Читать интересную книгу Гибель Атлантиды: Стихотворения. Поэма - Георгий Голохвастов

Глава сорок пятая

С их юной верой я верою старцаСветло сливался, творя ритуал,И с песней поднял точеный из кварцаБезгрешно-чистый прозрачный фиал.

Напиток вечный божественной Сомы,Как сплав рубина, отсвечивал в нем,И в тонких гранях лучей переломыПылали знойно кровавым огнем.

В жаровню, брызнув по угольям рдяным,Я бросил семя; и дым кишнецаВолною неги вливался в сердца.Тогда тройным окропленьем багрянымИз древней чаши с напитком вековСмочил я кудри склоненных голов.

Жизни вино изливаю на кудри я.В хмеле блаженном залог единения:Да знаменует наплыв опьяненияЧистую страсть в роднике целомудрия.

Вам открываю в последнем преддверииЯ непреложный закон воссозданияИ приобщаю вас к чуду вне времениСимволом древним великой печати я;Тайна тройная в любовной мистерии:Без вожделенья — восторг обладания,Царственной жизни зародыш — без семени,Жизни божественной плод — без зачатия…

В области света, как рай заповеданной,В жизни, дыханьем бессмертья напитанной,Слейтесь любовью, никем не испытанной,Слейтесь любовью, никем не изведанной!..

Сошли на нас языки огневые.Пахнуло в мертвом застое мирскомДыханьем жизни: от века впервыеЗавет Бессмертья я в слове людскомПоведал миру… И ночь просияла.В испуге тени по храму ползкомПолзли, как змеи; над влагой фиалаЛучи сплелись светозарным венком.

Призыв целомудренной жаждыДуховного ждет утоленья.Прильните единожды, дваждыИ трижды к струе исцеленья.Изведайте в ней троекратноПричастье любви благодатной.И в близости смертного шагаДа будет целебная влагаНе в юность, не в старость,Не в детство, не в зрелость,Не в плоть и не в кровь,Не в страстную ярость, —Но в девство, и в целость,И в дух, и в любовь!

И по три раза к устам новобрачныхПоочередно, молясь, подносилЯ сок, источник живительных сил.Они склонялись и, граней прозрачныхУ края кубка касаясь слегка,Испили по три целебных глотка.

Сердце омойте душистою Сомою,Душу утешьте непитою сладостьюИ напоите, как вешней истомою,Тело земное нечаянной радостью.

Двое, единые в чудном слиянии,Облик воспримут по мысли СоздателяТак же, как бронза в литом изваянии —Образ, рожденный мечтою ваятеля.

Двое, два вздоха души всеобъемлющей,Два излучения света бесплотного,Ныне отыдут к отчизне, приемлющейБлудное чадо из мира дремотного.

Мир всколыхнулся. И новозакониеРушит заклятье недвижности каменной:В воздухе райских садов благовоние,В огненной буре нет злобности пламенной.

Суша ликует, и с ласковым рокотомМоре колышет волну свою пенную…Пеньем, рыканьем, мычаньем и клекотомГимн потрясает до края вселенную!

И я прозрел мироздания дали,Как новых истин святые скрижали:Звучал, казалось, воскресный хорал,И брезжил вечной зарею астралВзамен обычной зари повседневной…Лучистый, рядом с лучистой царевной,Нетленным светом царевич блистал.

Восторг священный достиг апогея:В безумстве веры — из мира исход.В наливе зрелом своем тяжелея,Не сам ли с ветки срывается плод?

В порыве страстном у Ложа СвятогоЦаревич встал в головах ко кресту;Царевна — против, в ногах, у другого.Они, застыв у столбов, в высотуВдоль брусьев руки простерли без страха,Как чайки — крылья, готовясь в отлет:Казалось, с первым усилием взмахаПолет свободный их ввысь унесет.

Но туго к брусьям петлей роковоюЯ кисти рук их вяжу бечевоюИ в путы ноги беру у колен,Крепя надежно узлами у древа…Насилью уз не противилась дева,Царевич их не заметил; блаженБыл свет их взоров под звуки напеваЗаклятий новых в молчании стен:

Не мятежный раб-завистник,А ревнитель Божества,Возношу на крест-трилистникУпованье естества.

Смерти правый ненавистник,Смерти свергну я права,Возложив на крест-трилистникУпованье естества.

В мире здесь душа — зарница,Заблудившаяся птица,Однодневный гость;Для живой души — гробницаЭта плоть и кость!

Смерть придет, освободительница:Смерть, темницу расторгающая,Смерть, как смерти победительница,Жизнь чрез тленье воздвигающая,Свет бессмертья возжигающая!

В светлой тайне чуда утреннегоНад любовью, здесь погубленною,Слитность внешнего и внутреннегоВспыхнет жизнью усугубленноюДля любимого с возлюбленною!

Глава сорок шестая

Светлые Силы,Власти верховные,Стражи-хранители!Дайте своиКрылья духовныеВ путь из могилыК горней обителиДетям любви, —Душам-страдалицам,Мира скиталицам!..

