– Ты-ы-ы! – прорычал барон. – Все погу-у-убил!
Инконню, бросив меч, шагнул вперед с разведенными руками. Гора шерсти налетела, ребра хрустнули в кровожадных объятьях, кинжалы когтей впились в лопатки. Рыцарь судорожным рывком убрал голову от зубастой пасти, уткнувшись лицом в волосатое плечо. Оборотень взревел торжествующе, раскрывая пасть над рыцарским плечом.
Инконню выхватил мизерикорд, клинок охотно погрузился в стык черепа и хребта. На плечо рыцаря хлынул водопад крови, оборотень, жалко заскулив, разомкнул объятья.
Инконню толчком в грудь отшвырнул его. Зверь на слабеющих ногах пятился, ярость в глазах гасла. Стена огня охотно набросилась на жертву, покрыв тело оборотня золотистым сиянием, – шибануло противной гарью паленого волоса. От падения грузного тела пол вздрогнул.
Рыцарь, нагнулся за мечом. Фрейлина испуганно вскрикнула. За спиной раздался крик боли и ярости, и рыцарь с холодком в груди припал на колено. Острие пики скользнуло по шее, кровь из длинной царапины ожгла кожу.
Инконню вслепую отмахнулся, отскочив к окну, повернулся к противнику: охваченный огнем пикинер вложил в удар предсмертную ярость – наконечник пики лязгнул о широкое лезвие, и плечо рыцаря полыхнуло болью. Пикинер впечатал древко в живот рыцаря. Рыцарь от острой судороги едва не выронил клинок, под ногами появилась пустота, затем хлестнул дребезг стекла, и жар горящей комнаты сменился утренним холодом.
Легко хрустнуло, пахнуло пылью, затем в спину жестко ударило: воз тюфяков тяжело охнул, ось брызнула мелкой щепой, отлетевшие колеса криво закружило по двору.
Инконню забарахтался, отплевываясь, вскочил, слуха коснулись возбужденные вскрики, тревожное ржание. От конюшни бросились слуги, заботливо поддержали:
– Господин, что случилось? Можем помочь?
Инконню запоздало сообразил, что в одежде Эжена, хоть и потрепанной, он выглядит как минимум лордом. Глядя в испуганные лица простолюдинов, сказал твердо:
– Бегите тушить замок! Нужны люди, торопитесь!
Люди послушно забегали по двору.
Юноша вложил меч в ножны, вгляделся со страхом в окно: воздух дрожал от жара, языки пламени вырывались наружу, кратко освещая хмурое утро.
– Леди Хелия! Леди! – заорал он.
В проеме появилось девичье лицо, искаженное испугом. Инконню вытянул руки, запричитал:
– Прыгайте, леди, пожалуйста, скорее! Вы сгорите!
Хелия впервые разлепила губы:
– Может, и к лучшему.
У рыцаря сжалось сердце.
– Прыгайте, я поймаю! – крикнул он, захлебываясь слезами.
В комнате жарко пыхнуло, фрейлину накрыл шар огня. С диким воплем она выпрыгнула из окна. Инконню подхватил ее, ужаснулся ее болезненной невесомости. В гиацинтовых глазах блеснуло живое чувство – страх. Гибель в огне показалась девушке чересчур страшной.
К конюшне пробились сквозь орущую толпу: паника в замке нарастала, колокол бил оглушительно, к серому небу тянулись черные столбы, растекаясь грязной пленкой. Окна донжона блестели огнем, лопнувшие стекла сыпались на людей смертельным градом. Крики боли и ужаса заглушали гул пламени.
Конюхи, спешно выводящие из стойл животных, на странную пару взглянули равнодушно. Сердце Инконню дрогнуло от тоскливого ржания, глаза увлажнились. Белый жеребец беснуется в стойле, призывно ржет.
– Иди сюда! – приказал рыцарь слуге, ворвавшись в конюшню. – Оседлай этого коня и вон того! Шевелись!
Конюх поспешил выполнять поручение, хотя и недоумевал: кто этот господин со страшными ожогами на лице? Инконню, похлопав жеребца по морде, с довольным ворчанием прихватывая торбы с овсом. Хелия прислонилась к воротцам стойла, хрупкие плечи тряслись. На лице читались страх, неуверенность, отчаяние, но у рыцаря немного отлегло от сердца.
«Все наладится, – подумал с остервенением. – Все наладится».
– Держитесь, леди, – ободрил девушку, помогая сесть в седло. – Сноудон нас ждет. Держитесь!
Хелия знакомо вздернула подбородок.
