кого-нибудь из мальчиков ослабнет или порвется маска, инструкции предписывали не останавливаться. Они не могли себе позволить возиться с маской после того, как ее тщательно закрепили. А если какая-то сломается, оставалась только одна-единственная запасная, которая была больше и старее тех, что использовались. Оставалось довольствоваться тем, что есть.
«ЕСЛИ В ЛИЦЕВУЮ МАСКУ ОДНОГО ИЗ МАЛЬЧИКОВ ПОПАДЕТ ВОДА, – ГОВОРИЛ МЭЛЛИНСОН, – ТО ПЛАНА Б НЕТ. ТОЛЬКО ПЛЫТЬ С НИМ КАК МОЖНО БЫСТРЕЕ». Плыть до следующей точки, все время вперед, ни шагу назад, чтобы найти место, где над головой окажется достаточно пространства для вдоха, надеясь, что в легких ребенка осталось достаточно кислорода из баллонов. Это дало бы шанс на отчаянную реанимацию до гибели его мозга или его самого. Доктор Харрис первым добрался до «Девятого зала» с инструкцией в герметичной сумке, которую попросил перевести тайского доктора. Мужчина вручил эту записку «морским котикам» и велел дословно зачитать ее мальчикам. Ему нужна была уверенность, что в пещере все будет под его контролем, поэтому так важно, чтобы «котики» выполнили указания. Доктор Бак переговорил с ребятами, которые, казалось, испытывали облегчение. Наконец они увидели финишную прямую, даже если придется преодолеть ее в бессознательном состоянии. «Морские котики» уселись на вершине насыпи «Девятого зала» и зачитали инструкции. Ребята должны проглотить таблетку, после которой могут почувствовать себя странно. Им нужно спуститься к воде и сесть на колени к доктору Харрису. Он поставит по уколу в каждую ногу. Дети уснут и проснутся уже в больнице.
Харрис много раз вводил кетамин и атропин. И в пещерах бывал уже много раз, даже на угрожающей здоровью глубине. Но он был вынужден признаться себе, что никогда не делал уколов «в углу пещеры истощенным, костлявым и обезвоженным тайским детям». Спокойный внешне, внутри он весь сжимался от страха.
Мальчики выслушали инструкции не моргнув глазом. НЕВЕДЕНИЕ – ЭТО БЛАГОСЛОВЕНИЕ, ПОДУМАЛ ХАРРИС. НО ДЕЛО НЕ ТОЛЬКО В ЭТОМ. МАЛЬЧИКИ ОСОЗНАВАЛИ ОПАСНОСТЬ. Но они родились и выросли в обществе, в котором было принято практически слепое подчинение авторитету, причем это не ограничивается правительством или королем. В храме и монастыре Ват Дой Вао, где тренер Эк и ребята проводили много времени, главные монахи так почитались, что если один из них представал перед мальчиками, они не осмеливались подойти, чтобы передать сообщение или попросить о чем-либо, а подползали на четвереньках.
В общем, дети ощущали нависшую над ними опасность и доверяли этим авторитетным фигурам, которые говорили, что нужно делать, чтобы выбраться. Раз сказали, что план сработает, значит, он сработает.
Глава 18
Несколько уколов кетамина
Мэллинсон вызвался пойти первым: «Я не из тех, кто болтается в хвосте. Я достаточно проворен, так что, естественно, обычно впереди. Ну и в этот раз предложил свою кандидатуру». Он осознавал, что это значит меньше ила в лицо по дороге, но и, весьма вероятно, столкновение с невыявленными проблемами.
Он помог четырем мальчикам облачиться в гидрокостюм, отрегулировать надувные жилеты и подготовил эластичную ленту, чтобы закрепить баллон с кислородом. Обошлись без вежливых формальностей, и если не считать нескольких слабых улыбок, между дайверами и мальчиками не происходило никакого общения, кроме делового. Должно быть, существовала причина, по которой аквалангисты не спросили даже имен, – желание воздвигнуть эмоциональную стену между мрачной задачей, что им предстоит, и настоящими живыми детьми, которые могут умереть у них на руках. В тот день мальчики были просто номерами в неопреновых костюмах.
