10
Тяжело дышать в угареможно месяц, можно три.Говорят, соседский пареньудавился на двери.
11
Снова запертые двери.Снова окна не туда.Снова каждому по вере.Снова счастье и беда,как свобода и убийствозаплелись в один узор.Как тут, братец, не витийствуйи не ширь свой кругозор,если ты блюдёшь законыжития для бытия,деревянные иконысловно крышка для тебя.
12
Удивительная штука.Вот, казалось бы, финал.Вроде больше нету друга.Кто-то друга доконал.Здесь пора поставить точку,сделать вывод и мораль.Только суждено листочкуприоткрыть святой Грааль.Не по вымыслу писаки,ни по сказочной игре,а затем, что свищут ракисоловьями на горе,то ли ленинской, а то ливоробьёвой. Свист такой,что бумага поневоле,тянет ручку за рукой,заставляя ум поспешныймедлить словом при письме,преломляя призрак внешнийв образ вечный, близкий мне.
Бертолетова соль
13
Я один остался в полебоя неба и земли.Мы три пуда съели соли —бертолетовой зимы.Мне ж теперь – ещё три пуда,словно заключил пари…Ты куда слинял, паскуда?– Милый мой, ты у меня внутри.
14
В ту тоску, не ведая закона,как заблудший Фауст из огня,я позвал. И старая иконамне кивнула. Не прошло и дня,словно испарились некрологи,позабылись слухи, словно тыне ходил по той чумной дорогеи не пил отравленной воды.Появились новые рассказыо твоей не сказочной судьбе,будто ты посажен за проказыв психбольницу новым КеГеБе.
15
Хором древнегреческих трагедий,родом из студенческих времён,как медведи на велосипеде,выехали несколько имён.И запели вести о героевремени не нашего, не техделовых побудок и отбоев,где умами властвует успех.Чем-то ты их сдуру осчастливил —и решили клетку приоткрыть,выпустить по солнечным извивампогулять и рыбку половить.
16
Встретились. Молчали. Отвечали.Без вопросов. Точно и впопад.И берёзы гривами качали.И молчали тени за плечамиИ боялись посмотреть назад.Пили пиво крепкое со спиртом,в соль земную окуная хлеб.Был одет ты в тело, словно в свитер,как на кол натянут на скелет.
17
Вот в одну из встреч таких, где словоуходило на вторую роль,ты сказал, что там со мной готовыговорить, – и ты уж соизволь…
Зелёное солнце
18
Не вдаваясь в длинные детали,я скажу вам, что за пять минутя узнал так много, что едва листо веков в свои кресты вожмут.То – оно, – похожее на солнцеи на книгу в круглом переплёте,где слова меняются от взгляда,где всё было, есть и будет вечно,где одной рукой подать до ада,а другой – до рая… Бесконечновсё, что появилось. Всё, что будет, —ведомо, и не мешают страсти.Где разбить единое на частиневозможно. Где земля – песчинка.Где вселенных больше, чем иголокхвойных в неосвоенной Сибири.Где пушинка весит больше гири.Где снежинка светит дольше солнца.Говорить об этом – всё равно чтоговорить сто тысяч лет без правапереписки. Тысяч лет без права,хоть на миг прерваться, хоть на словоотклониться влево или вправо.Не в земной и не в телесной властирассказать о той бескрайней силе,но пытаться будудаже после —и в золе, и в слякотной могиле.
19
– Я увидел луч зеленоглазый,в нем живые буквы слой за слоем…– Интересно… у тебя зелёный?Я там вижу красные глаза.Вот и все, что мы тогда сказали.Три страницы света пролисталив сказочном альбоме бытия.Извините за нелепость «я»вылезшего автора в рассказео герое во вторичной фазебезвреме́нья, на петле ремня.
Жизнь возле жизни
20
Что же было дальше,что же дальше,или после, или рядом, возле?Что ни вспомню —сладкий привкус фальши.Этот самый горько-сладкий запах.Жёлтая, моргающая осень…Снова появились люди в шляпах,и упала на бок цифра восемь.Солнце в спицах велотренажёра,рвущего реальность на полоски.Собирали пазлы. Шум мотораи голодных кошек отголоски.Ночь сходила мимо, как на сцене.Так же тихо наступало утро.Никакого смысла нет в системе.Во вселенной звёзды словно пудра,сдунутая женственным гримёром.Люди расползаются по норам.Книги расставляются по полкам.И сквозь взгляд со лба спадает чёлка.Тени от фонарного столбатоньше волоса и многократно дальше.
