Фол последней надежды
Юля Артеева
Пролог
Я выхожу из автобуса, держась за спинами людей и натянув капюшон толстовки пониже. На улице еще несколько метров иду вместе с толпой, а потом украдкой оборачиваюсь. Сразу ловлю в фокус темную макушку, она движется в другую сторону. Значит, и мне туда. Меняю траекторию и следую за парнем на приличном расстоянии.
Ваня. Ванечка. Мысленно смакую его мягкое имя. Куда же ты идешь?
Шагает уверенно и решительно, но все же чуть припадает на левую ногу. То ли бережет, то ли еще не восстановился. Мое бедное влюбленное сердце колотится гулко и болезненно. Так откровенно я за ним еще никогда не следила. Наверное, это стыдно? То, что я сейчас делаю.
Мы идем безлюдными дворами, откуда тянет неповторимой безысходностью и откровенной хтонью. Я передергиваю плечами, район сильно неблагополучный. Что же тебе тут нужно, Громов?
А когда выныриваю из-за угла ободранной пятиэтажки, наконец понимаю. Стадион. Небольшое, видавшее виды футбольное поле с потасканным искусственным газоном, я даже отсюда вижу, какой он жесткий, и болезненно морщусь. Он что, тренироваться собрался?! Ему же запретили.
Останавливаюсь за каким-то кустом и смотрю, как Ваня проходит мимо охранника, перебрасываясь с ним парой фраз, и идет к невысокому зданию, поправляя лямку рюкзака.
Я нервно обкусываю кожу на указательном пальце. Пытаюсь продышаться, чтобы успокоить пульс. Топчусь под кустом еще минут десять, а потом вижу его синюю форму. На ее фоне Ванины глаза становятся пронзительно-голубого цвета. Я это знаю. По правде говоря, я все о нем знаю. Даже то, что сегодня он наврал своей девушке и уехал в это богом забытое место.
Ваня лениво начинает с беговых упражнений, а я закусываю губу и перевожу взгляд на охранника. Тот, будто чувствуя мой посыл, достает что-то из стола, кажется, пачку сигарет, и выходит из сторожки.
Времени как следует подумать и принять верное решение у меня нет. Я просто делаю, как чувствую. Бегу, как подстреленный заяц. Делаю крюк, заходя с другой стороны, а потом перемахиваю турникет, пока охранник не смотрит. Почти не дыша, беру курс на Громова. Он замечает меня, только когда я, запыхавшись, останавливаюсь за его спиной.
Резко оборачиваясь, Ваня выглядит изумленным:
— Гелик?
От тупого прозвища хочется поморщиться, но я себе этого не позволяю. Складываю руки на груди и спрашиваю:
— Тренируешься?
Он тут же занимает оборонительную позицию:
— А что? Доложишь моем отцу? Или своему?
Игнорирую обидный выпад и говорю, не успев подумать:
— Нет. Я…я могу тебе помочь.
Глава 1
За месяц до
Нетерпеливо ерзаю на стуле, поглядывая на часы. Потом привстаю и в сотый раз поправляю салатницу.
— О, Эндж, так намного лучше! — состроив максимально серьезное лицо, тянет мой брат.
И хоть я всегда ощущаю его как свое собственное сердце, которое волей судьбы разгуливает в чужом теле, все равно протягиваю руку и толкаю его в плечо:
— Остряк!
— Да успокойся ты. Все идеально, Громовы будут в восторге.
— Да мне вообще пофиг, — веду плечом и кончиком пальца вытираю соус с широкого блюда.
Слышу, как брат выразительно фыркает, и снова тянусь к нему, чтобы ущипнуть, но он уворачивается.
Тогда я хмурюсь и сверлю его прямым взглядом:
— Бо, зачем бесишь меня?
— Хотел отвлечь. Получается?
Богдан подходит, крепко обнимает меня и целует в лоб. Я расслабляюсь и доверчиво прижимаюсь щекой к груди брата. Мы сильно похожи, как и положено двойняшкам, но разница в росте у нас приличная. Я вздыхаю и говорю ему в футболку:
— Получается. Папа где?
— Баню пошел проверять.
— Будешь париться?
— А ты? — спрашивает он и как будто имеет в виду не баню.
И я подтверждаю:
— Я уже парюсь, Бо.
— Я заметил.
