Сиволап довольно потёр лапы.
— Вам тысячу лет без малого в Пекле гореть. А всего-то месяц истёк. Переплут, а, хочешь, я тебе плохую новость сообщу? Эта-то пока хорошая была. Слышишь меня, чурка обугленная? Или у тебя даже ушей не осталось? Через четверть часа твоя полюбовница родит байстрюка, а мы его отнимем и на опыты. А потому что негоже Полубогам по земле шастать, негоже. Изловим его, скрутим и Сварогу пред ясные очи. А уж он твоё отродье не помилует, наверняка на опыты пустит.
Сиволап задумался.
— А ведь ты меня не слышишь, Переплут. А-а-а? Али слышишь? Такую дивную новость пропустишь, пересмешник. Тут уж не веселья будет, нужно тебя этой новостью доконать.
Карачун снова залился смехом, здорово напоминающим собачий лай. Он ткнул лапой в экран на иконку «Обитатели Пекла», нашёл папку «Переплут» и кликнул её. Одна из головешек вылетела из жаровни, упала на пол и обернулась Переплутом. Тот был распарен и багров, словно только что из парилки. Бог Пьянства шумно выдохнул, изогнул левую бровь, и его покрыли белоснежные порты и рубаха.
— Одёжу-то сними, арестант, — хмыкнул Сиволап, — не положена острожникам одёжа.
— Что я, голым что ли, перед тобой стоять буду? — улыбнулся Переплут.
— И постоишь, не растаешь.
— Хрен тебе, собака серая.
— Опять ослушаться норовишь?
— А что ты мне сделаешь? Опять в Пекло загонишь? Мне так и так там гореть. Зачем ты меня, вообще, вызволил?
— Поговорить с тобой хотел.
— Ну, говори.
Сиволап немного помялся и начал:
— Я знаю, ты меня презираешь.
— Да нет, я к к таким, как ты, равнодушен.
— Нет, презира-а-аешь, шкурой чувствую. За вертухая меня держишь.
Переплут отрицательно покачал головой.
— А кем считаешь? Жандармом? Держимордой?
— Да никем я тебя не считаю! Что ты ко мне пристал?! — вспылил Бог пьянства.
— Нет, считаешь, — выдавил из себя Сиволап, — вот, даже разговаривать со мной не хочешь. Все вы, революционеры, такие. Вы, типа, светлые борцы с режимом и горящие сердца, а мы, карачуны — гниль болотная.
— Ты очень удивишься, приятель, — усмехнулся Переплут, — но я не революционер и не бунтовщик. Я анархист и отщепенец, и все ваши расклады мне по барабану. Всякий борец с режимом мечтает сам стать царём горы и карабкается наверх, используя чужие головы вместо ступеней. По пути он много разоряется о диктатуре, сатрапах у власти и тоталитаризме в обществе, но стоит ему забраться на Верховный Трон, как он мгновенно забывает свои якобинские замашки, ест на золотой посуде и калёным железом выжигает крамолу.
— А ты, значится, не такой?
— Тебе же сказали — я деклассированный элемент.
— А ты в курсе, — Сиволап взглянул на монитор, — что через пять минут твоя полюбовница родит Полубога, а мы его отнимем и на опыты. Как тебе новость?
— Долгожданная. А ты в курсе, что мы с тобой в ПУПе одни одинёшеньки?
— И что с того? — не понял Сиволап.
— А вот что, — Переплут обернулся Джейсоном Стехемом, заехал ногой карачуну в ухо и принялся молотить того задорно, технично и чрезвычайно болезненно.
— Не смей меня трогать! — зарычал Сиволап, — я нахожусь при исполнении!
— Давай, жалобу на имя Велеса черкни, — посоветовал Бог пьянства, отправляя карачуна в заслуженный нокаут.
Переплут вновь стал собой, перешагнул через Сиволапа и подошёл к монитору. Он отыскал и кликнул папку с названием «Припекала». Из жаровни выскочила головешка и превратилась в голого Бога любострастия.
— Хорошая была банька, — крякнул распаренный Припекала, облачаясь в белые одежды, — жаль без девочек.
Переплут кликнул на экране ещё раз. Из мангала выпорхнули два уголька и превратились в Ерю и Спирю. Шерсть анчуток была мокрой и засмоктанной, вид они имели жалкий и облезлый.
— Ну, что, бесы, знатно попарились? — хохотнул Припекала, — ещё хотите?
— Не-е-ет, — замотали анчутки головами.
— Короче, — Переплут занёс руку над экраном, — я рву отсюда когти, а вы — как пожелаете. Если откажитесь — один клик, и вы снова в Пекле. Согласитесь — добро пожаловать на волю, но в случае поимки, срока удвоят, хотя бесам, как я понимаю, без разницы. Так как: Пекло или свобода?
— Свобода!!! — в один голос завопили узники совести.
