Читать интересную книгу "Секрет дьявола - Лилиан Харрис"

самые темные дни свет сияет достаточно, чтобы напомнить нам, что он все-таки есть.

Час спустя врач наконец выходит. Ее длинный белый халат доходит до лодыжек, очки в черной оправе сидят на тонком носу.

— Мистер Кавалери, — приветствует она его с серьезным выражением лица, ее темно-каштановые волосы аккуратно собраны в пучок. — Вы мать? — Ее внимание возвращается ко мне.

— Да. — Мой пульс тяжело бьется.

— Состояние вашего сына сейчас стабильное. У него развился РСВ, респираторный вирус, который затем привел к так называемому бронхиолиту. Это иногда случается, и именно это вызвало низкий уровень кислорода. Сейчас он спит, и как только он проснется, вы сможете его навестить.

— Он справится с этим? — спрашиваю я, мой тон пронизан беспокойством.

— Благодаря лекарствам, которые мы ему дали, вы сможете забрать своего сына домой очень скоро.

Мои колени подгибаются, и я прижимаюсь к Энцо, чтобы почувствовать облегчение, когда врач покидает нас с натянутой улыбкой.

— Она, наверное, думает, что я самая плохая мать. — Мои слезы пропитывают его рубашку, когда я прячусь в ней.

— Нет, детка. Она так не думает. — Он приподнимает мой подбородок тыльной стороной руки. — Она знает, что его у тебя забрали. Она не будет звонить властям. Я обо всем позаботился.

— О, слава богу. — Я вздрогнула. — Я могу только представить, через что они его заставили пройти.

Он ведет меня обратно к креслу, и когда мы все усаживаемся, я поворачиваюсь к Эллиоту.

— О Боже, мы должны позвонить маме! Ты уже сказал ей, что я жива?

Вместо того чтобы выглядеть восторженным, его лицо окрашивает грусть, или, скорее, разбивается вдребезги. Он больше не может даже смотреть на меня.

— В чем дело, Эллиот? — Мое сердце колотится. — Скажи мне.

Его горло перехватывает.

— Мне жаль, Джейд. — В каждом слоге сквозит необъяснимая печаль. Я хлопаю рукой по своему колотящемуся сердцу, острый удар пронзает середину груди.

— Нет, — плачу я, слезы наворачиваются на глаза. — Не надо. Пожалуйста. — Капли слез стекают по моим щекам. — Не говори этого.

Но он говорит.

— Мне очень жаль, но мама умерла два года назад от аневризмы головного мозга. Она не страдала. Я клянусь.

Я закрываю рот дрожащей рукой, мое зрение плывет от слишком сильного горя, чтобы видеть что-то помимо потребности кричать, плакать от худшего вида боли.

— Она никогда не сомневалась, что ты жива. Ни разу. — Он встает со стула, опускается передо мной на колени, его рука лежит на моем колене, а я прячу слезы за ладонями. — Она всегда думала, что ты где-то там, куда она не может дотянуться. Всегда говорила о тебе. Каждый день сводила копов с ума. Она любила тебя, Джейд. Я люблю тебя.

Она ушла. Она никогда не узнает, что я выбралась. Что я жива. Она никогда не встретит своего внука.

Прикосновение Энцо гладит мою руку, когда мои рыдания становятся громче, буря моих страданий бушует с глубоким потрясением, разрушая меня, пока я не могу больше сдерживаться. Впервые за последние девять лет я даю ему волю. Я плачу, действительно плачу. Я плачу обо всех потерях, которые у меня были, обо всей запертой в бутылке агонии — рыдая, все это выливается наружу.

Сильно. Громко. Без страха.

Я плачу о своей матери.

За себя.

За всех нас.

Это освобождение, боль и ярость. С каждой каплей я отпускаю женщину, которой меня заставили стать, приветствую девушку, которой я была раньше, женщину, которой я являюсь сейчас.

Я нашла ее. Наконец-то я могу ее услышать. Почувствовать ее. Я не собираюсь ее отпускать. Моя мать не хотела бы этого.

Я буду вспоминать тебя с каждым поцелуем, с каждым объятием Робби. Ты никогда не будешь забыта, мама. Ты будешь жить вечно.

Я понемногу открываю дверь, боясь напугать его. Его лицо поворачивается на звук, когда я вхожу, и когда он видит меня, его маленькие голубые глаза мгновенно светлеют.

Кислородной маски на его лице больше нет, ее сняли, как только показатели нормализовались, когда он проснулся час назад. Как только врачи закончили с анализами, мне разрешили пойти к нему. Они сказали мне, что он требует встречи со мной, как только увидел их, и я не могла ждать ни минуты.

— Мамочка! — Он кашляет, и у меня разрывается сердце, когда я слышу, как он болен, как небрежно они обращались с моим ребенком, хотя я не ожидала ничего другого.

— Привет, мой милый мальчик. — Мой тон низкий, я ступаю легко, кроссовки мягко стучат по мраморному полу.

Энцо позаботился о том, чтобы ему досталась лучшая палата в больнице. По размеру она больше похожа на пентхаус.

Я присаживаюсь на край кровати, костяшки пальцев тянутся вниз, касаясь впадинки на его щеке.

— Я так люблю тебя, малыш. Мама больше никогда не позволит никому причинить тебе боль. Никто больше не разлучит нас.

— Ты обещаешь? — спрашивает он с дрожью в подбородке. — Плохие люди ушли?

Я не хочу лгать, но я должна ему хоть какое-то подобие безопасности.

— Уйдут, и они больше никогда к тебе не приблизятся.

— А ты, мамочка? Они тебя не заберут?

Мой нос горит от эмоций, затуманивающих слова, которые трудно произнести.

— Мамочка? — снова спрашивает он, тяжело кашляя, эти пронзительные глаза требуют ответа, требуют, чтобы с его мамой все было в порядке.

— Они меня тоже не заберут. Мой друг, Энцо, тот, кто привел тебя сюда, он позаботится о том, чтобы мы оба были в безопасности. Всегда.

— Это хорошо. — Он слабо улыбается. — Могу я теперь жить с тобой?

— Ты шутишь? Конечно! — Я придвигаюсь ближе, ложусь рядом с ним, моя рука лежит на его животе, мои губы на его макушке, целуя мягкие волны его светлых волос. — Я никогда не отпущу тебя. Ты навсегда останешься со мной.

Он слабо смеется.

— Я так люблю тебя, мамочка.

— Я тоже тебя люблю, Робби.

— Я устал. — Он зевает. — Ты можешь обнимать меня, пока я засну?

— Сегодня и каждый день. — Я убираю волосы с его лба, надеясь, что это правда, что с этого момента я смогу проводить с ним все свои дни. — Закрой глаза, милый малыш. Чудовищ больше нет.

Но ведь это неправда, верно? Они все еще там. Ждут. Преследуют нас. Пока мы не разберемся с этим, пока я не встречусь лицом к лицу с этим человеком, это никогда не закончится.

Я приду за ним со своей собственной армией. Я должна сделать это для Робби. Ради меня. Ради моих друзей, которые все еще там.

Он должен умереть,