— А что нам, голыми и босыми ходить?
— Ты слышала такие слова: аренда, реклама, налоги?!
— Слышала, — кивнула Кобылкина.
— Неужели?!
— Ты их по сто раз на дню повторяешь.
— Видимо, мало повторяю.
— А если будешь чаще повторять?
— Тогда, может быть, мне удастся втемяшить в твою головёнку, что нельзя переводить всю прибыль на дорогие тряпки.
— Почему?
— А-а-а! — взвыл Чемоданов, — я этого не вынесу!
— Почему?
— Потому что гладиолус! — взбеленился Тимофей, ловя себя на глубоко интимной мысли, что ему хочется покусать или даже задушить свою жёнушку.
Кобылкина от нечего делать принялась листать женский журнал. Вскоре она добралась до анкеты для мужей и приступила к допросу:
— Тимон, а ты по натуре победитель или проигравший?
— Я потерпевший.
— Такой графы тут нет, — затормозила Кобылкина.
— Так впиши.
— От руки?
— От ноги.
Лера помолчала, переваривая сказанное мужем, и аккуратно вписала в журнал: «патерпефший».
— Как слышится, так и пишется, — хмыкнул Чемоданов.
Кобылкина виновато шмыгнула носом и исправила «е» на «и», получилось — «патирпефший».
— Вот теперь ништяк, — одобрил супруг, — какой следующий вопрос?
Но Лера уже утеряла интерес к глянцу.
— Не ценишь ты меня, Тимон! А, между прочим, такие, как я, на дороге не валяются!
— Ещё бы, такие, как ты, вдоль неё стоят.
Лера, не оценив сарказма, вышла на улицу проветриться, а Тимоха решил звякнуть Кандаурову.
— Глеб Игоревич? Здравствуйте, я давно хотел вам сказать, что вы поступили со мной бесчестно.
— Да что ты говоришь, Чумоданов? — сыто икнул Кандауров, — и в чём же это выразилось?
— Кобылкина в качестве приданного получила убыточный магазин.
— До вашей, так называемой, хозяйственной деятельности он приносил прибыль в пятьсот процентов, — приукрасил свой свадебный подарок Кандауров.
— Не может быть, — не поверил Чемоданов.
— Торговать, надо уметь.
— Глеб Игоревич, возьмите меня к себе в холдинг, — попросился назад Тимофей, — всё равно магазин на ладан дышит.
— Увы, Чумоданов, я вынужден тебе отказать.
— ?
— У меня новый офис, новые сотрудники, новая любовница, — поделился сокровенным Кандауров, — и старые кадры мне ни к чему. Но ты, клюв не вешай, держи хвост морковкой, и всё со временем наладится.
— Последний вопрос. Скажите, Глеб Игоревич, как вам удалось заработать большие деньги?
— Мой юный друг Чумоданов, большие деньги можно только украсть.
— А заработать?
— А заработать можно только геморрой.
— Логично.
— Как там Лера? Всё также сорит деньгами и доводит окружающих своей тупизной?
— Всё также.
— Не понимаю, как ты мог на ней жениться? У неё же на лбу написано, что она дура набитая.
— Так у неё чёлка, — фыркнул Тимофей.
— И юмор у тебя, Чумоданов, стал какой-то висельный. А ведь ты же её любил, в отличие от меня и оппортуниста Буркакина, — упрекнул Кандауров, — любовь, она же, брат, о-го-го, она же двигает горы и поворачивает реки.
— Любовь ушла, — проскулил Чемоданов, — жена осталась.
Глава 26. Детство Вадима
На часах пробил полдень, когда чета Бурмакиных привела небожителей в свой пентхаус. Припекала и анчутки принялись обследовать родовое гнездо, а Переплут, не без ехидцы, одобрил помпезные апартаменты.
— Я смотрю, вы нехилую халупу на мой миллион прикупили.
— Респект вам и уважуха, Бог бухания, — поблагодарила Вера, — если бы не вы, мы бы так и ютились по съёмным клетушкам.
— Я бы и сам такие хоромы приобрёл, — напыжился Ваня, — с течением времени.
— Тебе столько не прожить, — хмыкнул Бог пьянства.
Иван обиженно засопел и принялся рыться в горе подарков для наследника.
— Вот, Вадик, смотри, это называется азбука, — Бурмакин стал показывать сыну книжку с картинками, — а это буква «А». Понятно?
— Понятно.
Через несколько минут малыш уже умел читать.
— Вот, сына, планшет, — продолжил обучение Иван, — смотри, какие у него есть функции. Понятно?
— Понятно.
Через четверть часа мальчик освоил новый дивайс в совершенстве. Переплут, Припекала и анчутки с интересом наблюдали за обучением крохи и не скупились на комментарии.
— Уйдите все! — заверещала вдруг Вера, — я его грудным молоком кормить буду!
— Я уже взрослый, мама, — потупился Вадик, — мне бы что-нибудь посущественнее.