21
– Помнишь, у прекрасной португальши,что училась с нами курсом старше,был в глазах испуг и глубина,словно бы дотронулась до днаи забыла все слова и нравы.Так она курила только травы.И такой отравы, как она —ни один, не то что ни одна,не пускал по дребезжащей вене.Ты ж торчишь, почувствовав в системеперебой. И взгляда из окнахватит для испуга и покоя.Не запой у нас, мой друг, другое —пробужденье от земного сна.
22
Вслед за осенью, как бы минуя зиму,наступила новая весна.Время выпало. Там ничего не помню.За секунду дней наверно сотнюи полсердца отдал за коня,чтоб дожить до следующего дня.
23
Ты как будто знал. И глазки ту́пил,издавая мелкие смешки.Под глазами чёрные мешки.Банка водки и цыплёнок в супе.Пили до ночи. И тут ты захотелповидать жену. Их было много.
Плотские радости
24
Герой наш в женщинах искални прелесть глазок или тела,ни щедрость ласок, ни себя,а то, что женщина хотелав себе самой изобразить,сыграть, напудрить, приукрасить.Любую мог мой друг уластить,себя позволив соблазнить.Любил ли он? Кого любить?!В нелепом, глупом и дебеломребёнке? Всё равно что мелом,штрихом небрежным по доске,наметить милую мордашкус искринкой хитрой на соскеи сохнуть от неё в тоске.
25
Он был мудрей. И даже в школе,когда замучили прыщи,не дал рукам игривым воли.Сказал себе: «Давай, ищирешенье суетной тревоги».И тут же подвернулись ногииз класса старше, жаркий рот,и он продвинулся вперёдв своей практической науке,что надо делать всё от скукии ни дай Бог наоборот…
26
Бесстрастно теребя за кудрии глядя в мокрые глаза,он был как свежая росана паутинке. Стрекозавокруг себя кружилась в утре,в него как в зеркало смотрясь.И паутины липкой вязь,и паучка весёлый хобот…Он знал, что даже жалкий хоббит,земным наукам обучась,всех аполлонов и сократовв постельной битве втопчет в грязь.«Брезгливость? – глупая уловка,которой прикрывают лень» —так порешил наш полукровкаи женской плоти пелеменьк пятнадцати годам откушал,забыв томленье и прыщи.
27
Ах где они?! Ищи – свищитех страстных бабочек порханья,румянцы, спёртые дыханья,альбомы с тайнами души,прекрасных принцев ожиданья,и ручек нежные дрожаньяпод простыней в ночной тиши…
28
Мне не в чем укорять героя.Зачем болеть и голодать,коль можно яблоко сорватьи съесть, не нахлебавшись горя.Цинично с глупостью играть?Ещё циничней – ей поддаться.Раз дурочки хотят играть,так почему не поиграться?!Они играются всерьёз!Они готовы прыгнуть с крыши!Принц их на остров не увёз,на бал их не умчали мыши…Их жизнь не потому скучна,вульгарна и как ил кромешна,что мудрый принц их свёл с ума.Когда б Офелия безгрешнабыла сама…Она б с ума…И так смешно и безутешновсему назначена цена.Лолита! Тоже мне Лилита…элита женского ума.До Беатриче ль Боттичелли?! —уж лучше посох и сума.
29
Итак, о жёнах.Было их штук шесть,а может быть, и восемь.Все в романтическом гипнозе,в быту и как-то между книг,где оставались промежутки.А чтоб занять их скорбный умнаш друг плодился. Детский шумглушил сомненья и с похмельембыл очень схож. Отцовский нож,что плотницкий, стругал из плотичерты знакомого лица.Они как на автопилотестремились повторить отца.И если первую забавуя понимаю – ласки бабсмягчают каверзный ухабсудьбы. То шустрое потомство —котом, мурлычащим в ногах,хвост задирает и смеётся:«Ты скоро обратишься в прах,и все твоё ко мне вернётся».
Дети безумия