Звенит кадило; туман дымовойВолнами ходит; кресты озаряя,Мигают свечи… Беру с алтаря яКувшин, налитый Водою Живой,И в чашу с тонкой резьбой краевойРоняю каплю. Отливом опалаОна сверкнула, и в чашу упала,Как влага утра в раскрытый цветок.Я поднял жизнью насыщенный кубокИ взял столетья изживший клинок,Закланий нож со следами зарубок,Местами ржавый, но грозный, как рок…

В тот миг взглянул я с невольным участьем,С земным участьем, царевне в глаза:В очах, сиявших неведомым счастьем,Кристальной каплей блестела слеза,Как будто миру свой жемчуг хотелоОставить сердце, блаженно дрожа…И чуть заметно лишь дернулось тело,Почуяв холод зловещий ножа.

У кисти левой руки, где под нежнойПрозрачной кожей в узор голубойСплетались жилки и бился мятежноГорячей крови немолчный прибой,Одну из жил я надрезом короткимОткрыл искусно. За кровью густой,Спадавшей струйкой в сосуд золотой,Царевна взором спокойным и кроткимСледила, молча. В залог бытия,Как дар во имя всемирного блага,Текла рудная и тленная влага,Природы женской даянье…И яТеченье крови, с молитвой беззвучной,Утишил властью целительных чар…Как дым сожженья над жертвою тучной,Всходил от чаши таинственный пар.

Подняв сосуд, я прошел к изголовьюСвятого Ложа. Царевич с крестаМеня окликнул. Сбывалась мечта:Любви их ради с безмерной любовьюТеперь готов он пожертвовать кровью!

И как с царевной был юноша схожВ минуту эту лицом вдохновеннымИ глаз глубоких огнем сокровенным…«Я счастлив!..» — тихо шепнул он.И нож Вонзился в руку уколом мгновенным.

И жаркой крови расплавленный лал,Сливаясь с кровью горячею женской,Из ранки в чашу струею стекал,Как дань мужская победе вселенской…

С молитвой новой, глубокий уколВрачуя новым святым заговором,Вознес я жертву на древний престол,Укрыл под тканью, расшитой узором,И тихо, чаши, согретой тепломПролитой крови, касаясь челом,Творил молитву… Ее вдохновеньеСплотило чувства в стремленьи одном:Умолкло тело, и впал я в забвенье,Охвачен негой меж бденьем и сном.

В покое ясном, светло и безлично,С душою мира роднясь гармонично,Душа юнела, срывая слоиЗемных влияний, как кожу змеи.Тогда-то Сила, как ток кольцевидный,Зажглась внезапно в крови у меня,А в сердце пламень святого огня,Колеблясь, дрогнул, как жало ехидны;И мне наитье пророческих словУста отверзло у темных крестов:

Чрез смерть сопричтены к бессмертной доле,Примите дух познания полно, —Неслыханное вам возвещено…

Ничто не существует здесь, доколеПо имени не названо оно;Что существует, то воплощено,Как в образе, в зиждительном глаголеИ именем своим наречено;

Но вновь ничто не существует боле,Едва лишь имя творческою волейВ созвучии своем умерщвлено!..

Горел, как факел, в незримом огне я:Он волю мне закалял, словно сталь,И чудной Силы прилив, пламенея,Бежал по телу извивами змея,К челу от сердца всходя, как спираль.Та Сила — пламень, душа мирозданья,Всего благая и грозная мать;Тая предвечный родник созиданья,Равно способна она убивать.

Мне должно волей бесстрастную Силу,Как челн, послушный и в бурю кормилу,Направить в море страданий и зол:Метну ее повелительным словом,Как мечет медный свой круг дискобол, —И мир воскреснет, разбуженный зовомХвала Тебе, чудотворный Глагол!

С нашим миром сорубежный,Но закрытый от людейРазливается безбрежныйМир внечувственных идей.

Сны Хаоса — сны Титана —В мертвом зеркале веков,Как на глади океанаТень от пара облаков.

Там родятся без зачатий,Вне причин и череды,Неосознанных понятийБезымянные орды.

Свет им чужд, им разум не дан,Дух их жизнью не согрел:Им досрочно заповеданОбезличенный удел.

Но тревожа и неволяТягой темного чутья,Их гнетет слепая ВоляАлчной жаждой бытия…

И лишь Слова сила творческаяНад безличностью властна!Звуком зова мироборческаяРаздробится тишина:

Слова молнии могучиеБрызнут в мрак небытия,В явном образе созвучияСуть безликую живя;

Чуя Слова власть нездешнююВ повеленьи: «Ты будь — То!» —Вступит зримо в область внешнююВоплощенное Ничто.

Реченья — словно жемчужные четки.Их звук последний еще не заглох,Как в храме тихо пронесся короткий,Подобный стону, подавленный вздох…

Я понял муку. Но, чужд сожаленья,В прозреньи вещем, отраде творцов,Окинул взором, как образы тленья,Плотские формы четы близнецов.

Их пыл погас. Истомили их путы;Им жар недужный уста иссушил;В глазах страданье; под узами вздутыОтеки кровью налившихся жил…

Глава сорок седьмая