов померанца;Ковром их свежесть ложится у ног, —Цветы повсюду… Не светлый ли Бог,Жених прекрасный, отправил посланцаЛюбви приветом украсить чертог?..И залил нежно зарею румянцаЛицо царевны стыдливый ожог…

Во мне же сердце стеснилось до боли:«Что ночь сулит ей?.. Что там — впереди?..»С трудом лишь, страшным усилием волиНевольный трепет смиряя в груди,Себя принудил сказать я: «Войди!..»Она вступила, и с мукой душевнойЯ дверь глухую закрыл за царевной.

Назад, к земле, за ступенью ступень,Сходил я тихо от башни до башни;И шел, отныне мой спутник всегдашний,Бессмертья призрак за мною, как тень.Простым и ясным был день мой вчерашний…Но что откроет мне завтрашний день?..

Глава сороковая

Две тайны зрели в стенах Зиггурата:На Ложе Ра, благодатью чревата,Венчанья тайна, как из году в год,Свой щедрый миру готовила плод;А в нижнем храме, пред темным престоломБессмертья тайну лелея в себе,Я, жрец верховный, в сомненьи тяжелом,Один томился в душевной борьбе.

Но это — участь творцов вдохновенных.Порой, в наплыве тревог роковых,Коварный шепот сомнений мгновенныхСмущает веру их грез огневых:Тоща, в творении своем облекаяНедвижной формой живую мечту,Они страшатся, что воля людскаяБессильна, мысль удержав на лету,Поведать миру ее полноту.

Слабея духом на грани последней,Пытал тревожно я совесть свою:Победы ль меч я бесстрашно кую,Иль верю в призрак несбыточных бредней;В своем стремлении к спасению всехСвершу ль я подвиг, безумье иль грех?Но — нет. Всё ярче, властней и победнейНа сердце вера в конечный успех.Я прав. Себе я не создал кумираИз грез тщеславных. Но в мире слепцовЗалог великий спасения мираОдин прозрел я в чете близнецов.

Их связь так ясно привык ощущать яС тех пор, как тайной мой ум овладел:Свершился в миг их двойного зачатьяЕдиной жизни случайный раздел;То было целой души разобщенье,Мужского с женским напрасный раскол;Плоду единства пресек воплощеньеПрироды тленной слепой произвол.

В зачатке сгублен враждебным расщепомЦветок Завета… На скорбь и на срам,Остался снова, в распаде нелепом,Царицы-Смерти зловещим вертепомНаш мир — бессмертья поруганный храм.

А в этой жизни взаимною страстьюЛюбовь связала их крепче родства;Огнем нездешним, нездешнею властьюЗажегся светоч ее волшебства:

Он, Кормчий птицам в искании юга,К цветам в полях направляющий пчел, —Он создал двух близнецов друг для друга,Стези их сблизил и жребии свел;

И меч бездушный земного законаРассечь не должен, что связано там,В предвечных недрах небесного лона,С великой целью, предсказанной нам.

Удел их — язву губительной розниСтереть здесь, в царстве духовных калек,Разрушить Смерти тлетворные козни,Обитель Жизни воздвигнуть навек.

И в их слиянии таинственный осмосПрироды женской с природой мужской,Наполнив прежней гармонией космос,Вернет бессмертье природе людской.

Я слышал новой вселенной рожденье;Я чуял жизни процветшей ростки!..Упорство мысли и долгое бденьеПриливом крови стучались в виски.И с жутким чувством щемящей тоски,С тревогой в новом душевном надломе,Я стал молиться в безмолвной истоме,В немом порыве, чтоб вновь отогнатьСомнений черных гнетущую рать.

Такой молитвы не ведал поднесь я.Мое моленье не знало границ:Как стая белых трепещущих птиц,Мольбы рвались за предел поднебесья;Спадали слезы восторга с ресниц,И пот кровавый от страстного рвеньяСо лба катился. В огне вдохновеньяДуша горела… Повергнувшись ниц,Я пал на землю, недвижно на голомПолу простерся и долго потомВ тиши, пред грозно молчащим престолом,Лежал во прахе застывшим крестом.

Когда ж поднялся, спокойный и сильный,Исполнен духом и верой обильный,То все сомненья исчезли, и лишьОдин хитон мой, измятый и пыльный,Хранил след скорби. И дрогнула тишьОт слов призыва. Не просьбою нищей,А силой воли в небесном жилищеСлова земные звучали: «Услышь,Услышь, Всесильный! С горячей мольбоюВ свой трудный час Твой слуга пред Тобою.

Меня, как ризой, Ты славой одел,Украсил честью и блеском величья;Ты дал мне мудрость, чтоб в знаменьях дел,Тобой творимых, мог правду постичь я;

Ты слышал веры незыблемой пыл,С высот услышал, как сердце взывало,И Жизни смысл предо мною раскрыл,Над ликом Смерти подняв покрывало…

Прими же ныне, как жертвенный дым,Моленье это. Моими устамиМолясь, трепещет пред троном ТвоимВесь сонм миров, оживленных мечтами.

Бессчетных полчищ немых мертвецовК тебе взывает отверженный голос:Воздвигни, Мощный, в чете близнецовЕдинства первый спасительный колос,Да вечной жизни он даст урожайНа этой ниве злорадного тленья!..Услышь!.. И если я чашу терпеньяСвоим прошеньем налил через край, —Не милуй!.. Небо громами наполни,Сверкни мне гневом бичующих молний,И скорой смертью мой грех покарай.Когда же милость Твоя без пределаНад миром длится и не оскудела, —О, будь мне в помощь. И смерть сокруши,В единстве сблизив два девственных тела,Смешав в единстве две чистых души!..»

Молитва тает, как дым фимиама.Я жду хоть знака, но небо темно…И вновь на сердце пророчество храма:«Когда одежды вы сбросите срама,И двое, слившись, составят одно,Тогда исчезнет порока пятно,И будет радость и жизнь без скончанья!..»Суди меня, правосудный Судья!Не в силах больше противиться яВлеченью сердца, как долгу призванья:На благо всем, я уклад бытияДерзну сломить всемогуществом знанья!

И, сбросив тленных одежд шелуху,Как змеи — клочья ветшающей кожи,Мы примем образ утраченный Божий, —Да всё свершится внизу, как вверху.

Глава сорок первая