обед ходила… Но временной промежуток между этими действиями был большой. Что она так долго делала в его камере, я не знаю… — задумчиво проговорила она.
Лика перешла на крик, обращаясь к первой амазонке:
— А ты где всё это время была?! Мы за что платим вам обеим деньги?! Чтобы на посту стояла только одна воительница?!
— У меня дочь приболела… я ходила её навестить… — пролепетала амазонка в ответ.
— Да чтобы твоя дочь больше никогда не выздоровела! — на эмоциях крикнула Лика, метнула в её лицо ключ и выбежала из темницы.
Она дошла до сквера, где села на лавочку и тихо заплакала.
— Представляете… вот так подвернулся мне в жизни первый ценящий меня мужчина, а мои сёстры его взяли и убили… — обращалась она к бегающим под лавочкой муравьям, — мне ведь теперь жить с этим… А я ведь так старалась перед встречей с ним… А теперь что? Нет, не моя рубаха, моя душа теперь запачкана его кровью… — она опустила руку, позволяя муравью взобраться на неё, — вот скажи мне, малыш, можно ли любить вражеского тебе мужчину? — она покрутила руку, ища бегающего муравья взглядом, — я уверена, если ты любишь мужчину — он тебе уже не враг. Он свой, — муравей пополз вверх по её руке, — а я? Я ему никогда врагом не была… Он меня даже называл по-особому — помощница… — муравей поднялся по руке ещё выше и исчез под её рубахой, — всё-таки настоящие мужчины существуют. Они за тобой хоть на другую часть суши придут… И одного из таких мужчин зовут просто и понятно — Харс…
Она встала и медленно пошла к себе домой, нашёптывая его имя и растерянно глядя под ноги. Оказавшись дома, она впервые легла не в их с Кимой постель, а в постель, где прошлой ночью спала Поля.
— Пусть Кима с Полей спит… — засыпая, пробурчала себе под нос Лика.
Следующие несколько дней прошли для Лики туманно и смутно, чего нельзя было сказать о Киме и Поле. Две девушки кружились вокруг подруги, пытаясь хоть как-то вернуть её к рассудку. Лика передвигалась по дому вяло, медленно, на вопросы отвечала с большими паузами и нехотя, но регулярно переходила на активную агрессию. На улицу почти не выходила, а если и выходила, то сразу направлялась в сквер, где несвязно рассказывала о своей судьбе муравьям, часто выкрикивая отдельные мысли.
Пришедший к ним домой римский врач — а после гибели Ксанфы именно он лечил амазонок, живя в одном из домов на окраине Фемискиры, — сообщил, что на психику Лики повлияла какая-то ситуация, которая выбила её — и Лику, и её психику — из равновесия. Он выписал Лике лечение в виде особой смеси трав, которая, как он заверил Киму, должна была восстановить здоровье её подруги до прежнего состояния.
Киме с большим трудом удавалось заставлять пить эту смесь Лику, так как от еды и питья она отказывалась. Лика даже несколько раз сильно ударила Киму, когда та в очередной раз пыталась залить в её горло лекарство. Пребывающая в шоке от этой ситуации Поля, однако, не бросила подруг, а поддерживала Киму как могла, каждый раз держа руки Лики во время её лечения.
Также она присаживалась к кровати, когда Лика днём лежала на ней, смотря в потолок, и рассказывала безучастной подруге смешные случаи из её жизни, стараясь хоть как-то вызвать этим у неё улыбку. В основном, все её истории были связаны с темами о том, как её брат Сева с самого их детства смеялся над маленькой Полей, когда та ходила по городу и кричала, что она — амазонка и скоро всех здесь завоюет.
Лекарство нужно было принимать три раза в день, но утреннюю порцию Кима Лике никогда не давала, потому что Лика все эти дни спала минимум до обеда, а иногда и вовсе до вечера. В такие дни Лика уходила на всю ночь в сквер, где сидела до самого рассвета, разговаривая с муравьями и птицами, а потом возвращалась домой отсыпаться.
Когда у Кимы и Поли начали опускаться руки, Лике стало лучше. Она начала просыпаться с рассветом и засыпать одновременно с подругами. Она начала есть и пить, что облегчило её лечение, а на третий день улучшения самочувствия впервые сказала подругам на рассвете: «Доброе утро».
Радостная Кима подбежала к её кровати и прокричала:
— Чучи атакуют! Они уже здесь! У нас большие потери!
Лика вскочила с кровати, схватив подушку и держа её как щит:
— Это будет честный бой! Будь на щите или со щитом!
Кима со счастливой улыбкой ударила кулаком по её подушке и накинулась на Лику. Та в ответ звонко рассмеялась и принялась бороться с подругой. Увидев всё это веселье, Поля не захотела оставаться в стороне и с разбега прыгнула к ним. Втроём они покатились по комнате, собирая лбами всю мебель в доме: обе кровати, сундук, стулья, стол…
В таком состоянии их и застал врач, который терпеливо дождался, когда девушки успокоятся, а затем обратился к Лике:
— Я рад, что моё лекарство тебе помогло. Лика, присядь. — Они вчетвером присели на кровати и стулья, и после этого врач задал вопрос, который одинаково интересовал и Киму, и Полю. — Лика, вспомни, какое событие за последнюю неделю вызвало у тебя бурю эмоций или, может, негодование?
Тяжело дышащая, с потрёпанными волосами и шишкой на лбу после дружеской потасовки Лика не сразу поняла, о чём говорил врач, но затем её мышление вернулось в нормальное русло и первое, что появилось перед её глазами — мёртвое тело Харса. Она прикрыла глаза и потрясла головой, пытаясь прогнать это видение, но у неё не выходило. Лишь переведя взгляд на забавную и смеющуюся Киму, которая показывала ей язык, она с теплотой улыбнулась и уверила врача:
— Ничего серьёзного со мной не случилось. Мне… мне просто сон плохой приснился, а я подумала, что это было наяву.
Врач понимающе кивнул головой и спокойно уточнил:
— А что было в этом сне? Можешь рассказать нам его в подробностях?
Лика начала размышлять, какой бы сон придумать и рассказать, но затем просто ушла от ответа: