— Получается, что эти бравые чертенята тебя уже не тревожат, зато быстро растущий пацан приводит в замешательство?
— Я этим бравым чертенятам свой «лексус» проспорил! — взвыл Афанасьич.
— Зачем тебе в «дурке» «лексус»? — философски рассудил доктор, — там материальные блага без надобности, там главное — просветление.
— А давай в одну палату попросимся? — просветлел пациент.
— Давай.
Ерька довольно потёр лапки и подмигнул Афанасьичу, гони, мол, ключи от машины. Спирька по-хозяйски пнул скат и побибикал. Неподалёку, по дороге в их подъезд, прошмыгнула щебечущая стайка девушек, вторая, третья, четвёртая.
— А ведь где-то гуляют, аспиды, — позавидовал дядя Ермолай, — креста на них нет.
— Я даже могу назвать точный адрес, — скривился дядя Спиридон.
— Не может быть, — Еря задрал голову, — то-о-очно, наши куролесят. Вот сатрапы, как нам — так гувернёрство, а как самим, так — симоны-гулимоны.
— Что такое симоны-гулимоны? — Вадик оторвался от планшета.
— А в Интернете разве не написано? — смухортил рожицу дядя Ермолай.
— Нет.
— Грош цена тогда твоему Интернету! — взбеленился дядя Спиридон, — вот гадство, опять вечеринку профукали!
— Это они так Диву встречать, готовятся, — подлил масла в огонь Еря, — зашибись. Я бы с удовольствием им помог.
— Чувствуется, времени они зря не теряют, — покачал рожками Спиря, — не то, что мы. И завалить туда раньше полуночи не получится, Переплут строго настрого запретил.
— А мы скажем, что Вадюхе одёжка и обувка стала мала, — осенило гувернёра № 1.
Он посмотрел на ноги Вадима. Парень оказался босым, а два крошечных шлёпанца на левую ногу сиротливо валялись возле урны.
— И давно ты босиком ходишь?! — грозно осведомился дядя Ермолай.
— С обеда.
— Ну, это не долго, — успокоил дядя Спиридон, — а сейчас сколько времени?
— Двадцать часов двадцать минут, — оповестил Афанасьич.
— Выходит, ты весь день босиком провёл?
— Выходит так.
— Ты только Переплуту не говори, а то он с нас семь шкур спустит. Его мёдом не корми, только дай анчуток ремнём отходить.
— Не скажу.
— Короче, так, — распорядился гувернёр № 1, — ты, Вадюха, иди домой и поводи жалом. Если там все рассолодели, маякнёшь нам, мы тут же подоспеем.
— А мы? — заблеяли доктор с пациентом.
Точнее, уже два пациента.
— А вы прыгайте на мопед и дуйте в «дурку», — посоветовал гувернёр № 2, — за просветлением.
2. Гульбарий в пентхаусе
Роскошный пентхаус кипел, бурлил и утопал в пороке. По его покоям текли шампанские реки, росли марихуановые берега и плавали кокаиновые айсберги. Полуголые девицы водили хороводы и разносили в пух и прах мещанский уют, созданный четой Бурмакиных. Переплут с Припекалой чувствовали себя, как два братка, откинувшихся с зоны и откисающих на всю катушку.
— Может, Ивашку разбудим? — предложил Припекала в образе Брэда Питта, — пусть возрадуется, холоп.
— Не заслужил, — отрезал Леонардо ДиКаприо, — только и знает, что мне палки в колёса вставлять. И на Вадика он дурно влияет.
— Забей.
— Ну, ладно, — смягчился Бог пьянства, — Вань, отомри.
Иван открыл глаза.
— Что это было? — Бурмакин встряхнул одурманенной головой, — сон, кошмар?
— Навь. Как тебе девочки?
— Я верен своей законной жене Вере, — напыжился Иван и рявкнул, — а она, почему ещё спит?!
— Я же говорил, не надо будить этого святошу, — буркнул Переплут, — от него один дискомфорт.
— Бормота закончилась! — донеслось из соседней комнаты.
— Ничего себе бормота, — проворчал Бог пьянства, — французское шампанское, по семьсот евро за бутылку, совсем зажрались. Сейчас принесу!
Он заглянул в тёмную кладовую и протянул руку к выключателю, руку кто-то крепко накрепко схватил и дёрнул на себя. Переплут, и оглянуться не успел, как оказался лежащим на полу, а на его горло наступила чья-то нога. Послышался убедительный девичий голос:
— Лежи смирно, насекомое.
— Я, вообще-то, Переплут, Бог пьянства.
— Да ну?
— Просто напомнил.
— А я — Дива, Богиня охоты. Ты не против?
— Конечно, нет. Я к тому, что с нами, с Богами нужно поответственней, мало ли что.
— Ты мне угрожаешь? — процедила Дива, надавливая ногой сильнее.
— Как можно?
