Читать интересную книгу Связанный гнев - Павел Александрович Северный

Живая, и во вдовстве грешила с мужиками, но только не с ним. Всякая быль живой бабе не укор, особливо ежели во вдовство обряжена, не в старые годы. Правду говорю?

– Сущую! Вот меня взять! Ведь чего только не плетут обо мне из зависти. А я памятью о покойном муже жизнь коротаю.

– Ну чего ты врешь?

– Ладно! Пусть будет по-вашему! От напраслины молодой женщине не уберечься. О пустяках говорим. Лучше поведайте, от чего радость в очах ваших потухла? Может, карты кинуть?

– Под утро сон плохой видела.

– Господи, да стоит ли из-за этого печалиться? Вот кину карты, и все перед вами раскроется, как на ладони.

– Погоди. Не тараторь. Сына покойного во сне видела. Пришел ко мне в опочивальню и говорит наставительно: «Матушка, внучку никому не дозволяй обижать. За все ее горести ты перед Господом в ответе». Потом эдак окинул меня неласковым взглядом и пальцем погрозил.

Замолчав, Олимпиада Модестовна перекрестилась, а следом ее примеру последовала Ираида Максимовна.

– Вот и подумай, к чему такой сон? Вовсе вещий сон.

– Не иначе. Меня аж озноб окатил. Позвольте карты кинуть.

– А не грешно ли?

– Да какой грех картами тайну сна разгадать. Сейчас карты принесу.

Кружкова ушла в дверь, прикрытую синей бархатной шторой. Олимпиада Модестовна откинула голову к спинке кресла. Скрипнула дверь. Услышала мужской знакомый голос:

– Где ты, лапушка ненаглядная?

В открывшуюся дверь вошел Дымкин, но, увидев в кресле Сучкову, от неожиданной встречи застыл у порога.

– Виноват!

– Не ожидал меня улицезреть, вместо лапушки ненаглядной. Придет сейчас. За картишками вышла.

В горницу вернулась Кружкова, но тоже замерла у двери. Олимпиада Модестовна засмеялась.

– Чего это вы друг дружку пугаетесь?

– Не ожидала седни Осипа Парфеныча.

– А он тут как тут. Привечай гостя.

– Милости прошу, Осип Парфеныч. Присаживайтесь.

– Ты его сама усади. Видишь, от страха, что повстречался со мной, к порогу примерз. Вот что, Ираида Максимовна. Уважь старуху. Оставь меня наедине с ним. Надо поговорить.

– Сделайте одолжение. Тем временем о самоваре распоряжусь.

Кружкова, все еще не оправившаяся от растерянности, снова покинула горницу, неплотно прикрыв за собой дверь. Олимпиада Модестовна оглядывала Дымкина, а он, достав из кармана портсигар, закурил папиросу.

– Поддевка на тебе, видать, новая. Может, на достатки Ираиды Максимовны сторочена?

– Но, ты, того! Не больно! – резко перебил Дымкин.

– Боишься меня. Слова для вразумительной речи позабыл.

– Чего надо? Мириться не стану.

– Кое-что надо от тебя. Все, что скажу, запомни по-ладному. Обо мне лязгай языком, сколько влезет. Мне на это наплевать. Сама виновата, что с тобой позналась. Но держи язык за зубами, когда поведешь речь про Софью Тимофеевну. Имя ее старайся всуе не поминать, а уж коли понадобится помянуть, то только в хорошем смысле. Потому ежели услышу, что порочащее ее с твоих слов…

– Не стращай. Не прощу ей обиды. Осрамила перед людьми. Осмелилась против Дымкина своим поступком восстать. Да я, ежели только захочу, так в грязи вас обеих искупаю и просохнуть не дам. Ты, Модестовна, вовсе сдурела от старости, променяв верного друга на дуру в столичном наряде.

Но Дымкин от взгляда Сучковой осекся на слове. Он видел, как старуха встала на ноги, и попятился к двери.

– А ты трус! Старухи боишься! Повторяю. Сказанное мною запомни. И не дай Господь, чтобы люди от тебя хоть одно плохое слово о Софушке услышали. Стану бить тебя прямо на людях, а то просто, как гниду на гребешке, ногтем раздавлю. Только хрустнешь.

– Да не пугай, старая ведьма. Не дам я тебе с внучкой покоя. Честью на том клянусь.

– Эх, Дымкин. Честь свою ты еще в утробе матери утерял. Ступай отсуда. А то опять, обозлившись на тебя, и эту поддевку порву.

Дымкин, ничего не сказав, а только плюнув в сторону Сучковой, вышел из горницы, хлопнув дверью. Олимпиада Модестовна от волнения начала откашливаться. Походила по горнице, подойдя к двери под синей бархатной шторой, распахнув ее громко, позвала:

– Максимовна!

Кружкова вошла в горницу и, улыбаясь, спросила:

– Побеседовали? Пожалуйте в столовую. А Осип Парфеныч где?

– Ушел. Потому больно ласково с ним беседовала.

– Прямо нежданно зашел седни.

– А к лапушке ненаглядной он волен в любой час наведаться. Пойдем чаевничать, а заодно и карты кинешь…

Глава X

1

На Урале люди знают разные сказы о том, как узнать, где в горной земле золото. Один сказ убеждает, что для этого надо в летнюю пору цветения ржи под вечер, когда тишина перед теменью начнет чесать куделю сумерек, в горных, лесных урочищах крикнуть полным голосом.

– Золото где?

И тогда услужливое эхо, переиначивая голос, не один раз повторит вопрос и, затихая, вздохом отдаленным ответит:

– Вез-де-е!

Сказ этот чаще всего можно услышать от бородатого меднолицего от загара золотоискателя. Если усомнишься в правдивости сказанного, рассказчик не обидится, а, ухмыльнувшись в бороду, покачав головой, выскажет:

– Умником норовишь прикинуться? Не во все потаенное веришь, кое водится за пазухой у народной мудрости?

Помолчав, прищурившись, с хитрецой добавит:

– Вольному воля. Хочешь верь, хочешь не верь. Мне-то все едино. Меня неверием своим в сторонку не спихнешь. А коли не трусоват, ежели леса нашего не боишься, то ступай в лунную полуночь в его непроходность да послушай беседу трухлявых пней про тропки к золотишку. Проверь правду сказа. Может, опосля не станешь, не подумавши ладом, правильного, лесного человека во вруны обряжать…

2

Первую весточку о весне на Южном Урале подают сосульки щелчками капелей. Потом начинают гоняться наперегонки разные по ворчливости суетливые ручьи талой воды, отмывая землю от зимней стужи. Со старческими вздохами будут оседать сугробные наметы, и в туманах дыхания оттаявшей земли покой людских помыслов начнут будоражить любовные экстазы глухарей и косачей…

Уральская весна – пора, когда воздух перенасыщен дурманом цветущих черемух и ландышей, когда покой лесных угодий оживет мелодией птичьих голосов. Всеми голосами природы весна скликает людей на промыслы, одухотворять на них трудовую жизнь. Весной по дорогам и тропам Урала люди приходят на прииски с новой надеждой на отыск золотого счастья, приучив себя к заветной мечте о нем в бессонные зимние ночи.

Приисковый рабочий люд. На уральской земле величают его по-разному: старателями, приискателями, а то просто хитниками[10].

Со всей российской необъятности сходится народ на Урал, оттого и слышатся на промыслах характерные российские говорки и речь разных народностей.

Приходят на Урал мужчины и женщины всех возрастов. Сводит их на его лесные просторы молва о золоте, принятая в разум ухом в той или иной