можно было прочесть задушевную мысль его, которая все чаще и чаще появлялась в последнее время. « До каких же глубин падения может упасть человек, – говорила эта мысль. Доколе же еще нам терпеть, Господи?» Впрочем, это выражение немедленно сменилось другим, прямо противоположным, в котором легко можно было прочесть и гордость за свою непохожесть на других, и свою близость к настоящему искусству, о котором мечтал с детства.
– А вот я теперь спрошу, – сказал мастер этого безобразия, прерывая вдруг свой свист. – Давно интересуюсь, есть ли место такому художественному свисту в большом, так сказать, искусстве?
– Трудно сказать, – промямлил отец Иов, с трудом отрывая глаза от земли. – Пока что-то похожее лично мне не встречалось.
– Вот и мне не встречалось, – сказал мастер свиста и запечалился.
В это время перед книжным ларьком остановилось еще одно чудо-юдо.
Оно было в майке, шортах и с роскошными татуировками, наводящими на мысли об Эрмитаже и Лувре.
По лицу же Иова почти мгновенно скользнули, сменяя друг друга, два выражения: первое – осуждение мужика, который довел себя до такого скотского состояния, и второе – осуждение самого себя за то, что он осудил погибающего мужика и не показал ему гавань спасения и путь веры. И то, и другое, впрочем, сразу же уступило место третьему выражению, которое можно было условно перевести на человеческий язык, как «Господи! До чего мне это все облокотилось!»
Точного перевода этого слова нет, но какой бы он ни был, можно быть совершенно уверенным, что Владыкой отец Иов не станет никогда и ни при каких обстоятельствах.
И это радует.
50. Отец Ферапонт
Про отца Ферапонта я знаю только одну историю, которая к тому же не слишком достоверна, хотя, на мой взгляд, вполне безобидна.
История как история. Ничего такого, что могло бы навести на какие-нибудь посторонние мысли.
А рассказывала эта история поначалу о монастырском послушании отца Ферапонта, которое заключалось в том, что по благословению игумена он успешно руководил всей издательской деятельностью монастыря и на своих хрупких плечах волок эту деятельность от начала и до конца, то есть от идеи до ее воплощения, будучи в одном лице и верстальщиком, и корректором, и редактором, а заодно и художником. Вот почему все эти буклеты, карты, открытки, книжечки, краткие жития, молитвословы, туристские проспекты, визитки и еще куча всякой бумажной мелочи вечно валялись в келье отца Ферапонта, встречая всех сюда заходящих, которые с изумлением замечали на каждой из этих мелочей сделанную аршинными буквами надпись: «Главный редактор отец Нектарий
И вот в один прекрасный день, когда отец Ферапонт был как раз занят издательскими делами, телефон в его келье зазвонил. Это был отец Нектарий, которому срочно понадобились какие-то никому не нужные бумажки.
– И поторопись, – напутствовал отца Ферапонта игумен.
– Сейчас найду, – сказал отец Ферапонт. – Где-то я их видел.
И он принялся рыться в лежащих на столе бумагах, держа телефонную трубку прижатой к плечу.
История молчит о том, почему отец Ферапонт забыл, что на другом конце линии его слушает высокое начальство. Скорее всего, он просто устал, удрученный обилием бумаг, нехваткой времени и хронической бессонницей.
– Поторопись, – мрачно передразнил он игумена, перекладывая эти бумажки. – Сам поторопись, мешок кривой… Или ты думаешь, что если ты игумен, так тебе уже все можно, чертов пердун…
Телефонную трубку он по-прежнему держал возле уха.
– Нашел, тоже, мальчика, – продолжал ворчать отец Ферапонт, роясь в бумагах. – Отрастил себе жопу, на сраной козе не подъедешь, и туда же, поторопись… А сам хоть бы что понимал в издательском деле, мешок помоешный… Только орать и может, подстилка вонючая… Тоже, наверное, перед зеркалом стоит и выпендривается. Посмотрите, какой из меня главный редактор получился… Такой, что свое имя с трудом пишет, редактор хренов…
Наконец нужные бумаги были найдены.
– Алло, – сказал отец Ферапонт в трубку, и какая-то ужасная мысль замаячила у него в голове.
– Ты закончил? – спросил на другом конце провода знакомый голос.
– Да вроде, закончил, – осторожно ответил отец Ферапонт.
– Тогда, пожалуйста, ко мне, – сказал знакомый голос и добавил: – И поторопись. А то, неровен час, все мешки помоешные разбегутся.
Если до этого у отца Ферапонта еще были какие-нибудь сомнения насчет случившегося, то теперь они развеялись, словно дым.
Так оно и случилось.
– Знаешь, как я себя смиряю? – спросил отец Нектарий, и лицо его перекосилось, словно кто-то заставил его съесть лимонную дольку. – А так, что если я встречаю кого-нибудь из братии во дворе или в трапезной, то сразу говорю Господу: «Господи, сделай так, чтобы мне не хотелось этого брата слегка придушить, или покалечить, или убить, потому что наверняка у него на сердце есть какая-нибудь гадость: нечистые мысли, или грязные желания, или еще что-нибудь в этом роде…» А ты, наверное, думаешь, что это просто, следить за тридцатью мерзавцами, которые только и думают, чтобы что-нибудь нарушить?.. Да я, – закричал отец Нектарий, нависая над отцом Ферапонтом, – если хочешь знать, поседел через них, и это в мои-то годы, а?.. А теперь, давай-ка, повтори мне, что ты сейчас говорил в телефон, да не пропускай ничего…
– Ну, виноват, – сказал отец Ферапонт, который к тому же был еще умен и сообразителен. – Зачем же повторять-то?.. Тем более что я не про вас говорил.
– А про кого же ты говорил, интересно?
– Есть тут один, – уклончиво сказал отец Ферапонт, надеясь, что чистосердечное раскаяние, возможно, немного облегчит его участь.
Уловка, однако, не помогла.
– Ты ври, да не завирайся, – закричал Нектарий, махая руками перед лицом отца Ферапонта, словно это были крылья ветряной мельницы. – А то я не знаю, кого ты обозвал помоешным мешком и подтиркой… Давай-ка, не задерживай. Пускай Небеса знают, как ты наместника уважаешь.
Нам неизвестно, сколько после этого еще мучил отец Нектарий отца Ферапонта, заставляя его припоминать детали и давать пояснения всему, что тот только что сказал.
Напоследок он произнес:
– Скажи еще спасибо, что я тебя из монастыря не попер, подтирка ты помоешная.
И добавил ласково, почти кротко:
– А еще тысяча поклонов земных. И чтоб без обмана. А то я вас знаю, пердунов поганых.
51. Продолжение великого путешествия
Войдя в полумрак нового кафе, отец Фалафель усадил Сергея за одной из колонн, а сам пошел к своей знакомой официантке, которая уже издали заметила новых гостей и теперь улыбалась полным ртом золотых коронок.
– Валюша, – сказал отец Фалафель, тоже улыбаясь. – Это опять мы.
– Какие люди, и без охраны, – Валюша мелко захихикала, качая белой заколкой в волосах. – Небось, опять праздники пришли справлять?
– Да еще какие!.. Воскресенье… Кстати, и жениха тебе нашел… Вон, видишь?
– Так уж и жениха, – Валюша с интересом разглядывала столик, где сидел Сергей-пасечник. – А может, он такой жених, что нынче тут, а завтра там?
– Он такой жених, что тебе понравится, – сказал отец Фалафель. – Правда, Сергуня?
– Ты еще не выпил, а