Читать интересную книгу Поэты 1880–1890-х годов - Дмитрий Михаловский

233. ПРОМЕТЕЮ

«И дал мне Господь две скрижали каменные… А на них все слова, которые изрек вам Господь на горе из среды огня…»

Второзак<оние>, IX, 10

Я внимаю мучительным стонам твоим,              И с глубокой тоскою в грудиЯ гляжу на громады скалы роковой,              На тяжелые цепи твои…О, Зевес был жестокий, безжалостный бог,              Беспощадный во власти своей!..Но умолкни на миг, жертва мести слепой,              Посмотри на меня, Прометей!Не украл я у бога святого огня,              Не украл: он мне сам его дал,И нести его к людям, в мир рабства и тьмы,              И беречь и хранить завещал!Не украл я у бога святого огня              И не даром его получил:И слезами своими, и кровью своей              Я за этот огонь заплатил.И доныне еще я плачу за него              И слезами, и кровью своей,И не коршун один грудь больную клюет —              Сотни коршунов, тысячи змейВ беззащитное бедное сердце впились,              Рвут кровавые раны мои…О, что значат, в сравнении с мукой моей,              Все страданья, все муки твои?!.

<1885>

234. ДУМА («Вы вновь звучите мне, забытые мотивы»)

Для нас отчизна только там,Где любят нас, где верят нам.

Лермонтов

Вы вновь звучите мне, забытые мотивы, —И дышат сладостной прохладой на меняЗеленые луга и палевые нивы,И, в сени мирные приветливо маня,Кудрявой головой дремучий лес качаетИ грезой тихою мне душу обвевает…

Молчит моя печаль, утихло в сердце горе,Все боли улеглись, душа чиста, светла…А песнь растет, растет, как в час прилива — море,Исполнена надежд, и света, и тепла…И слышатся мне в ней, полны любви и ласки,О счастии былом чарующие сказки…

Вот бедный уголок, где песней соловьинойКатились дни моей исчезнувшей весны…Всё снова предо мной стоит живой картиной,И — мнится мне — среди глубокой тишиныСедая вечность мне кивает головою,И тени прошлого беседуют со мною…

И говорят они про юность золотую,Про веру теплую, и грезы, и мечты,Что волновали ум и душу молодуюПред светлым образом добра и красоты…Я жадно внемлю им душой своей тревожной,И радость для меня вновь кажется возможной…

И вечно бы хотел я слышать эти сказки,Забыв, что больше нет уже тех чудных дней,Когда вокруг меня всё полно было ласки,И смело называл я родиной своейТе горы и поля, где — полный юной силы —Цветами убирал отцовские могилы.

В надежде сладостной, в ликующих порывахНе внемля голосу души моей больной:«Не возвратить вовек тебе тех дней счастливых,Как не поднять кустам, нависшим над рекой,Росинок, что с ветвей украдкою скатилисьИ с мутною волной навек соединились…»

<1885>

235. «Горячих слез бушующее море…»

Горячих слез бушующее море              Кипит и стонет предо мной,              И бой ведет в нем на просторе              Мое отчаянное гореС моей больной, измученной душой…

Стихает бой и снова закипает…              Бойцы ко дну идут — и там              Душа в бессильи замирает,              А горе… горе выплываетИ с хохотом несется по волнам.

<1885>

236. СОНЕТ

(Надпись на портрете)

Перед тобою храм с закрытыми дверями.Суровый ли чернец в безмолвной полумглеНевольно задремал и бледными лучамиИграет блеск лампад на мертвенном челе?

Весталка ль юная, отдавшись буйной властиПроснувшейся души, стоит перед огнем?Полна отчаянья, полна безумной страсти,Молитву ли творит в безмолвии ночном,

Иль шепчет злобные проклятья и укоры?Кто скажет это нам? Железные затворыМолчат, безмолвен храм, ответа не дает…

Так не ищи ж в чертах, без жизни, без движенья,Ни смысла тайных дум, ни скрытого значеньяТого, что в глубине души моей живет.

<1885>

237. НА РОДИНЕ («Я вновь пришел к тебе, родная сторона…»)

Я вновь пришел к тебе, родная сторона;Пришел измученный, с поникшей головою,Но радостью немой душа моя полна,Той тихой радостью, той светлой тишиною,Что веют в полумгле румяных вечеровС обрывов и низин днепровских берегов,Где в светлой глубине души моей впервыеДва звука родились, согласные, родные,              Как два подземные ключа, —И песня первая, свежа и горяча,Зажглась в моих устах, вскипела под перстамиИ брызнула со струн звенящими струями…

О родина моя, недаром же душойСтремился я к тебе… Я помню вечер ясный,Когда лишь в первый раз прощался я с тобой,—Безбрежной пеленой, цветущей и прекрасной,Лежали вкруг меня родимые поля;Широкого Днепра зеркальная струя,Озарена вдали румяною зарею,Звенела под горой, и сетью световою              Ложился отблеск золотойОт легкой зыби вод на скат береговой;Сирень цвела; роса вечерняя сверкала,—Всё миром, тишиной и негою дышало…