Снова вздыхаю, и мы расцепляемся. Я смотрю в его глаза, так похожие на мои собственные. Мы двойняшки, мы совсем не идентичные, но так вышло, что похожи очень сильно. Богдан чувствует, что я беспокоюсь, и сам начинает волноваться, у нас так всегда.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Давай, Эндж, веселее. Ты умничка, что все приготовила, уверен, что это безумно вкусно. И это же не первые наши посиделки, они всегда тебя хвалят.
Я киваю. Папа с Громовым старшим знаком с универа, и мы уже сто лет дружим семьями. И примерно столько же я влюблена в Громова младшего. Безнадежно и безответно. Но я точно знаю, что это временно. Хотите верьте, хотите нет, но я выйду за него замуж, надо только правильно разыграть все карты. Этим я и озадачена последние четыре года. Мне просто нужно все спланировать, вот и все. Во-первых, не показывать свою симпатию. Это я знаю, чем меньше девушку мы любим, тем больше нравимся мы ей, и все такое. Это работает и на парней тоже, поэтому со стороны может показаться, что с Ваней мы в контрах.
Но это моя стратегия, и я уверена, что она верная. Бо, конечно, считает иначе, но стоически молчит, он знает, что переубеждать меня бесполезно, так что просто старается поддерживать. Моя вторая половинка, моя любовь, моя душа. Так я думаю, пока он больно не хватает меня за нос.
— Ай! Бо, сдурел?!
— А чего ты залипла? — он смеется. — Отмирай, Эндж, тачка подъехала, пойду ворота открою.
Я снова киваю и критически оглядываю стол. Все действительно идеально. Ну, насколько может быть. Наша дача сильно уступает загородному дому Громовых, но мы сильны в другом, в уюте, так мне нравится думать. По крайней мере они всегда приезжают с удовольствием, своей эмпатичной натурой я каждый раз отмечаю их неподдельные эмоции. Им здесь хорошо, я это точно знаю.
Я вытираю ладони о спортивные штаны и выглядываю из окна, успеваю заметить, как черный мерин заезжает к нам во двор. Ну все, они тут. Впереди целый вечер рядом с Ваней, разве это не счастье?
Замораживаю лицо и медленно выхожу на веранду. Прислонившись к косяку, наблюдаю, как все семейство Громовых покидает свою шикарную тачку. Татьяне Николаевне галантно подает руку мой папа. Она, как всегда, выглядит одетой, что называется, с иголочки. Идеально выглаженный спортивный костюм, гладкий темный хвост, легкие штрихи косметики и какой-то особый сытый лоск. Я ей восхищаюсь.
— Геля, здравствуй, — мягко говорит Татьяна Николаевна, и я наконец отмираю.
— Здравствуйте, — улыбаюсь широко и бойко.
— Как дела?
— Шикарно! — бросаю угрожающий взгляд на брата, который явно веселится. — Как вы доехали?
— Да тут же недалеко, — она обхватывает мое лицо ладонями, — такая красавица стала, просто слов нет. Каждый раз поражаюсь!
Я смущаюсь и против воли кошу взглядом на Ваню. Он поднимается по деревянным ступеням и скидывает кроссовки, не глядя на меня. Ну ничего, Громов, погоди. Ты еще влюбишься.
Татьяна Николаевна касается пальцем моего лба и говорит:
— Не хмурься, Геля, потом придется с косметологом исправлять.
Я улыбаюсь ей, мягко высвобождаюсь из объятий и следую, как намагниченная, за Ваней. Смотрю на его темную макушку и широкие плечи, обтянутые белой футболкой. Наверное, это то, что я вижу чаще всего. Его спину.
— Здороваться не учили, Вано?
— Предъяви моей маме за воспитание, — он с ухмылкой разворачивается ко мне и протягивает ладонь для приветствия, — здорово, Гелик.
Я ехидно улыбаюсь и протягиваю руку в ответ, выворачивая ее так, будто ожидаю поцелуя в кисть.
Глава 2
Он хмыкает, приобнимает меня и чмокает в щеку. Я замираю, окутанная его теплом и запахом. Застигнутая врасплох, едва успеваю мазнуть губами по его подбородку. Каждое наше такое приветствие и прощание я всегда использую на полную катушку, потому что случаются они не так часто. В школе он обычно ограничивается кивком или взмахом ладони. И я никогда не чмокаю воздух рядом с его лицом, как часто это делают девчонки. Всегда жажду прикоснуться к его коже. Маленький контакт, ничтожный, но он мой. Все эти моменты я берегу и складываю в специальную коробочку памяти. Или, вернее сказать, чулан, погреб, огромное подпольное помещение.