Рядом со мной Сорокин, который смотрит матч, уперев локти в свои колени. На контрасте с его спокойствием я сама себе кажусь какой-то беспокойной маленькой собачкой, которая крутится и трясется.
Громов уже забил один гол на пятой минуте игры, но во втором тайме счет сравнялся. Осталось не так много, всего три минуты основного времени, но я твердо решила верить в победу до финального свистка. Конечно, счет по факту не так уж важен скауту, который оценивает другие вещи, но знаю, что он важен для команды.
Я в футболке, которую Ваня мне подарил. Хочу, чтобы все знали, что я — Громова. И надеюсь на то, что она принесет удачу.
В очередной раз подрываясь на ноги, я ору:
— Горишь, Ваня! Горишь!!!
Защитник другой команды отстает всего на полшага, но идет вплотную с Ваней. Перестаю дышать и смотрю, как соперник выбрасывает вперед ногу и носком бутсы отправляет мяч за боковую линию. Я успеваю разочарованно застонать, но Громов бежит за ним и тут же вбрасывает в игру. Всего две молниеносные передачи, и Тарас, вылетая вперед ровно под мяч, бьет по воротам. Сетка натягивается, а я, пародируя Роналдо, подпрыгиваю и опускаюсь в его фирменной позе с воплем:
— Си-и-и!
Арина обхватывает меня за талию и поднимает от земли.
Вторит мне:
— Красавчики!
Мы визжим, кажется, громче всех на этом заполненном солнечном стадионе. Радуемся так, как будто это финал чемпионата мира.
Восторг быстро сменяется напряжением, когда мяч снова оказывается в игре. Присесть я даже не пытаюсь. Только сосредоточенно слежу за происходящим и надеюсь, что счет не сравняется. Игра, как на зло, смещается на нашу сторону поля. Такое ощущение, что в моем организме нервничает каждая клетка. Зачарованно смотрю, как Бо отбирает мяч, отдает длинную передачу на Тараса. Но он, не справившись с двумя защитниками, сбрасывает мяч на Ваню. Громов сразу же бьет по воротам. Мяч летит парашютом, чиркает штангу и оказывается в сетке ворот.
— Дубль! — воплю я, вне себя от счастья. — Громов! Я хочу от тебя детей!
Честно говоря, не рассчитывала, что он услышит, но Ваня на поле смеется, обернувшись, и показывает мне сердечко, сложенное из пальцев. Я улыбаюсь и прикладываю ладони к пылающим щекам. Слышу финальный свисток и вторю ему громким визгом.
— Суббота! Ты меня оглушила! — орет рядом со мной Арина.
— Мне пофиг!
Мы с ней снова обнимаемся, и я понимаю, что готова расплакаться. Ваня сегодня играл идеально. Это заметил бы даже слепой.
Я заставляю Сорокина подняться и обнимаю его тоже. Трясу за плечи, заставляя наконец рассмеяться.
— Виталя! Выиграли!
— Вижу, Гель, — посмеиваясь, он поднимает руки над головой и аплодирует команде.
— Ну давай, беги, — говорит мне подруга.
— Куда?
— К Ване, дурында. Теперь тебе можно. Ты же Громова.
— Не хочешь со мной? Поздравить Бо и Тараса?
Арина мнется, и я пользуюсь этой заминкой, утягивая ее за собой. Бежим по проходу между сидений и выходим на поле. Держась за руки, идем к ребятам. Я чувствую, что Абрикосова сильнее вцепляется в мою ладонь, и отрываю ее почти насильно. Подталкиваю к Богдану, стараясь не думать о том, что это похоже на маленькое предательство. Будем считать, что это хитрость во имя любви. Сама я бегу к Ване и запрыгиваю на него, сцепив ноги за его спиной.
Он подхватывает меня под ягодицы и смеется:
— Что там насчет детей, Субботина?
— Я думала, ты не слышал.
— О, поверь, именно это ты прокричала очень громко!
Ваня опускает меня на землю и чмокает в губы. Говорит:
— Геля, я весь мокрый.
— Ничего. Просто пахнешь как мокрая собака, а так окей.
Он щипает меня за бок:
— Мы обнимались, так что теперь ты пахнешь так же.
— И мне это о-о-очень нравится.
Мы снова целуемся, и к нам подходит Ванин отец. С ним рядом мужчина в светлом бомбере.
Вадим Антонович откашливается и говорит с напряжением в каждом звуке, как будто пересиливает себя:
— Вань, на пару минут можно? Мы с Русланом пообщались уже немного, думаю, тебя может заинтересовать его предложение.
