Или, скажем, Сантьяго Сьерра, испано-мексиканский художник. Самая знаменитая его работа заключалась в том, что он предлагал испанским проституткам-наркоманкам стоимость одной дозы героина за разрешение вытатуировать у них на спине прямую линию, а затем демонстрировал этих проституток как произведение искусства. Сьерра тоже иногда использовал свои шоу как иллюстрацию к взаимоотношениям искусства, денег и привилегий. Он предложил устроить в венском музее шоу: все музейные работники, женщины и мужчины, должны были обнаженными по пояс выстроиться в очередь за зарплатой; таким образом художник рассчитывал продемонстрировать плавный переход цвета кожи от более светлого у администраторов музея к более темному у охранников.
В 1997 году, получив разрешение устроить инсталляцию, Сьерра поджег галерею; таким образом он пытался выразить свое отрицательное отношение к ее коммерческой ориентации. Во втором по известности шоу (ничто не может превзойти татуированных проституток) он забаррикадировал входы в лондонскую галерею Лиссон металлическими решетками, чтобы не пропустить внутрь приглашенных на открытие выставки. Он сказал, что хочет заставить культурную элиту ощутить себя изгоями.
Множество картин, принадлежащих художественным музеям, хранится в запасниках и никогда не показывается публике — но и не выставляется на продажу. Причины, по которым произведения редко выводятся из музейных фондов и продаются, можно считать еще одной иллюстрацией к сложным отношениям между искусством и деньгами.
Кое-что из запасников иногда видит свет — музеи одалживают картины другим музеям для специализированных выставок, но директора музеев говорят, что половина, если не больше, хранимых произведений никогда не будет показана публике. Некоторые из этих произведений — значимые работы известных художников, которые по идее должны были бы где-нибудь экспонироваться. Вообще, в запасниках лежит очень много работ. По оценке британского Фонда публичных каталогов, в публичных собраниях Великобритании содержится 150 тысяч картин, из которых в любой отдельно взятый момент не выставлено 120 тысяч. В США по той же схеме цифры могут составить 900 тысяч картин всего и 720 тысяч лежит в запасниках.
Зачем хранить работы, которые никто никогда не увидит Может быть, лучше продать? Логика подсказывает, что музею следовало бы сосредоточиться на значительных произведениях по профилю и отказаться от того, что не будет выставляться. Высвободившиеся средства можно было 6ы вложить в новые произведения или в реставрацию уже имеющихся в коллекции.
Один из аргументов против продажи картин из запасников — их «низкая стоимость» (потому что картины, которые не показывались, хуже тех, что находятся в экспозиции). Имея в виду нынешний высокий уровень цен на произведения искусства, это не убедительно, тем более принадлежность музею — неплохой провенанс. Еще один аргумент — то, что проданная таким образом работа будет потеряна для публики. Это не объясняет, почему нельзя продать достойную картину другому музею. В 2006 году Центральный музей Утрехта вывел из своих фондов 1400 работ; в первую очередь они были предложены другим голландским музеям, а непроданные выставлены на «Сотби». Музей утверждал, что, если картина не стоит того, чтобы ее выставить, и не нужна никакому другому музею, не стоит ее и хранить.
Истинная проблема — асимметричность нашего взгляда на ценность произведения искусства и ценность денег. Картина, выведенная из фонда музея и проданная частному лицу, рассматривается как потеря. Публика и пресса оплакивают эту потерю и совершенно не рассматривают пользу, которую могут принести полученные за нее деньги.
Относительно вывода произведений из музейных фондов существует два соглашения. Одно из них изложено в кодексе Ассоциации директоров художественных музеев и состоит в том, что произведения искусства можно продавать только для покупки других произведений искусства. Второе положение — неписаное правило, которое гласит, что деньги от продажи картины можно использовать только на покупку произведений искусства того же периода Это положение ничего не говорит о возможностях рынка, зато избавляет от сомнений, которые могут возникнуть в некоторых ситуациях — скажем, если отдел современного искусства посоветует вам продать Рембрандта, чтобы наорать денег на корову в формальдегиде.
Правило «того же периода» иногда не соблюдается, но для этого необходим решительный директор музея и совет, который его целиком поддерживает. Так. Томас Кренц из Музея Гуггенхайма несколько раз выводил из фондов и продавал серьезные, значимые работы. Самое спорное его решение — продажа в 1990-х годах «Фуги» Кандинского, «Мальчика в голубом пиджаке» Модильяни и «Юбилея» Шагала. Картины были проданы на «Сотби» за 30 миллионов долларов: на эти деньги была приобретена коллекция графа Джузеппе Панса ди Бьюмо — 200 работ американских концептуалистов Дэна Флавина, Дональда Джадда и Ричарда Серра. Эту коллекцию Гуггенхайм собирался отправить во вновь основанный филиал в Бильбао в качестве первого займа от центрального музея. Бильбао от этой чести отказался.