— Как же так, сыночка? — всплакнула кормящая мать, — я тебя и питала-то всего два раза в жизни.
— Дай ему, маманя, ендову молочка из-под бешеной коровки, да блюдо медвежьих потрохов, — загоготал Припекала.
— Что ты себе позволяешь, кретин?! — в один голос закудахтали Бурмакины.
— Шучу я, шучу, — промямлил Бог любострастия, — вы, что шуток не понимаете?
— Вот, сынка, это жёсткий диск на два терабайта, — не унимался Иван, — в нём вся антология всемирной литературы. Тебе в первую очередь, необходимо питаться духовной пищей. Прочесть нужно всё: от «А» до «Я». Вот так, присоединяешь диск к планшету и читаешь.
— Хорошо, папа, — малыш уткнулся в планшет.
— Вадик, питаясь духовной пищей, смотри, не подавись, — посоветовал Припекала.
— Сынуля, сколько не читай, императором не станешь, — намекнул Переплут, — сам Мао Цзе Дун сказал.
— Утешение для ленивых и умственно отсталых, типа вас, ребята, — отбрил небожителей Бурмакин, — Вадим, учти, я лично займусь твоим воспитанием. На правах отца.
— Отстань от него, он ещё ма-а-аленький, — возразила Вера.
— Он уже большой, — стукнул кулаком по столу Иван.
— Испортите вы мне Вадика, — покачал головой Переплут, — ох, испортите. Садитесь поближе, родственнички, посудачим, побалакаем.
— О чём?! — вскипел Бурмакин, — о том, что он Полубог?! Это противоречит здравому смыслу! В первую очередь, Вадим мой сын! И он будет делать, то, что я скажу!
— Вадим мой сын! — повысила голос Вера, — а вы оба просто мимо проходили!
— Надоели вы мне, зануды, хуже горькой редьки! Убирайтесь в Навь! — рассвирепел Бог пьянства, провёл рукой перед носом зарвавшихся родителей и отправил их в минувшие века.
Бурмакины застыли, зачаровано глядя в стену.
— Бесы, слушай мою команду! — повелел Переплут, — будете первыми учителями Вадика. Если он на вас пожалуется, берегитесь. Такую баню вам устрою, Пекло Ирием покажется. Усекли?
— Усекли, — вытянулись во фрунт анчутки, — не извольте беспокоиться, ваше превосходительство, сделаем всё в наилучшем виде.
— Вот вам переноска с миллионом рублей, встречаемся в полночь, не раньше. А мы с Припекалой к встрече с Дивой подготовимся.
Анчутки, навьючили Вадика сумкой с деньгами и начали строить грандиозные планы.
— Первым делом нужно прибарахлиться, — предложил Еря, — сколько можно без приличного кафтана шастать? Лично мне стыдно голым ходить.
— Мне тоже. Пойдём в бутик? — поинтересовался Спиря.
— Конечно, в бутик. Нам нужно выглядеть соответственно занимаемой должности, а Вадюха так быстро растёт, что ему всё равно.
— Что мы ему возьмём? — Спиря посмотрел на кипу детской одежды, наваленную на диван.
— Шорты и сланцы. Брать ему много барахла не имеет смысла, пацанёнку уже к вечеру будет двадцать пять лет.
— Он же замёрзнет, — возразил Спиридон, — сентябрь на дворе.
— Не перебивай, сам знаю. Мы ему шинель возьмём, на вырост.
— Шинель ему не заготовили.
— Ладно, что-нибудь придумаем, потом. Пихай шлёпки, майки и шорты в переноску, — скомандовал Ермолай.
— Не лезут, может, часть денег выкинуть?
— С ума сошёл?
— Вы долго ещё копаться будете? — проворчал Припекала, выпроваживая за дверь анчуток и Вадика.
В лифте бесы начали стоять на ушах: они скакали по стенам и потолку, дрались, нажимали на все кнопки подряд, пока лифт не застрял. Лишь через полчаса их вызволил злющий с перепою лифтёр. Он, никого не видя в кромешной тьме, начал разоряться:
— Что, ушлёпки, решили, лифт ухайдокать?! Сейчас я вам ухи-то надеру!
Анчутки мигом взобрались на пропойцу и уселись ему на плечи.
— Больной, у вас выраженный синдром выгорания, — нудно-просветительским голосом поставил диагноз Еря, — вам нельзя работать лифтёром, вам надобно лечиться.
— Я бы с вами поспорил, коллега, — возразил Спиря в той же тональности, — у пациента банальная белая горячка, вызванная дешёвыми суррогатами алкоголя.
— Ва-а-а! Ва-а-а! — дурниной завыл лифтёр, чувствуя на своей шее ледяные лапки с коготками.
Он рухнул на колени и пополз к выходу.
— Что вы пьёте, больной? — продолжил допрос Еря, крутя лифтёру левое ухо, — отвечайте, как на духу.