Скаут протягивает руку и иронично замечает:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Да, Руслан — это я. Очень приятно, Ваня Громов.
— Взаимно. Давайте поговорим.
— Кстати, — говорит Руслан, — чтобы вы знали, Ваня, я готов был побороться за вас и до беседы с вашим отцом. Обсудим?
— С удовольствием.
Я показываю Ване два сжатых кулачка, и он кивает. Отходит в сторону со скаутом, а я остаюсь с его отцом вдвоем.
Спрашиваю:
— Как вам игра?
— Отличная, — отвечает он со вздохом.
— Вы давно последний раз видели, как он играет?
— Пару лет назад.
— Не жалеете?
— О том, что не приходил на игры? Или о том, что пытался ему помешать? — прищуривается Вадим Антонович.
Я совершенно не смущаюсь. Если он говорит об этом открыто, то и я могу.
Задорно улыбаюсь:
— Нет, о том, что наверняка напели этому Руслану, какой Ваня классный.
Он хмыкает, смотрит на меня сначала молча, потом разводит руки в стороны:
— Время покажет.
— Ваня замечательный. Он еще не раз вас приятно удивит, — говорю запальчиво.
Он пару раз медленно кивает, глядя на своего сына. Потом тихо спрашивает:
— Он злится на меня?
— Конечно. Вы бы тоже злились.
— Есть идеи, как я могу все исправить?
— Вы же старше, — я улыбаюсь, — вы должны понимать, что в одну секунду все не исправить. Но знаете, одна идея все-таки есть.
Вадим Антонович скрещивает руки на груди и пытается сдержать уголки губ, которые ползут вверх:
— Что-то мне подсказывает, что вот об этом я точно пожалею. Ну, рассказывай.
— Как вы относитесь к большим косматым дворнягам? И трехлапым котам?
Эпилог
Ваня
Глядя на то, как «дворники» сметают крупные хлопья снега с лобовухи, я отстраненно думаю о том, что, наверное, впервые в своей жизни так рад межсезонью.
— Ванюш, а мы хотя бы больше сорока едем?
Убираю одну руку с руля, чтобы погладить круглый Гелин животик. Всего на секунду, потому что за дорогой я слежу маниакально внимательно.
Говорю:
— Не волнуйся, Котенок, если что, я оплачу штраф.
— Штраф за самую медленную езду. Про тебя во всех пабликах напишут. «Новость-шок! Футболист сборной Иван Громов нарушает закон».
Она хихикает над своей шуткой и открывает окно.
— С ума сошла? — нажимаю кнопку, чтобы поднять стекло с ее стороны. — Тебя продует.
— Господи, Громов, мне уже не терпится родить, чтобы ты от меня отстал.
— У нас еще четыре недели, придется потерпеть.
— Слышала? — Геля наклоняется к животу. — Четыре недели тотального контроля.
Я смеюсь:
— Да ладно тебе. Я разве настолько невыносим?
— Нет, конечно, я просто прикалываюсь. Потом уедешь на сборы, и я, когда заскучаю, буду с нежностью вспоминать, как ты не давал мне открыть окно и купил ужасно колючую шапку.
— Она с шерстью.
Геля смеется:
— Да я знаю! — и, вздохнув, добавляет, — Скорей бы уже доехать. Аринка там мясо запекла, салатиков наделала.
Я улыбаюсь. Думаю — ну что за чудо, девочка моя любимая. Так мечтательно говорит о еде, что хочется накормить ее всем, что она только захочет. Хорошо, что я подготовился.
Говорю:
— Если откроешь бардачок, то найдешь шоколадку.
— С воздушным рисом?
— Других не держим.
— Ваня, ты лучший муж на свете!
— Да, говори, говори, мне очень нравится.
Геля строит мне умильную рожицу и шуршит упаковкой шоколадки.
Удовлетворенно вздыхает, устраиваясь на сидении поудобнее:
— Ладно, теперь я готова дотерпеть до конца.
Мы спокойно доезжаем до нужного дома, паркуемся, я помогаю Геле выйти из машины. Пока идем к подъезду, она шутит, что хожу я еще медленнее, чем веду машину. Я улыбаюсь, с большим удовольствием позволяю ей подтрунивать над собой.
Наверное, сейчас я чуть лучше понимаю своего отца, потому что двух моих девочек хочется опекать и даже, о ужас, контролировать. И уже начал прикидывать, какие часы с GPS куплю дочери. До этого, правда, еще далеко. Пока моя задача — пережить Гелины роды и не сойти с ума от волнения.