наконец Анна, не в силах молчать.
Отец, как и раньше Даниэль, отвел взгляд.
– Она уехала. Мы решили расстаться, – ответил он и заспешил: – Вот, я тебе печенье испек. С шоколадной крошкой, как ты любила в детстве. Помнишь, ты всегда просила… Поешь, а то одна кожа да кости, в чем только душа держится?!
Но даже любимое печенье не вызывало аппетита. Что-то было не так, а в груди болезненно тянуло.
* * *
Он отнес своего Короля на утес возле озера и, положив в пещеру, завалил валунами.
Получилась воистину королевская могила. На самой высокой точке во всем королевстве. Внизу – подернутая кисеей тумана вода, позади – темно-зеленый, с проблесками похожей на седину желтизны шелк леса.
В этом месте, где все начинается и все заканчивается, где мир свивается в тугое кольцо, и лежать настоящему королю.
Закончив с погребением, Охотник отер со лба пот и сел на один из камней, закрывающих вход в королевскую гробницу. Королю можно позавидовать – он обрел покой. Тем, кто выжил, придется труднее.
Можно было не смотреть в сторону белого замка, чтобы убедиться в том, что там полным ходом идет празднование. Они победили, и плоды этой победы не заставят себя ждать. У Королевы остался один-единственный враг, и она сделает все, чтобы его уничтожить. Не силой – сил у нее пока недостаточно. Чары и хитрость – вот привычные для нее методы. С каждый днем она будет все крепнуть, получать все большее могущество. С каждым днем все сильнее будет расползаться по королевству ее белая тьма. Белая тьма всегда страшнее черной, потому что вызывает меньше подозрений, а все так же туманит глаза, мешает разглядеть даже очевидные вещи.
– Ты самый отважный и преданный рыцарь, – говорила ему когда-то Королева… Кажется, это было много столетий тому назад. – Почему же ты так печален?
– Благодарю, моя королева, – отвечал тот, кого в те времена еще не называли Охотником. – Разве можно печалиться о чем-то в сиянии вашей доброты и милости?
Она опустила руку на его плечо. Рука ее была легче дыхания ветра и мягче лебединого пуха.
– Скажи мне, если тебе что-то потребуется, и не бойся – твоя королева будет ценить и слушать тебя…
Ее голос был слаще ароматного майского меда, собранного пчелами на лугу, покрытом нежными первоцветами.
– Твой король не ценит тебя, но твоя королева сможет искупить его ошибки… – Ее улыбка была ласковой, как утреннее солнце, и многообещающей, как сладостный сон. – Ты предан мне, о мой славный рыцарь?..
Если бы он только мог на один-единственный миг вернуть то время, он бы пронзил мечом ее черное лживое сердце. Но время – словно река – течет, не поворачивает вспять. Она всегда устремляется вперед, за горизонт, обтачивая самые острые и упрямые камни, разбрасывая бриллиантовые брызги, но не иссякая.
Охотник резко поднялся на ноги. Он должен кое-что сделать до того, как на него самого будет объявлена кровавая охота.
Для начала – забрать Агата. Верный конь застоялся в ожидании хозяина.
Эпилог
Наконец-то в доме не было мачехи, но с ее уходом тишина стала просто звенящей. Не помогала даже громкая музыка.
А вернее всего, дело было вовсе не в мачехе…
Постепенно все произошедшее стало казаться Анне сном. Иногда, просыпаясь среди ночи от кошмара, в котором она бежит по искореженному страшному лесу в поисках выхода и никак не может его найти, девушка в ужасе пыталась сообразить, да были ли те чудесные перемещения? Может, она все же повреждалась рассудком, а в больнице ее слегка привели в порядок?
Ее пока освободили от занятий, отец не давил и не лез в душу. Каждый вечер он заботливо спрашивал дочь, как она себя чувствует, приносил купленное по дороге блюдо, а затем садился перед телевизором и молча смотрел в экран. Анне казалось, что он даже не понимает, что за передачу смотрит, и с одинаковым чувством мог пялиться на футбол, юмористические скетчи, демонстрацию моды или политическое шоу. В доме, в былые дни превращенном стараниями мачехи в чистейшую операционную, скапливалась пыль, раковину загромождала немытая посуда.
– Что с папой, как ты думаешь? – как-то спросила Анна Даниэля.
– Оставь его в покое, – ответил тот слегка раздраженно.
Даниэль, кстати, стал бывать у нее реже. Говорил, что учеба отнимает все его время, однако Анна точно знала, что он что-то пишет. Даже при разговорах с ней он иногда впадал в задумчивость и, нахмурившись, напряженно что-то обдумывал, а когда она ему звонила, частенько бросал: «Я не могу сейчас разговаривать» и отключался.
Как-то вышло, что ни отцу, ни Даниэлю она на самом деле не оказалась нужна. Бродя по дому в длинной растянутой футболке, Анна сама себе напоминала привидение, которому даже пугать-то некого.
Однажды она решила сходить на тренировку, но и тут все словно разладилось.
Может, это не она была привидением, а все вокруг превратились в странные тени? В реальности, как это ни парадоксально, вдруг резко стало недоставать именно реальности. Свежего ветра, от которого горит кожа, и все же его дыхание заставляет тебя жить, чувствовать. Бывает ли обезжиренная жизнь, похожая на суррогатный творог в ноль процентов или диетическую, отвратительную колу лайт?.. Бывает. Именно такой и ощущала ее Анна.
Она уже не считала дни, просто перебирала их, как нитку старых, никому не нужных бус с растрескавшимися бусинами.
Как-то поздним утром, когда отец ушел на работу, Анна посмотрела в окно и увидела, что началась капель. Возможно, это пришла весна, а может, просто временное потепление. Но девушке вдруг захотелось на улицу, на свежий воздух.
Анна даже попыталась привести себя в порядок: припудрила лицо, замазала тональником темные круги, окаймляющие глаза, подкрасила губы и ресницы. Намного лучше не стало, более того, ее лицо превратилось в грустную маску из японского театра кабуки, но это было уже не так важно.
Натянув джинсы, сапоги и теплую куртку, Анна по привычке сунула в карман свой давний талисман – пластиковую фигурку – и вышла из дома.
Воздух пах сыростью, а под ногами хлюпало. Не лучшая погодка, но девушка дышала и никак не могла надышаться. Она шла по улице, прямо по лужам, просто так, без определенной цели, и вдруг почувствовала себя почти что спокойной. Боль отступила, раны затянулись и уже не так саднили.
Город жил в своем будничном ритме, сигналили машины, между которыми сновали бесчисленные скутеры, спешили куда-то прохожие. И Анна