— Я точно знаю! Девчонке девятнадцать — в таком возрасте уже не убережешь! Я узнаю, кто эта скотина, я его жениться заставлю!
— Будем надеяться, что это не Лиодоров, — буркнул Кокшаров.
Одно дело — одевшись скромно, но элегантно, приехать в театр за час до начала спектакля и там уже переодеваться и гримироваться. Совсем другое — концерт, для него нужно одеться дома в самые нарядные туалеты и причесаться наилучшим образом. Узнав новость, дамы закудахтали, стали требовать горячий утюг, горячие щипцы для волос, и все это — в последнюю минуту.
Собравшись наконец, все поехали в Бильдерингсхоф и приплатили орманам за скорость. Там Терскую ждал сюрприз. В дамской гримуборной сидела Танюша в костюме Ореста.
До начала представления оставалось восемь минут.
— Это что еще за новости? — напустилась на нее Терская. — Ты где изволила пропадать?!
— Не трогай девочку! — Эстергази вовремя перехватила руку примадонны. — Явилась — и славно. Тамарочка, срочно переодевайся! Будешь петь куплеты мадмуазель Нитуш.
— Она не успеет съездить за концертным платьем, — вмешалась Полидоро.
— Ничего, пусть поет в обычном, только приплясывает и ножки показывает.
— Боже мой, боже мой! — воскликнула Терская. — Ты немедленно возьмешь извозчика и поедешь на дачу, переоденешься, поставим тебя во второе отделение…
— Я никуда не поеду, — возразила Танюша.
— Это почему еще?
— Не поеду, — упрямо сказала девушка. — А будешь кричать — я вообще в Ригу уеду.
— В Ригу? К кому же это, позволь спросить?
— К кому-нибудь!
Эстергази и Полидоро не дали разгореться скандалу.
Сошлись на том, что Танюша споет романсы, подходящие к ее простенькой юбке и украшенной лишь заложенными складочками блузке. Тонкая талия, черные глаза и пышные косы, по мнению Эстергази, могли успешно заменить парижские туалеты.
Мало приятного — выходить на сцену перед залом, полным нарядной публики, и со скорбным видом объяснять ей: спектакль отменяется из-за болезни артистов, вместо него труппа имеет честь предложить вокальный концерт. Кокшаров успешно справился и даже развеселил слушателей.
Два с половиной часа спустя, когда концерт завершился, он дал себе волю и изругал решительно всех. На него не обиделись — всем все было понятно.
— Иван Данилович, — сказал, когда уже ждали орманов, Лабрюйер. Стрельский в это время караулил, чтобы никто не помешал беседе. — Я хочу пригласить вас на небольшой спектакль. Место действия — гостиная на втором этаже нашей дачи.
— Что вы затеяли?
— Я пригласил инспектора сыскной полиции господина Линдера и агентов — Самойлова и Фирста.
— На что они вам?
— Хочу навести порядок в деле об убийстве фрау Сальтерн.
— Как вы можете это сделать?
— Увидите. Все, чего я прошу, — это полчаса времени. Поверьте, ради этого получаса я сегодня весь день трудился и истратил кучу денег.
— Ну ладно. Поскольку вы сегодня хорошо исполнили свои романсы… — Кокшаров усмехнулся. — Стрельский мне намекнул, что вы служили в полиции.
— Да, служил. Возможно, теперь опять туда вернусь, — ответил Лабрюйер. — Понимаете, это в человеке неистребимо. Это как театр, только еще хуже.
К нему подошла Танюша, ведя за руль велосипед.
— Александр Иванович…
— Что, Тамарочка?
— Александр Иванович, я, кажется, в беду попала.
— Вы про Николева?
— Ах, что такое Николев? Просто гадкий мальчишка! — совершенно забыв, что речь о законном супруге, выпалила Танюша. — Александр Иванович, вы не поверите, но я правду говорю.
— Так что же за правда?
— В меня стреляли.
— Это как?
— Откуда я знаю — как? Может, из ружья, может, из револьвера. Я на дачу боюсь возвращаться!
— Тамарочка, простите, я должен срочно ехать в Майоренхоф, встречать авто из Риги. Давайте вы мне все завтра утром расскажете?
— Но я боюсь ехать на дачу! Я туда не поеду! Мне просто негде ночевать!
— Тамарочка, я поговорю с Алешей…
— Но в меня стреляли!
— Кто мог в вас стрелять?
— Я не знаю! Александр Иванович, придумайте что-нибудь! Я боюсь Терской говорить — она подумает, будто у меня в голове зонтиком помешали… В меня правда стреляли! Это было около восьми утра!
— Кто мог в вас стрелять? У вас же нет врагов. Послушайте, вы мне все расскажете, только не сейчас, а сейчас поезжайте на дачу…
— Я боюсь ехать на дачу! Александр Иванович, за мной гнались до самого ипподрома…
Тут Танюша увидела подходившего Николева, ойкнула, вскочила на велосипед и умчалась.
Лабрюйер рассмеялся.
— Александр Иванович, ну что же это такое? — жалобно спросил Николев. — Жена она мне или не жена?
— Я завтра во всем разберусь, слышите — завтра, — бездумно пообещал Лабрюйер. Его голова была занята более важными вопросами, места для супружеских ссор там уже не оставалось.
Он, взяв с собой Стрельского, помчался на ормане в Майоренхоф, убедился, что все готово, выбежал на Морскую — встречать автомобиль. Этот автомобиль он арендовал на весь вечер, он непременно должен был потребоваться, и потому Лабрюейр не считался с тратами.
Одновременно к дачам подкатили орманы, которые везли артистов, и автомобиль, доставивший троих мужчин. Это был большой синий «Руссо-Балт», смахивавший на старинную карету.
— Господин Кокшаров, госпожа Терская, позвольте представить вам инспектора сыскной полиции господина Линдера, которому передали дело об убийстве фрау фон Сальтерн, — сказал Лабрюйер, старательно подражая холодноватому и отстраненному светскому тону, хотя держать себя в руках ему было уже трудновато — звездный миг близился. С ним господа агенты Самойлов и Фирст, оба на прекрасном счету в полиции. А сейчас приглашаю всех наверх, в гостиную.
— Ах! — сказала Терская. — Как я рада! Вот кто поможет нашей бедной Валентиночке!
Инспектор Линдер оказался молодым человеком, лет двадцати восьми, агенты — его ровесниками. Сразу было видно, что эта троица понимает друг друга с полуслова. В гостиную они вошли первые и заняли места так: Линдер — на стуле у круглого столика, Самойлов — у двери, ведущей на лестницу, Фирст — у двери, ведущей в спальню.
Дамы — Терская, Полидоро и Эстергази — уселись на диване, Стрельский — на другом стуле, Кокшаров выбрал кресло, прочие остались стоять.
— Много времени это не отнимет, — пообещал Лабрюйер. — Господин Николев, в коридоре стоят табуреты. Снимите с них ведра и принесите, пожалуйста… Очень хорошо. Господин Енисеев, господин Славский, садитесь… Господин Водолеев…