Читать интересную книгу Безвременье - Дмитрий Барабаш

Эпилог

75

Жизнь коротка,к сожалению,к счастью,по замыслу.Взгляд снизу-вверхоткрывает единственный путь.Споря со злом,мы потворствуем сами злуи подтверждаем его,грудью идя на грудь.

Щёку подставить?Да запросто.Жизнь коротка.Мы не заметим удара,пройдём насквозь.Так же доходят слова до нассквозь века —чистые,словно воздух и солнце,и точные, как мороз:Не убивайте,не грабьте,не ешьте так,словно у вас два тела.Не плачьте зря.Празднуйте жизньи забудьте напрасный страх.Всё, что стремится ввысь, —воспаряет вверх.Всё, что плодит земля, —заберёт земля.

Можно навратьс три коробас три дворца,можно одеться в золото,Богом слыть,но остаётся лишь то,чему нет конца.Что же за всем этим следует?Следует жить.

Монино — Москва2013— 2014

Следует жить

Этими словами завершается поэма. Стихотворный роман о России конца XX – начала XXI века, эпохе, в которую целиком вписалось моё поколение, чьё время понемногу сходит на нет, освобождая дорогу поколению «обнулённых», как его называет автор. Генерации, охотно играющей на буйно заросших диким бурьяном руинах когда-то обширной и великой красной империи в неведомые нам и кажущиеся бесцельными и бессмысленными игры. Автор замечает, что шустрое потомство,

Котом, мурлычущим в ногах,Хвост задирает и смеётся:Ты скоро обратишься в прахИ всё твое ко мне вернётся.

Новое поколение воспринимает мир непосредственно, ему чужда амбивалентность, мир кажется ему привлекательным; ценности самоочевидны, не нуждаются в оговаривании и часто имеют вполне материальное выражение. Потомство считает поколение отцов неврастениками, неудачниками, находящими сложности там, где их и в помине нет. Оно проходит аки по тверди по тем трясинам, безднам и пропастям, которые в свое время казались нам непреодолимыми.

Автор иронично замечает, по всей видимости, адресуя свой упрек новой поросли: Как рассказать тому о целом, кто даже часть не хочет знать. Трёхнулёвым не нужен наш опыт выживания – его умению приспосабливаться и мимикрировать можно только позавидовать. Наиболее ловкие из них ориентированы на формы деятельности, для обозначения которых мы вынуждены зубрить доселе незнакомые нам английские термины, которые

часто и являются единственной сутью этой деятельности.

Герой повествования наивно полагает (и к его положениям

автор настроен весьма иронично) :

Что воплотится в каждом чадеГлава неписаной тетради,Вершина призрачной горы,К которой я стремлюсь добраться,И та, которая за ней,И те, которые за ними —Вершины мыслящих детей.

Как когда-то «восьмидесятникам» представлялся надуманным и странным драматизированный конфликт эпохи классицизма – неразрешимый без трагедийности выбор героя между честью и долгом, так теперь «трёхнулёвым» чужда не только мучительная рефлексия отцов, но и традиция самоиронии, «стёба», эзопова языка времён брежневского «развитого социализма» – типичная питательная среда альтернативной культуры восьмидесятых, выросшей из образчиков позднесоветского самиздата.

Природа «демократических перемен» начала девяностых вызывает у автора новую волну иронии:

Продолжается распадЧтоб из пепла, чтоб из илаВырос новый зоосад.

Видимо, здесь не случайно использовано часто повторяемое Иосифом Бродским словечко «распад». Помните, у веницианского виртуоза:

Еще нас не раз распнутИ скажут потом: распад.

Общая судьба всех поколений – переработавшись, стать гумусом, плодородным слоем, на котором вырастут невиданные диковинные цветы нового, чтобы, в свою очередь, лечь рано или поздно в землю. Это закон жизни.