– Вперед, сэр, – молвила тихо.
Жеребец довольно фыркнул под тяжестью хозяина. Медленно пробирались через море испуганных людей. Рыцарь крепко держал повод лошади Хелии окровавленной рукой, второй готовясь выхватить меч, но стражи пробегали мимо, таращась на горящий замок.
Мучительно долго пробирались по запруженным улицам. Инконню стиснул зубы, крутя головой, как сова, отчего в ушах стоял легкий звон. Понурая Хелия смотрела прямо, немигающе.
Наконец миновал и арку ворот, звонкое цоканье по мосту сменилось мягким стуком копыт по раскисшей земле.
Инконню пришпорил жеребца, ветер давил холодной ладонью в лицо, из уголков глаз скатывались бусинки слез, бешено бьющееся сердце металось в грудной клетке, а затылок щекотало неприятное чувство.
– Остановитесь! – послышался слабый голос.
Рыцарь, оглянувшись, увидел, что бледное лицо фрейлины налилось краской гнева.
– Мне больно, – сказала она.
Инконню сглотнул ком.
– Простите, леди, – ответил покаянно.
Хелия посмотрела на него с глубокой печалью. Инконню резко оглянулся назад: черный дым над ненавистным замком превратился в колонну, внутри которой мелькали рыжие сполохи. Из ворот выбегали крошечные люди. Слышались вопли, звон колокола.
Жеребец нетерпеливо топнул копытом, и юноша, спохватившись, пустил его рысью вслед за понурой фрейлиной.
Глава тринадцатая
Инконню с ужасом глядел в рябое зеркало реки. Легкая рябь пригнала жухлую листву, кусочки коры и веточки. Погрузив пальцы в стылую воду, он разогнал мусор. Ожидая, когда вода успокоится, неверяще коснулся щеки, и гадкая шероховатость струпа вызвала дрожь. Вскипели слезы, в горле застрял горький валун.
«Какой ужас! Я – чудовище!»
Рыцарь без остановки гнал лошадей подальше от проклятого замка, где вдосталь оставалось людей, способных сообразить, что пожар как-то связан с парочкой беглецов. Наконец кони захрипели устало.
Молчаливое угасание фрейлины побудило рискнуть: в деревне рыцарь купил теплую одежду, еды и питья, пару ножей. Затем опять скачка по лесам, пока не пришла уверенность, что из этой передряги они выпутались.
Сегодня можно было по-настоящему отдохнуть. Рыцарь среди густого кустарника устроил стоянку, насильно вручил Хелии ломоть хлеба с мясом, с пустыми флягами отправился к воде…
И вот вгляделся в темное отражение, где щеки бугрились коростой, будто наплывы на дереве.
«Прекрасный Незнакомец, как пошутил Ланселот».
Раны на теле ныли, мерзко текла теплая сукровица, рыцарь содрогался от перспективы сгнить заживо. Хваленое здоровье подорвано. Который день голова кружится, накатывает чувство нереальности, будто в дурном сне, настроение препоганое, холодность Хелии терпеть уже нет сил.
«Проклятье! Она смотрит на меня так, будто я виноват во всем случившемся. Почему у нее всегда другие виноваты? Ха, самое смешное, что пожалела об утерянном фиале духов! Неужто разум помутился?»
Рыцарь наполнил фляги, коснувшись на обратном пути щеки, с болезненным удовольствием отколупнул кусок струпа.
«Скорее в Сноудон. Тамошние лекари подлатают».
Не тронув хлеб и мясо, Хелия с грустным видом сидела на подстилке, устремив взор в неведомую даль. Инконню мельком глянул на коней, жующих овес из торб, и занялся огнем.
Ветки затрещали в оранжевой пасти костра, и рыцарь довольно откинулся на спину, потом придвинулся к огню, сладкое тепло омыло больное тело.
Хмурое небо быстро темнело, серую гряду облаков пересекал темный клин птиц, ронявших тоскливые кличи. Рыцарь, отпив воды, посмотрел на нетронутую пищу.
– Леди, поешьте, – попросил он. – Пожалуйста. Наберитесь сил.
– Не хочу, – ответила тихо.
– Еда придаст вам силы. Вам нужны силы.
– Откуда вы знаете, что мне нужно? – спросила Хелия зло, губы сжала в нитку.
– Но я…
– Что вы? Жалеете? Вижу, жалеете, а затем брезгливо кривитесь!
– Леди! – воскликнул рыцарь.
Хелия засмеялась:
– И вам не стыдно называть шлюху леди?