Но если нельзя продать принадлежащие музею избыточные картины, то почему не отдать их кому-нибудь в аренду? Произведения искусства — значительная часть музейного капитала. Ценность этого капитала определяется рыночной ценой картин. При процентной ставке 5% картина стоимостью 2 миллиона долларов, которая хранится в подвале, представляет собой упущенную выгоду (то, что вы могли бы заработать, вложив деньги во что-нибудь другое) и 100 тысяч долларов в год. Эту упущенную прибыль можно превратить в реальный доход в 100 тысяч долларов в год, если сдать картину в аренду другому музею или частному коллекционеру. У любого серьезного музея в запасниках лежат картины на сотни миллионов долларов, а многие новые музеи — особенно иностранные — готовы, пока не создадут собственные коллекции, брать произведения искусства в аренду.
Вообще аренда музейных экспонатов — известная практика; как правило, подобные сделки не афишируются. Одно из немногих исключений — трехлетнее соглашение 2006 года между Лувром и Художественным музеем Атланты (штат Джорджия) о предоставлении 180 картин для серии выставок в обмен на 6,4 миллиона долларов — безумно выгодная для Атланты сделка, позволившая многократно увеличить посещаемость музея и сборы. Еще одно, 2007 года, — согласие Лувра временно предоставить свой бренд и 300 экспонатов новому музею Лувр Абу-Даби; имя предоставляется на 20 лет, произведения — на пять. Абу-Даби заплатил 400 миллионов евро за имя, 25 миллионов евро на текущий ремонт в парижском музее и еще 575 миллионов евро за аренду произведений искусства, несколько специализированных выставок и будущие консультации по поводу новых приобретений. Поразительно: здание музея в Абу-Даби обошлось в 115 миллионов долларов, а бренд Лувра — в 400 миллионов евро. Такова экономика арт-брендинга. Но есть и другая точка зрения. Более философский взгляд на эту сделку высказал Жан-Рене Габори, бывший главный куратор Лувра: «Можно экспортировать Диснейленд, построив множество точно таких же по всему миру, но нельзя скопировать Лувр. Что это, музей или франчайзинговый бренд?»
Очень значительна ценность хранящихся под замком неприкосновенных произведений искусства. Стоимость этих сокровищ — музейная тайна. Уже многие годы контрольные органы США и Великобритании пытаются добиться от музеев, чтобы те указывали в балансе стоимость своих коллекций. Директора музеев отказываются на том основании, что публикация истинной стоимости коллекции даст понять возможным донорам, что музей не нуждается в благотворительной помощи; чтобы приобретать новые произведения, достаточно просто продавать или сдавать в аренду, часть фондов.
И еще один вопрос, также имеющий отношение к проблеме определения ценности искусства. Как музей должен хранить современное искусство? Если пылесос Джеффа Кунса или таблетки Дэмиена Херста со временем потеряют вид или испортятся, может ли коллекционер или куратор пойти в ближайший универмаг и заменить объект, как сделал сам Херст с разлагающейся акулой? Обязан ли коллекционер сообщить о произведенной замене? Что делать куратору с «ТВ-Буддой» (1974) работы художника Пэк Нам Чжуна, корейца по происхождению? Будда в этой инсталляции неотрывно смотрит на экран телевизора, показывающего его собственное изображение. Телевизор устарел, для ремонта необходима электронно-лучевая трубка, которые нигде в мире уже не выпускаются. Можно ли заменить телевизор на плазменный с плоским экраном?
Если значение имеет лишь намерение художника, то стоит ли подвергать произведения искусства риску и перевозить их с места на место? Кураторы выставки 2007 года «Искусство в Америке», организованной Музеем Гуггенхайма в Шанхайском музее современного искусства, показали там, в частности, скульптуру Феликса Гонсалеса-Торреса «Без названия (Общественное мнение)» (1991) с черными лакричными леденцами. Эта скульптура представляла собой 700 фунтов штучных леденцов в целлофановых обертках, сваленных в кучу в углу галереи; предполагалось, что зрители разберут леденцы и съедят их. Вообще, Гонсалес-Торрес всегда использует настоящие лакричные леденцы производства чикагской кондитерской фирмы Peerless. Для шанхайского шоу, однако, Гуггенхайм приобрел леденцы на месте; оригинал скульптуры остался в США.