То был ли шепот волн, то греза ли была?Я помню — всё во мне мгновенно встрепенулось,И звуки, стройные, как мерный шум крылаОрлицы молодой, — души моей коснулись…

Родимый уголок мне тихо говорил:«Прощай, дитя мое!.. Я много, много силВскормил в твоей груди… Иди без сожаленья,Куда влекут тебя заветные стремленья,—              Бойцом свободы и добра;Живи, борись, люби!.. Когда ж придет пораИ ты, измученный тяжелою борьбою,Поникнешь бедною, усталой головою, —Тогда вернись ко мне…» О родина моя,Прими меня, прими дитя свое больное!Ты много сил дала, — по капле, как змея,Их высосала скорбь и горе роковое.Я за себя страдал, боролся за себя —И устоял в борьбе, страдая и любя,Но горе, новое, неведомое горе,Безбрежное, как мир, бездонное, как море,              Из тысяч стонущих грудейПроникло в грудь мою; в больной душе моейБезумный, страшный крик отчаянья раздался,—И заглушить его напрасно я старался…

Но я вернулся к вам, родимые поля,И божья благодать живительной волноюСтруится в грудь мою… Полна душа мояТой тихой радостью, той светлой тишиною,Что веют в сумраке душистых вечеровСо скатов и низин днепровских берегов…Шуми, шуми же, Днепр, прохладой вод зеркальныхОбвей больную грудь и бурю дум печальных              В уме тоскливом утиши!Зажгись, заря, во мгле измученной души,—И пусть я встану вновь, на бой врагов скликая,Страдая и любя, молясь и проклиная!..

<1885>

238. Иеремиада I, 20, 22 («Уноси мою душу в ту синюю даль…»)

Уноси мою душу в ту синюю даль,Где степь золотая легла на просторе —Широка, как моя роковая печаль,Как мое безысходное горе.

Разбужу я былые надежды мои,И теплую веру, и светлые грезы —И широкой волной по раздольной степиРазолью я горючие слезы.

И по звонким струнам я ударю звучней,И хлынут потоком забытые звуки;Разом выльет душа все созревшие в нейБесконечные, тяжкие муки…

Уноси мою душу в ту чудную даль,Где степь золотая лежит на просторе —Широка, как моя роковая печаль,Как мое безысходное горе!..

<1885>

239. В КАПИЩЕ

Торжественней звучит жрецов унылый хор;Стихает баядер неистовая пляска;Усталым пламенем горит их дикий взор,И гаснет на щеках горячечная краска.

Уж каплет медленней душистая смолаИз вазы бронзовой на уголь раскаленный,И тихо крадется таинственная мглаПо нишам и углам божницы золоченой…

А в нишах по стенам сидит недвижный рядГранитных идолов. Их каменные очиСквозь сумрак на меня загадочно глядят.Мне жутко в этой мгле, мне душно, — но нет мочи

Уйти от взора их: какой-то тайный страхУста мои сковал. Без мысли и без словаГляжу на лица их, померкшие сурово,—Гляжу, и мнится мне — на мертвых их устах

Улыбка жалости и едкого презреньяЗазыблилась слегка, застыла без движенья,И шепот медленный, как мерный шум дождяВ безветрии ночном, души моей коснулся:«…Безумный человек, безумное дитя!..От этих стен, как цепь, далёко протянулся

Столетий ряд: звено последнее лежитНа паперти того сияющего храма,Где ярким пламенем иной алтарь горит,Клубятся облака иного фимиама;

И бог иной царит в могучем храме том,—Не идол каменный, объятый мертвым сном,Без власти и без сил, без ласки, без ответа, —Но вечный и живой, взирающий кругомС улыбкой благостной участья и привета,Бог мира и любви, бог истины и света.

Не правда ль, перед ним и жалок, и смешонВесь этот ветхий мир, весь блеск, и шум, и звон,И наши алтари, и гимны, и куренья?..Но там, у вас, скажи, умолк ли плач и стон?Рассеян ли кошмар бессилья и сомненья?

О, да! Кому ж грустить, кому же плакать там,Где всё, что истинно, правдиво и прекрасно,Так близко разуму, так дорого сердцам,А взорам так светло, отчетливо и ясно?

О, там — не правда ли? — и радости светлей,И нет там ни тоски, ни гнева, ни печали?Скажи, — ведь люди там давно уже познали,Чем сделать жизнь свою и шире, и полней?

Какие ж там должны поля цвести! КакиеДолины зеленеть, сады благоухатьИ песни звонкие, свободные, живыеВ тех рощах и полях рождаться и звучать!

Скажи… Но что с тобой? Зачем в тоске бесплоднойТы голову склонил, вздыхая и грустя?Ты стонешь… Где? Пред кем? Ты, гордый и свободный,Ты слезы льешь… На что? На камень наш холодный?..О, бедный человек! О, бедное дитя!..»

Между 1884 и 1887

240. В УКРАЙНЕ