— Тогда лежи и не рыпайся, — Богиня охоты включила свет.
Она была упакована в короткое кожаное платье, как ладонь в тесную перчатку. За спиной у неё болтался лук и колчан со стрелами, на боку висел кнут. В комнату заглянул Брэд Питт.
— Леонардо, ну, ты где?
Дива сделала короткую подсечку, и Припекала грохнулся рядом с собратом. Богиня и ему наступила на горло.
— А-а-а, курощуп. Вот так встреча.
— Дива, солнышко, — прохрипел Припекала, пытаясь оторвать голову от пола, — сними божественную ножку с моей выи. Мне бобо.
— Бобо ему, видите ли. Поделом тебе, кобелина.
— Сними ножку, Дивушка. В память о нашей прежней любви сними, ну, пожалуйста.
— Что ты знаешь о любви, забабенник?
— Всё, что нужно и даже немножко больше.
Припекала попытался, перевести разговор на глубоко личное:
— А твой муженёк, Святобор, всё по лесам шастает?
— Угу.
— Всё так же с луком и стрелами?
— Угу.
— Зачем ему оружие? У него же рога нехилые есть, он ими кого хочешь, забодает. Дивушка, а давай, любиться, как раньше? Дев разгоним, а сами в опочивальне уединимся. Дава-а-ай.
— У тебя только одно на уме.
— Нет, правда. Забабахаем ребёночка, а то у Велеса чадо есть, у Переплута есть, у Ивашки есть. Даже и Тимохи, и то будет, правда, от соседа. А у меня нет.
— А воспитывать чадо кто будет?
— Я. Не Святобору же такое ответственное дело поручать. Пусть этот мужлан неотёсанный по чащам да буреломам шастает, лосихам хвосты крутит. А я сына всем премудростям любви обучу, тонкий вкус ему привью, неотразимость…
— Непостоянство, любвеобильность, коварство, — продолжила Богиня охоты, — а если у нас девочка народится?
— Хочешь, сама воспитывай, — сдался Припекала, — я же не против. Ну? Идём в опочивальню?
— Балбес.
— Ну, Дивушка, ну, солнышко.
— Я не какая-нибудь там блудница, и, вообще, я на задании, — вспомнила Богиня охоты, — мне надлежит вернуть вас в Пекло и доставить Велесу бесовское чадо, зачатое в грехе и пороке.
— Где?! — оторопели Боги.
— В грехе и пороке, — неуверенно повторила Дива.
— Ну, вам там, в Ирии мозги-то промыва-а-ают, — поразился Бог любострастия, — надо же, даже каким-то христианским духом потянуло: блудница, грех, порок. Вы что там все с ума, что ли посходили? Мы же языческие Боги, мы же не подвластны никакой пропагандистской трескотне.
— В Ирии уже целый месяц все земные каналы под запретом, — разоткровенничалась Дива, — остался один канал — местный. СПК называется — Самый Праведный Канал.
— Это пропага-а-анда, — хихикнул, заглядывая в кладовую, Ваня, — а я всё слышал. У вас там, стало быть, совсем, как у нас.
— С чего ты взял? — поразилась Дива.
— Раньше Ленин предписывал захватывать банки, телеграфы и мосты, а сейчас все в первую очередь оккупируют телеканалы. У кого СМИ под контролем, тот и царь горы.
Припекала принялся опять заговаривать зубы:
— А помнишь, солнышко лесное, как мы на сене любились?
Глаза Дивы потеплели.
— Святобор тебя на Суде потому и топил.
— Вот паскудник.
Хлопнула входная дверь, послышался басок Вадима и восхищённые женские повизгивания.
— Пап, мне вся одежда стала мала. Пап, ты где?
— Смотри-и-ите, какой красавчик! А как красавчика зову-у-ут?!
— Вадим. Не надо меня трогать.
— Краса-а-авчик, иди сюда!
— А мышцы-то, мышцы! Ты в «Планету фитнеса» ходишь, да?!
— Никуда я не хожу. Девушки, не стаскивайте с меня плащ, под ним ничего нет.
— Это же просто здорово!
— Чур, я первая с ним иду!
— Нет, я!
— Да уберите вы руки, бесстыдницы!
Вадим прорвался сквозь девичий строй и принялся обследовать квартиру. Дива сняла с пояса кнут и предупредила:
— Вадим не их, Вадим мой, и не советую никому мне мешать.
— Да пошла ты…, — Переплут вывернулся из-под ноги Дивы и вскочил.
Богиня Охоты ожгла Бога пьянства окочурным кнутом, и тот окаменел. Она вопросительно посмотрела на Припекалу.
— Дивушка, — кисло улыбнулся Бог любострастия, — ты же меня знаешь, я на амбразуру кидаться не буду.
— Скажи Ивашке, чтобы и он этого не делал. Если у Богов мой кнут вызывает временный паралич, то у простых смертных мгновенную смерть.