Автор нашей поэмы, не отступая от традиции, сетует от лица стареющего поколения на время, в котором приходится жить:

Раньше люди ненароком,Попивая горький чай,Говорили о высокомИ о главном невзначай.А теперь важнее нетуТемы чем «твоё – моё»…

Всё это так. Но где прячутся истоки важного для многих стремления представлять себя сверхуспешными и сверхбогатыми? Судя о людях, мы часто исходим из ошибочного предположения, что человек стремится к счастью, хотя множество людей, напротив, хотят быть несчастливыми и пытаются всех вокруг сделать таковыми. В несчастье и неустроенности своей и близких, в болезнях, боли и смерти, в гневе, ненависти и обиде, в невежестве и отсутствии мысли для таких людей затаилась особая прелесть, которая и дает им силу длиться, создаёт видимость жизни. Это кажется странным, нелепым, но это так. И автор, бросив взгляд на их чаянья и страхи, замечает:

Что гадать, у вашей кошки путь мудрей и краше сны.

Цепочка тварь-тварность-творение-творчество-творец часто обрывается, едва начав выстраиваться. Воссоздание, сотворчество Вселенной, осознанное и интенсивное проживание каждого момента своей жизни возможны только, когда разорван круг животного автоматизма. Читаешь книгу, не видя сути, – глаза проскальзывают по строчкам, пальцы листают страницы, но смысл прочитанного не постигается, сюжет не запоминается, мысль витает где-то далеко – этот повседневный автоматизм жизни знаком многим. Но все ли пытаются его преодолеть?

Рассказчик, от лица которого ведется повествование, совершенно неожиданно и для себя, и для читателя в ходе мистической инициации просыпается, получает опыт осмысленной жизни. Его проводником в новый мир, паче всякого чаяния, становится главный герой произведения. Так находит объяснение прозвище «чёрный ангел», которым в первых строках поэмы его награждает автор.

Инициация (а это трудно назвать иначе) повествователя происходит без какой-либо подготовки, предуведомлений, как-то буднично. Речь, судя по тексту, идет именно о гностической традиции и для автора, очевидно трезвомыслящего и далекого от эзотерики, этот опыт остаётся чем-то необъяснённым, до конца не переработанным, неосвоенным.

Впрочем, это обыденное недоумение вновь обращённого: что делать с открывшимся знанием, будто пришедшим из ниоткуда, но тем не менее переживаемым достовернее, убедительнее и предметнее, чем собственное существование? Нам новый опыт автора и рассказчика (в поэме они часто сливаются) именно этим и интересен – немного наивной (а другой и быть не может) попыткой описать словами неизъяснимое.

Понимание (это вернее, чем слово «знание») описывается автором так:

Не вдаваясь в хитрые детали,я скажу лишь, что за пять минутя узнал так много, что едва листо веков в свои кресты вожмут…Не в земной и не в телесной властирассказать о той бескрайней силе,но пытаться буду бесконечнохоть в золе, хоть в слякотной могиле.

Здесь рассказчик только начинает понимать, что и он сам является проводником сокровенного знания, что оно уже растёт в нём и ищет выхода, поскольку внутреннее стремление к всеохватывающей и всеосознающей жизни и есть частица того внутреннего напряжения, витальности, которая составляет движущую силу Вселенной, ведущую её от первозданного хаоса к высшему порядку, к Абсолюту, не только мыслимому, но и, возможно, достигаемому на восхождении по бесконечной лестнице вверх. С этим знанием следует и стоит жить.

Дмитрий Невелёв

Стихотворения

Встреча

Не оборачивайся, не ищи никого за спиной.Это я говорю.Это ты говоришь со мной.

Ты всё правильно слышишь —под строчками твои мысли. Твои слова,как под кожей, под ребрамипульсируют почками,набухая к весне,изгибаются как трава,прорастая сквозь землюлютиками-цветочками.

Если ты здесь задержался, знай —я тебе внемлю.Я и сам много раз находил такие слова,словно лаз в кустах между пышных фраз,между лживых эпитетов.Ты идешь на свой голос, видя то,что я видел прежде.Видя то,что мы видим вместе,спустя лет двести.

Секрет пророка

Какое время ни возьми —всегда кончается эпоха.И оттого живётся плохо,и много суетной возни.

А если нам от звеньев техвремён немного отдалиться,то выясняется, что длитсяцепь одинаковых потех.Она одна – от время оно.Одна за все, одна на всех.

Всегда предчувствие конца,как предначертанность начала,земных пророков удручалолукавой колкостью венца.

Апоэтичное