на территорию римлян. А так, мы сразу поняли, что войны между амазонками и римлянами не будет, — он усмехнулся, — простите, конечно, но куда вашим войскам мериться силой с целыми легионами?
Мирина внимательно следила за его повествованием:
— А почему тогда между тем днём и атакой на Фемискиру прошло целых десять лет?
Харс потускнел:
— Римляне очень долго не выводили основные войска из городов, из-за чего мы в конце концов перестали их ждать, однако оставили своих разведчиков на вашей земле. Вот они-то потихоньку и ликвидировали ваши пограничные отряды, но это было от безделья — никаких приказов от командиров на ваш счёт не поступало. А два месяца назад мы всё же решили напасть на Фемискиру, чтобы перебросить наши войска поближе к римлянам — это дало бы нам много преимуществ.
Ипполита расстроилась. Она отошла в угол тюремной камеры и от отчаяния опустила голову:
— Вот так значит, да… Я теряла своих лучших пограничных амазонок в больших количествах, а, оказывается, их убивали просто от безделья! От безделья! Слышала, Орифия? Твою любимую Гарпу убили от безделья!
Мирина сочувственно обняла царицу и вывела её из камеры. Двигаясь по коридору, царица плакала, чувствуя собственную неспособность к управлению племенем. Оставшаяся в камере Орифия взглянула Харсу в глаза и сжала руки в кулаки:
— Ну что, теперь я с тобой одна поговорю! Это тебе за мою Гарпу! — она ударила мужчину в челюсть, — Это — за талантливую Текмессу! — удар пришёлся в переносицу носа, — Это — за умелого врача Ксанфу! — она ударила тыльной стороной кулака по его затылку, — Это — за сильную и мужественную Профою! — тыльная сторона кулака задела Харсу правое ухо, — За малышку Андромаху! — поваленный на кровать мужчина получил удар в грудь, — За всеми любимую Фалестриду! — Орифия пнула ногой его лицо, — А это — за всех остальных наших амазонок! — она начала пинать его.
Харс от ударов упал с кровати на пол, а разъярённая Орифия продолжала его пинать, пока не лишилась сил. Наконец она выдохнула и вышла из камеры, крикнув мужчине из коридора:
— Завтра я опять зайду!
Лика в темницу к Харсу не шла, а летела. Специально для такого случая она надела свои самые красивые трусики белого цвета; белую рубаху она помыла в морской воде, и сама в ней тщательно помылась. Идти решила в рубахе — она думала, что Харсу будет приятно, когда он снова увидит её в его же одежде. Рубаха обсыхала прямо на ней, сильно облегая её тело и откровенно показывая всем её приподнятую аккуратную грудь и стройную талию. Она так торопилась к нему, что, выходя из своего дома, не стала тратить время на шнуровку сандалий, поэтому пошла босой. Что делать со своими волосами она так и не поняла, поэтому оставила их распущенными, как и привыкла ходить в обычные дни.
Зайдя в темницу и встретив у входа двух сторожевых амазонок, она не проговорила, а пропела:
— Я к Харсу. Дайте ключ от его камеры.
Одна из амазонок протянула ключ и с улыбкой спросила:
— Всё-таки надумала родить ребёнка? А Кима что скажет?
Уже спускающаяся вниз Лика уверенно соврала, крикнув:
— Она знает об этом!
Открывая дверь в камере Харса, Лика удивилась, увидев его лежащим на полу. Она забежала внутрь и наклонилась к его лицу: оно было заплывшим и покрытым засохшей кровью. Затем она разглядела и лужу крови под его телом:
— Харс! Очнись! Харс!
Она начала тормошить его за плечи, вглядываясь в его глаза. То ли он не дышал, то ли Лика, будучи напуганной, не слышала его дыхания.
— Харс!
Она прижалась к нему, держа его голову на своей груди — полностью поднять большого и тяжёлого Харса она бы не смогла.
— Харс! Пожалуйста! Очнись!
Она обхватила его голову и начала гладить. Заметив, как на мужчину упали её слёзы, она поняла, что заплакала.
— Харс!
Она трясущимися руками принялась стягивать с него рубашку, что у неё долго не получалось сделать. Наконец она откинула снятую рубашку в угол камеры и провела рукой по его обнажённой груди, нащупав в зоне солнечного сплетения большой сгусток крови. Она надавила на этот сгусток пальцем и с ужасом почувствовала, как палец провалился внутрь его тела.
Лика раскрыла дверь камеры и, как могла, потащила Харса в коридор, чтобы осмотреть его тело на свету. Когда половина его тела оказалась в коридоре, она всмотрелась в тот сгусток: это был след от меча, который оставил в теле Харса большое отверстие и лишил его жизни.
— Харс… Ха-а-арс…
Лика легла на него, нежно обняв и аккуратно проводя рукой по его щетине.
— Помнишь, ты мне говорил, что хотел бы быть рядом со мной? Сейчас я близка к тебе, как никогда, и всю свою жизнь была готова провести рядом, но ты этого уже никогда не узнаешь…
Она подняла голову и задумалась:
— Кто так мог с тобой поступить? Орифия? Это она тебе за Гарпу отомстила? Да? Или Мирина, которой лишь бы всё сделать наперекор другим? Или Ипполита? Может, Пенфесилия? А что, если это… Алкиппа? Харс, скажи, это Алкиппа забрала тебя у меня? О, Харс!
Она провела пальцем по его мышцам и опять прильнула к нему. Полежав так несколько минут, она встала с него и осмотрела на прощание, пытаясь запомнить каждый сантиметр его тела.
— Ха-а-арс… — отчаянно простонала Лика на прощание и поднялась в сторожевую комнату к амазонкам.
— Кто последним выходил от Харса?! — злая Лика обращалась к двум девушкам, которые с удивлением её осматривали: мокрая рубаха Лики была полностью покрыта кровью, а глаза были воспалёнными и покрасневшими.
— К нему только один раз Ипполита, Орифия и Мирина заходили… — растерянно проговорила одна из амазонок.
Вторая амазонка задумалась:
— Ещё кто-то заходил, но я не знаю кто. Я в это время была в хозяйственной комнате, слышала только, как какая-то девушка крикнула в мою сторону, что ключ от камеры Харса взяла… А как она вышла, я не знаю… Наверное, она ушла, когда я на