Часть четвёртая
Вадим
Глава 24. Роддом
1. Особенный младенец
Ваня сидел возле кровати Веры и был занят тремя вещами: он постоянно взбивал ей подушку, делал козу младенцу и листал толстенную книгу.
— Что ты там всё читаешь? — поинтересовалась Нежданова.
— Книгу о происхождении человека.
— Хочешь узнать о происхождении человека? — хмыкнула Вера, — бывай чаще в роддоме.
В палату заглянул дежурный акушер-гинеколог.
— Не нравится он мне, — прищурил левый глаз Бурмакин, — больно уж на пса похож.
— Тебе показалось, — успокоила его молодая мать.
— Чувствуешь, как псиной пахнуло? — Ваня прикрыл второй глаз и втянул носом воздух.
— Выдумываешь ты всё, — отмахнулась роженица, — ну тебя.
Бурмакин потискал в кармане шокер и воинственно выпятил нижнюю челюсть. В палату зашла дородная акушерка, уважительно взглянув на крупного младенца.
— Он у меня особенный, — похвасталась Вера.
— Ещё бы, — усмехнулась акушерка, — не писается, не какается и говорить начинает через полчаса после рождения. По-русски, по-английски и по-французски, без акцента и с прононсом.
— Да, он у меня такой, — гордо заявила Вера, любуясь младенцем.
— Справный бутуз, — одобрила акушерка, — давай-кось крепыша, я его в смотровую палату отнесу. А ты, мамаша, покамест, приспни, умаялась, поди, на родах-то. А папашу попрошу в гостевую палату.
— Уже ушёл, — Ваня сделал напоследок козу сыну и убрался в палату для посетителей.
2. Разнос
Сиволап очнулся оттого, что кто-то бесцеремонно тыкал его посохом. Этот кто-то, оказался разъярённым Велесом.
— Опять опростоволосился, долдон! — взбеленился Бог Тёмных Сил, — чёрт с ними с острожниками, но младенец мне нужен живой и здоровый! Сейчас же!
— Ужо младенца-то я настигну, — пообещал карачун, потирая распухшее ухо, — с ним мороки не будет.
— Ужо настигни, а не то, я тебя самого в Пекло упеку.
— Не беспокойтесь, щенок от меня не уйдёт, — щёлкнул сапогами и тут же сморщился Сиволап.
— Хотелось бы верить. Если через четверть часа не доставишь его мне, высылаю Рога с сотоварищи.
— Есть, — карачун заранее скорчил рожу, но молодцевато сдвинул каблуки.
3. Весёлая семейка
Иван штудировал свою книгу, когда перед ним вырос Сиволап.
— Не убивайте меня, дяденька, — взмолился Бурмакин, пытаясь прикрыться толстым томом, — я тут не причём.
— Докладай, холоп, где переплутовское отродье?
— Мне не ве-е-едомо, — заныл Ваня.
— Говори, гадёныш! — Сиволап замахнулся палицей.
— Я скажу, скажу, — Иван рухнул на колени и прикрыл голову руками.
— Кто бы сомневался.
— Он в смотровой палате, восемнадцатая кроватка.
Сиволап, прихрамывая, отправился в смотровую. Через минуту он вернулся, неся мальчика за шкирку. Крошечный Вадик, болтаясь в распашонке, жалобно посмотрел на папаню и заплакал.
— Я же говорил, никакой мороки не будет, — сплюнул Сиволап.
— Нет, будет! — неожиданно для самого себя взвизгнул Бурмакин и вцепился зубами чудищу в лодыжку.
Младенец вывернулся из рубашонки, упал на пол и на четвереньках пополз к двери. Карачун треснул Ване палицей по лбу и рванулся за мальчиком. Вдруг дверь распахнулась, и на пороге возник не кто-нибудь, а Переплут в шкуре Джейсона Стетхема.
— Давно не виделись. Куда это ты собрался, чмо колченогое? — пробурчал Бог пьянства и принялся метелить Сиволапа с присущей ему энергией.
Вадик подполз к Бурмакину, положил свои крошечные ладошки ему на голову, и тот открыл глаза. Затем они, из положения лёжа, стали наслаждаться дракой небожителей. Лидировал, безусловно, Переплут; бедолага Сиволап от его ударов кряхтел, пыхтел и повизгивал. В конце концов, брат два вырубил карачуна ударом ноги в то же ухо, привязал за хвост к спинке койки и подсел к своей новой семейке.
— А ты молодцом, — похвалил Ваню Переплут, — кусаться, стоя на коленях, это сильно. Я бы так не сумел.
Бурмакин надулся, а Бог пьянства, наоборот, придя в хорошее расположение духа, хлопнул его по плечу.
— Кстати, поблагодари Вадика за спасение, если бы не он, тебе кирдык настал.
— Я обиделся, — засопел Ваня.
— На обиженных воду возят. Если бы не Вадик, ты из комы так и не вышел.