«Морские котики» подвели первого, Нотэ, до середины насыпи и передали его дайверам, которые спустили одурманенного четырнадцатилетнего подростка к кромке мутной воды. Остальных держали на верхушке холма, где они спали, чтобы никто не испугался, увидев товарищей под действием лекарства, да еще связанных. Ксанакс уже опустил тонкую пелену спокойствия на нервную систему Нотэ; чувствовалось это как легкое опьянение, только без изменения настроения. Британец и австралиец покрепче уперлись ногами в осыпающийся берег, чтобы не уронить переданного им мальчишку. Доктор Харрис стоял по грудь в воде, поставив одну ногу выше по склону, чтобы получилась как будто полка, на которую ребенок мог присесть. Он вонзил по шприцу в каждую ногу.
Затем пришло время для неприятной процедуры, момент, который дайверы предпочли бы спрятать от глаз остальных детей. Как только Нотэ потерял сознание, Харрис и Мэллинсон принялись за работу, обернув пластиковые стяжки вокруг каждого запястья, закрепив их и затем еще дополнительно защелкнув карабином – фактически надели наручники. Ноги тоже стянули вместе. И приступили к той части, за которую волновались все аквалангисты: плотно прижали полнолицевую маску к голове ребенка. Протечка могла означать смерть. Маски были для взрослых, и, несмотря на высокий рост многих мальчиков, после двенадцати дней голодания кожа так натянулась, что казалась стрейч-пленкой на их лицах. Маски были снабжены пятью ремешками: один надо лбом, два над ушами и еще два в том месте, где челюсть соединяется с ухом. Дайверы дергали и тянули их изо всех сил.
«Если бы мальчики были в сознании, ощущения испытали бы в высшей степени неприятные, потому что мы очень крепко все затянули», – сказал Мэллинсон. В следующие тридцать секунд, или около того, первый мальчик перестал дышать. Потом его грудь поднялась, и он вдохнул.
С кислородным баллоном, прочно прикрепленным эластичной лентой на талии мальчика, он был похож на пленного марсианина. НА РУКАХ ДЖЕЙСОНА ЛЕЖАЛА УПАКОВКА ПЛОТИ В ФОРМЕ ЧЕЛОВЕКА – ЧЕЛОВЕКА, СОСТОЯНИЕ КОТОРОГО БЛИЖЕ К КОМЕ, ЧЕМ КО СНУ. Спустившись полностью в канал, доктору Харрису пришлось еще раз проверить запор маски, окунув голову ребенка в воду.
И снова апноэ: у Нотэ остановилось дыхание. Бесконечные тридцать секунд прошли, прежде чем мехи диафрагмы раздули его живот и втянули воздух. Он все еще жив… обнадеживающе всплыли пузыри сбоку маски.
«Груз» теперь был полностью в руках Мэллинсона.
После четверти века спасательных водолазных работ он утверждал, что разучился нервничать, но в этот раз нервничал. Мужчина поправил плавучесть мальчика так, чтобы тот не болтался на поверхности и не шел ко дну, и смотрел, как маленькая черная фигурка исчезает в воде перед ним. Ухватившись за завязки надувного жилета мальчика и сдув собственный компенсатор плавучести, он оттолкнулся и поплыл. Видимость была сносная, и нужды цепляться за ходовой конец не было, достаточно было держать его в поле зрения. Вместо этого второй рукой он тоже взялся за завязки жилета. Команда поддержки приспособила к компенсатору плавучести упряжь, но Мэллинсон не захотел ею воспользоваться: боялся, что она перепутается с ходовиком или зацепится за одно из бесчисленных препятствий в пещере. Первый отрезок пути представлял собой самый длинный одиночный заплыв